Еврейский Мир

Несколько лет в журналах «Литературный европеец» и «Мосты» (Франкфурт-на-Майне) мне встречалось это имя – Виктор Фет. Мне нравились его стихи. Нравились совершенством поэтической формы, но еще и необычностью, непохожестью на стихи его знаменитого однофамильца. Они у него очень мужские, но не есенинские. Оттого и выбрал я в свой заголовок слегка измененную лермонтовскую строку.

А понравились мне эти стихи потому, что много в них мысли, разума, той алгебры, которой пушкинский Сальери, в науке искушенный, дерзнул проверить гармонию. Я тут, извините, на стороне Сальери. И на стороне Виктора Фета. Разница – вот она: если Афанасий Фет в чудесном стихотворении «Первый ландыш» восторгается девственной негой в душистой чистоте цветка, то Виктор Фет, как мне кажется, увидел бы высокую поэзию еще и в биологии цветка, в его физиологии и молекулярной структуре распространяемого им запаха. Прошу прощения за допущенный мною здесь перехлест, но это ради ясности, чтобы сразу высветлить индивидуальность поэта.

Индивидуальность, очевидно, связана с генетикой, и я ею заинтересовался. Его предки происходят из разных местечек Украины, разбросанных в пределах черты еврейской оседлости. Дед в 1905-м бегал в Одессе с револьвером, состоял в еврейской партии «Поалей Цион», потом учился в Париже на врача (там, уехав с Волыни, жила его старшая сестра), в 1914-м приехал в Ровно на каникулы к родителям и вернуться в Париж уже не смог, закончил курс в Киеве. Парижская родственница погибла в Освенциме, другие родственники – в Ровенском гетто…

Виктор Фет родился в 1955-м.

Его родители – инженеры, по распределению закинутые из Одессы в Новосибирск, работали в Академгородке. В 1976 году, по окончании Новосибирского университета молодой биолог уехал в Туркмению, где в течение 11 лет работал в заповедниках, изучая жизнь скорпионов и прочих мелких пустынных обитателей.

Почему он предпочел пустыню большому и культурному городу? Увлекся зоологией? Да, но не только поэтому. Читаю в его автобиографии, опубликованной среди других в сборнике, изданном во Франкфурте-на-Майне в 2004 году: «В возрасте двадцати одного года я покинул Академгородок и географическую Россию, сознательно предпочтя зоологию и пустыни Средней Азии. Многие из моих друзей не понимали этого шага, да я и сам, конечно, не до конца его понимал. Глядя назад, можно считать этот отъезд отчасти «самоссылкой», отчасти недостаточно направленной эмиграцией».

Так, но ссылка и эмиграция не бывают без причины. Тут я возвращаюсь к его предшествующим годам. Мальчика, рано увлекшегося чтением, читавшего уже в четырехлетнем возрасте, еще в школе потянуло к творчеству, к писанию стихов и детективных историй «для развлекания друзей», а также к переводу с английского Киплинга и Лонгфелло. Как видим, школьник был необычный. А уж в университете сочинительство (эта вторая страсть, если первой считать биологию, или первая, что, пожалуй, верней) получило серьезное развитие в разных жанрах, особенно в драматургии, поскольку он создал студенческий театр и предпочитал ставить в нем свои одноактные пьесы в стихах. Одну такую («Гистрионы», о Нероне, в античном стиле, с проникновением в психологию и со зрелым режиссерским пониманием жанра) я прочитал и удивился: написано в 19-летнем возрасте. Да, он прирожденный литератор – поэт, драматург, сочинитель. На этом и погорел. Начались трения с университетским руководством. Поместил в стенгазете «Сказку о премьер-министре и золотом клопе», в парткоме усмотрели намек на Брежнева. Потом вызвали «на ковер» по поводу постановки его пьесы «Страсти по Прокрусту» без цензурной санкции. Спектакль запретили, но студенты самовольно снова его сыграли. Опять вызвали на заседание парткома…

Вот от чего бежал из Ново-сибирска в туркменскую пустыню наш герой. От парткомовцев сбежал к скорпионам, они, оказывается, не так опасны и в каком-то смысле интересней в общении. А я, читая об этом, вспомнил, с каким облегчением сам в 1950-м по окончании института отбыл из родного Минска в заполярную Кандалакшу после того как меня за наивную шалость затаскали по собраниям и инстанциям, обвинив в попытке срыва государственного плана распределения молодых специалистов.

В 1988 году Фет с женой и детьми покинули Туркмению, а следом и СССР. Теперь он преподает генетику («буржуазную лженауку», как у нас там ее называли) студентам Университета Маршалла в штате Западная Вирджиния, занимается своей зоологией, общается с учеными разных стран, объехал в связи с этим полмира. И все время пишет стихи. Известный поэт Петр Вегин (ныне, увы, покойный) в предисловии к одной из книг Виктора Фета написал: «Не знаю, что сказал бы Пушкин, живи он сегодня. Возможно, что вместо известного «Поэзия должна быть глуповата», он сказал бы

«…должна быть умновата», чем явно указал бы на стихи Виктора Фета. Ученый, интеллектуал, Виктор Фет не скрывает этого от читателя, как делали некоторые его коллеги моего поколения. При всем том, что он обладает явной чуткостью к Слову, мне бы хотелось видеть в будущем в стихах Виктора побольше той самой пушкинской «глуповатости»…». А мне как читателю этого бы не хотелось, глуповатости у других поэтов через край, пусть Виктор Фет продолжает писать по-своему, по-умному.

Но что это я? Пишу о поэте и не цитирую. Стихов очень много, и если цитировать целиком хоть некоторые из них, то места не хватит. Ну, надергаю лепестков из разных его стихотворений, разбросанных по разным книгам, и составлю из них венок:

Нам не видна изнанка дней,

а всё написано на ней…

И снова смысла ищем мы

Под вечный ритм зимы и лета

За спектром пушкинского света,

За гранью гоголевской тьмы…

Где продают страну по-царски

И водку пьют наедине…

Космополит безродный…

Безумный Лир, артист народный,

Играл для тех, чья быль мутна…

Начинается новая эра:

Нам, возможно, удастся спасти

Этот мир, где утрачена вера,

Да и разум давно не в чести…

Непрочен разум в этом мире…

Под клёкот огненных валькирий…

Есть в мире точки, где видна

за дней полупрозрачной тканью

отчаянная глубина…

С Моисеевых времен,

С самого Исходу

Помнит писаный закон

Правду и Свободу…

Пока в Египте мы еще рабы,

Но наших слов и искра, и опора

Переживут и числа Пифагора,

И смысла перегонные кубы…

Что толку в нашей молодёжи

С татуировкой на крестце?

Но им и мир достался тоже –

В сибирской язве и свинце –

Из наших рук. Пуста квартира,

И нет у нас другого мира…

А в небе ловят сателлиты

наш человеческий сигнал,

что каждый день выходит в свет.

Чем он вернётся к нам? Зарядом

Тоталитарных ли ракет?

Грядущим атомным ли адом?

Исламской ли призывной битвой

иль муэдзиновой молитвой?

Того не ведает поэт…

В том-то и дело, что он не только поэт. И не только биолог-генетик-зоолог. И не только драматург – жаль, не смогу здесь представить его интереснейшее сочинение «Доллина доля, или Мутантный Мутон», пьесу в стихах, синтез искусства и знания. Вот только кусочек из пролога:

Баранам улучшаем ген,

Хоть не изменит он бараньей доли.

Их гены видим мы насквозь, –

А как все это началось?

Все это началось с овечки Долли.

Виктор Фет еще и утонченный литературовед. Зачитался его комментариями к одному эпизоду из романа Владимира Набокова «Дар». Эта статья сперва вышла на английском в трудах Канзасского университета, посвященных творчеству Набокова, а потом уже на русском. Она поражает глубоким проникновением в научное литературоведение, а наряду с этим раскрывает чрезвычайно интересные исторические и географические изыскания автора, его широкие познания, что у кого, почему и откуда, а по ходу там и Лавр Корнилов, и будущий президент Финляндии Маннергейм, «Двенадцать стульев», Игорь Северянин с Валерием Брюсовым и еще много красок, благодаря которым само литературоведение, порою скучное, становится живописным и впечатляющим. Исток интереса Фета к этой теме – не только литературоведческий, но и профессиональный, то есть Набоков-энтомолог интересовал его не менее, чем Набоков-литератор. Это открывается в первой же фразе его статьи: «Вторая глава набоковского «Дара» навеки дорога всем, чья жизнь и работа связаны с пустынями и горами Азии, в том числе и мне».

Всего мне в этом человеке не охватить, но вдумаемся в суть продолжающегося великого переселения народов. Как пела когда-то Эдита Пьеха, «кто-то теряет, кто-то находит». Россия только теряет…

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться