КГБ играет в шахматы

Помню, как много лет назад зажигал ханукальные свечи у себя дома на Красноказарменной улице, недалеко от Лефортовской тюрьмы и казарм КГБ. Один мой приятель испугался, что свет ханукальной свечи на моем подоконнике могли увидеть в вышеназванных организациях, и спросил: «Зачем тебе это нужно? Ты что, хочешь играть в шахматы с орангутангом?» (Так он называл Комитет государственной безопасности.) Я не знаю, играет ли орангутанг в шахматы, но КГБ, оказывается, в шахматы действительно играл…

Хочу поздравить гроссмейстера Бориса Гулько, чемпиона СССР, США и Олимпийских игр, с выходом в Москве его новой книги, которая так и называется: «КГБ играет в шахматы». Авторы этой книги Борис Гулько, Виктор Корчной, подполковник КГБ В. Попов и

Ю. Фельштинский.

Лев Кацин

Борис Гулько:

— История книги такова: подполковник КГБ оказался в Канаде и предложил Юрию Фельштинскому написать о шахматах и КГБ. Известный историк Фельштинский много лет живет в Бостоне. Наиболее известна его книга о Троцком, изданная на нескольких языках, в том числе в Москве. Другую книгу он написал вместе с бывшим сотрудником КГБ Александром Литвиненко. Вскоре после выхода этой книги Литвиненко был отравлен агентом КГБ в Лондоне.

Юрий рассказал мне об идее книги. Я предложил, чтобы свою часть написал подполковник КГБ, а я напишу свою — на ту же тему. У меня возникла ассоциация с французским фильмом 60-х годов «Супружеская жизнь», где историю о семейной жизни рассказывают муж и жена, и их истории совсем не похожи, хотя рассказывают они об одном и том же.

Герои нашей книги — это шахматный мир, который тогда окружал меня и подполковника КГБ: Карпов, Каспаров, Корчной, Спасский…

Наша жизнь полна парадоксов: книгу, которая вышла в Москве, написали я и человек, который за мной следил. То есть дичь и охотник рассказывают об охоте.

Как-то летним воскресным днем 1985 года к нам домой неожиданно заявился заместитель председателя Спорткомитета СССР Гаврилин, и с ним — вполне «гэбэшный» человек, который всю беседу молчал. Беседа закончилась тем, что я и моя жена оказались под домашним арестом. Гаврилин на меня произвел впечатление человека довольно интеллигентного, он до этого был редактором газеты «Красная звезда». И когда они ушли, я сказал жене, что Гаврилин производит на меня приятное впечатление, а второй — кондовый гэбэшник. В воспоминаниях Попова, моего соавтора, эта история вдруг возникает. Он пишет, что стал слушать, о чем я говорю после их ухода, что я обозвал его «кондовым гэбэшником». Оказывается, все семь лет, пока мы жили в этой квартире в Строгино, каждый наш звук записывался. В соседнем доме находилась бригада вооруженных кагэбэшников, прослушивавших каждое наше слово.

Лев Кацин:

— Однажды сотрудник ЖЭКа рассказал мне, что в нашем доме жил отказник и у него установили прослушивающее устройство. Освободили квартиру над ним и сквозь пол провели микрофоны. Некоторое время спустя я обнаружил, что квартира над нами опустела, затем в ней поселился здоровенный парень. Тогда я понял: моя квартира прослушивается. Мы выходили на лестничную площадку поговорить, но потом обнаружили, что, как только выходим, выходит и он. Единственное место, где можно было общаться, — это ванная комната — шептались под шум воды.

— Когда мы хотели о чем-то поговорить, брали листок бумаги, писали на нем, а потом я его рвал и спускал в туалет. Хотя было подозрение, что они изучали и содержимое канализации. Трудно прожить семь лет, зная, что за тобой наблюдают.

— Оказавшись на свободе — в Израиле, я вдруг ощутил, что у стен нет ушей.

— Да, это было замечательное чувство! Я кожей ощущал свободу. Помню, играл турнир в Лос-Анджелесе (American Open). Сыграл две партии, и у меня разболелся зуб. Целую ночь не спал, а на следующий день я должен был играть. После сыгранной партии знакомые повезли меня к врачу, и мне удалили зуб. Вторую партию играл с полным крови ртом. И я подумал: пропало ли у меня в тот момент чувство свободы? Нет, не пропало!

— Царь Давид писал в Псалмах о том, что евреи будут возвращаться из изгнания «как во сне», тогда наполнится наш рот радостью…

— Это чувство я ощущал года полтора. А потом стал привыкать. Если рыбу, живущую на большой глубине, резко вытащить наверх, она взрывается. Но вот, слава Б-гу, я не взорвался, будучи «вытащенным» на свободу. Я привык!…

— Какова роль Корчного в этой книге?

— Корчной написал послесловие о том, как он видит проблему «шахматистов и власти», поскольку ему есть что сказать. О своих отношениях с КГБ он написал довольно много. У него есть книга о его матче с Карповым, в котором, в принципе, были три участника. Мы говорим, что в рождении ребенка участвуют три «силы» — отец, мать и Всевышний. А в шахматном матче — два противника и КГБ. Вспомните его знаменитый матч в Багио, следующий матч, который он проиграл Карпову, — в Мирано… Там, как я понимаю, участие КГБ было еще большим. Любопытно, что в советских газетах не упоминалось имени невозвращенца Корчного, его называли просто «претендентом». Если же Карпов проигрывал, что случалось, в ЦК КПСС была утверждена такая форма: «В этот момент чемпион решил не продолжать партию»…

— Когда КГБ начал активно вмешиваться в шахматы?

— Думаю, что значительное участие КГБ в шахматах началось с Анатолия Карпова, который, как пишет мой соавтор, был сотрудником КГБ (хотя бывших сотрудников КГБ не бывает), и носил агентурную кличку «Рауль».

— Я думал, его звали «гаденыш»…

— Гаденыш — это прозвище, которое ему дал незабвенный Леонид Штейн. А «Рауль» — в честь нынешнего главы Кубы. В КГБ все имели свои клички.

— Как может КГБ влиять на игру шахматистов? Как-то вы сказали, что много евреев «шли» в шахматы, потому что за шахматной доской, невзирая на антисемитизм, побеждает сильнейший…

— Есть такая вещь, как шпионаж. Шахматный матч — это в большой степени подготовка: варианты, анализы. Матч Карпова с Корчным был под покровом КГБ, и матчи с Каспаровым тоже (о чем Каспаров писал в своих книгах).

— Прослушивали, каким будет дебют, какая тактика, и это передавалось другой стороне?

— Таких способов достаточно много. Например, подкупить или запугать секундантов противника. Каспаров поэтому менял их часто — не доверял. Конечно, нельзя точно сказать, была ли это мнительность или кто-то из них действительно шпионил, но некоторые признавались, что на них оказывали давление, заставляя шпионить.