Еврейский Мир

Хадсон, чтобы вы знали, это река Гудзон, обтекающая остров Манхэттен с запада; по-русски Гудзон, так и на картах написано, а по-американски Хадсон. Скажете — нет американского языка, есть английский. Это вас в школе так научили? С радостью сообщаю, что учителя ошибались, американский есть! Спросите настоящего, кондового американца, который верит в Б-га и в свое ружье, говорит ли он на каком-либо иностранном языке, и он ответит вам с законной гордостью:

— I speak American!

У нас тут, на Вашингтон Хайтс, на северном берегу Хадсона в Манхэттене, много чего есть помимо американского языка. На Сто восемьдесят первой улице угол Форт Вашингтон авеню есть русский магазин, который так и называется: «Москва на Хадсоне», так что забудьте о Гудзоне. Раз есть магазин, значит, это верный признак, что вокруг живут русские, которые и покупают там соленые опята, любительскую колбасу, черный хлеб, красную икру, копченую скумбрию, томатный сок «Чумак», газету «Комсомольская правда» и прочие дары родной природы. И действительно, на расстоянии десяти кварталов вокруг магазина обнаруживаются наши люди. Количество их достаточно велико для того, чтобы в местных банках банкоматы, наряду с английским и испанским, общались с клиентами и по-русски. То же самое делает и автомат по продаже проездных билетов в метро.

Возле дома, где я живу, в маленьком палисаднике за витой металлической оградой живет семейство бездомных котов: старый толстый серый Папа и двое детей: пестренькая дочка Принцесса и черный сынок Дарки. Живут они тут давно, соседи-человеки их подкармливают. У них и домик есть, большая деревянная собачья будка с поролоновой занавеской на входе.

Выхожу я как-то теплым майским вечером, часов примерно в шесть, покормить Папино семейство. Дело, если вы забыли, происходит все там же, на Вашингтонских Высотах. Выхожу я из подъезда на крыльцо, и первое, что я вижу, как и всегда, это припаркованные вдоль тротуара машины. Раньше на нашей улице можно было даже «Порше» увидеть, но последние года три, с тех пор как юные доминиканцы (не монахи, отнюдь, а иммигранты из Доминиканской Республики) начали время от времени бить окна машин, вдоль улицы стоят только недорогие и неновые машины, тем не менее их хозяевам, конечно же, дорогие. Смотрю я на машины, совершенно невнимательно смотрю, и уже хочу завернуть в палисадник к Папе, и вдруг замечаю: за старым высоким джипом пристроился голый мужик лет примерно сорока – сорока пяти. Высокий, голова маленькая, лицо бритое, не худой, не толстый, тело чистое, без татуировок и шрамов. Я смотрю на него и вижу, что он голый только до пояса, а дальше у него из-под джипа ноги в брюках торчат и между ног на асфальт струйка течет. Мужик заметил меня и засуетился, стал как бы за джип прятаться, но струйку не осушает, видать не может в процессе.

«Ах ты,- думаю,- тварь дрожащая! Этак он и мою машину…» Хватаюсь за карман в полицию позвонить (нет у меня оружия, и слава Б-гу!), а телефон дома забыла. Незадача какая! Побежала на угол мужчин-соседей позвать, чтобы этому мокрохвосту морду хотя бы набили — как на грех, никого нет!

Пока я бегала, негодяй закончил свое дело и пошел вниз по улице, к Хадсону. Я стою, переживаю, что он уходит безнаказанный, и в этот момент подходит соседка Майя, женщина лет пятидесяти.

Майя одета по случаю воскресенья как положено: ситцевое цветастое платье-рубаха, из-под него такие же шаровары, на ногах кожаные чувяки, голова платком обвязана, концы на спину свисают, на шее монисто. Она не сумасшедшая американка, она таджичка из Самарканда, живет в нашем доме. Майя спрашивает, что случилось. Я показываю ей на негодяя, который еще виднеется в конце улицы:

— Видишь вон того, полуголого? — И я описываю только что увиденное. Майя смотрит на объект и восклицает:

— Русский!

— Да нет, почему русский, откуда знаешь? — удивляюсь я.

— Русский, русский, — настаивает Майя. — Я его знаю, он в последнем доме, у реки живет. Пьяница, я его все время тут вижу.

Вот она какая, Москва на Хадсоне. В настоящей Москве такого, конечно же, не бывает, так это я вам американские байки рассказываю, рубрика «Плохие новости из Америки». На сегодня все.

Почти все. Утром следующего дня, на станции метро, спиной прислонясь к потолочной опоре, на платформе, прямо на покрытом пятнами растоптанной жвачки полу сидит парень лет двадцати пяти, рядом с ним лежит рюкзак с притороченной гитарой. Поезд останавливается метрах в пяти от колонны, и парень кричит машинисту:

— Чего это ты так далеко остановился?! Что я, должен тащить мои вещи в такую даль?

Машинист показывает ему средний палец, двери закрываются, и поезд отправляется в путь.

Опубликовал: Нина БОЛЬШАКОВА

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться