В статье «Израиль его полюбил», посвящённой давнему другу, поэту Андрею Дементьеву, Анатолий Алексин заметил: «Лицо поэта — это его стихи». И процитировал строки из прекрасного стихотворения своего друга:
«Поклон тебе, святой Иерусалим!
Я эту землю увидать не чаял.
И мой восторг пред нею нескончаем,
Как будто я удачливый олим.
А солнце поднимается всё выше.
Я с городом святым наедине…
И снова поражаюсь, как он выжил
В той ненависти, войнах и огне…»
Дементьев — замечательный лирический поэт. На его стихи написано множество популярных песен: «Лебединая верность», «Отчий дом», «Алёнушка», «Яблоки на снегу», «Баллада о матери», «А мне не надо от тебя» и другие… Пишут на его стихи и израильские композиторы.
21 год Дементьев плодотворно сотрудничал в одном из самых читаемых в те годы журналов — «Юность», сначала заместителем, а затем главным редактором. Вопреки властям, ему удавалось печатать так называемых диссидентов, талантливых авторов — Василия Аксёнова, Владимира Войновича, Фридриха Горенштейна, Владимира Максимова, Анатолия Гладилина и др.
В свой 80-летний юбилей (он родился 16 июля 1928 г.) Андрей Дементьев дал несколько интервью в России и в Израиле.
— Андрей Дмитриевич, выглядите просто потрясающе! Как вам это удаётся?
— Спасибо. Главное — что у человека внутри. В душе я такой же, как и в 30 лет… Спорт люблю, по лестнице в свои 80 поднимаюсь легко. Возраста не чувствую…
— Расскажите о своей личной жизни.
— Первый раз женился в 19 лет. Сейчас, вот уже 15 лет, я женат на своей бывшей сотруднице по журналу «Юность» Анне Пугач. Она моложе меня на 30 лет. Аня — мой друг и мой редактор. Я счастливый человек.
В интервью Михаилу Джагинову в телестудии RTVi (передача из Израиля — 30 июля) поэт рассказал:
— Все свои последние юбилеи — 70, 75 и 80 лет — я провожу со своими друзьями и в России, и в Израиле.
В Твери, где я родился, был совершенно удивительный вечер. На берегу Волги соорудили сцену, установили большие красивые экраны, приехали три российских посла в Израиле, нынешний и два предшествующих, а также звёзды эстрады Лариса Долина, Бисер Киров, Лев Лещенко и др. Концерт продолжался 4 часа, зрителей собралось около ста тысяч. Но самое потрясающее устроила погода. Все предыдущие дни и даже в начале концерта шёл дождь. Мы очень боялись, что вечер сорвётся. Я вышел на сцену и говорю: «Извините, что я опоздал, но я договаривался насчёт погоды». И вдруг прояснилось небо, и 4 часа светило солнце, а когда концерт кончился, пошёл снова дождь.
Воспоминания…
Да, судьба предопределена свыше, но нужно уметь бросить ей вызов. Я ведь просто мог не дожить до своих 80, несколько раз едва не погиб.
В 20 лет тонул в Волге, чудом не ушёл под лёд. Дело было в Твери, где я родился, учился, женился. В тот день собрался в кино с девушкой, позже ставшей моей второй женой. До сеанса оставалось время, и мы решили сбегать домой на другой берег реки. В феврале лёд обычно полтора метра толщиной, но в этом месте его, видимо, подмыло, и я провалился в полынью, ухнул прямо в пальто, шапке и ботинках. У кинотеатра толпились люди, но никто не бросался спасать: знали, что незадолго до этого на Волге утонули два офицера. Я понял: ждать подмоги неоткуда, и стал барахтаться сам, крикнув Ире, чтоб не подходила близко к краю. Если бы она упала, мы точно пошли бы ко дну. Кое-как выбрался на льдину и даже свою пыжиковую шапку, которая осталась в воде, вытащил. Без треуха не мог вернуться домой, это же мамин подарок! Жили мы бедно, мама получала копеечную зарплату, отцу запрещали работать по специальности… Он окончил Тимирязевскую академию, считался хорошим агрономом, успел издать книгу до войны, но после ГУЛАГа был лишён всех прав.
Кроме бати, посадили двух его братьев — парикмахера и грузчика. Все трое получили 58-ю статью — контрреволюционные действия. Оба брата погибли в лагерях, а отец выжил. Правда, вернуться к семье ему не разрешили: в Калинин (Тверь) бывших зэков не пускали… Но отец пробрался к нам с мамой, и три года жил на «нелегальном положении», прячась в подвале вплоть до реабилитации. И братьев его оправдали. Посмертно. Словом, не мог я оставить шапку в Волге. Выловил и ещё долго носил.
Был эпизод и во время войны. Голодали мы тогда сильно, постоянно хотелось есть. Видно, на почве недоедания и случилось помутнение рассудка. Устал я от всего, потерял интерес к жизни. Надел чистую рубашку, написал маме записку, вставил заряженный патрон между спиралями электроплитки и прильнул грудью. Прямо напротив сердца. И тут — судьба! — домой неожиданно вернулась бабушка. Видимо, что-то забыла. Входная дверь скрипнула, я инстинктивно отпрянул в сторону, и в этот миг раздался выстрел, пуля пробила форточку. Доля секунды! Перечитал потом предсмертное письмо и подумал: «Что я мог наделать! Как бы мама жила, лишившись единственного сына? Мой ровесник тогда же повесился, не выдержав тягот. Меня Господь уберёг… А вот сына нет…
Дима застрелился, когда ему было 26 лет. Мы разговаривали по телефону за пару часов до трагедии, но я ничего не почувствовал. Сын переживал развод с женой, которую очень любил. Они дружили с детсада, поженились в 17 лет, родили замечательного малыша, Андрея Дмитриевича Дементьева, моего полного тёзку. А потом развелись. Узнал я обо всём случайно, сын стыдился признаться, поскольку я возражал против брака, считал, что девочка не для Димы. Видимо, в тот роковой день приключилась очередная ссора, и сын под горячую руку выстрелил себе в голову из пистолета… А через какое-то время его бывшая жена покончила с собой… Она просила у меня прощения, но я не смог ничего ответить, это оказалось выше моих сил.
Я чувствую свою вину. Если бы в тот день я находился в Москве, может быть, беды бы и не произошло, а мы с женой отдыхали на Кавказе… Не знаю, как я тогда не сломался, словно в тумане плыл, ничего не соображал. Вечная боль — не исправишь, не вернёшь…
В подобных ситуациях спасает только работа, дело. В августе 96 года Дима погиб, а через полгода я уехал в Израиль. Эдик Сагалаев, мой друг, предложил возглавить ближневосточное бюро Российского телевидения. Я и с патриархом Алексием Вторым говорил на эту тему, он посоветовал: «Побудьте на Святой Земле, вам легче будет».
Действительно, там мне хорошо работалось. Сейчас вышел сборник «Припав к Земле Обетованной». В нём более ста стихов, написанных в Израиле.
«На чёрном небе вновь звезда погасла.
Я выхожу из памяти своей…
А над землёй, покатой, словно каска,
Зовут и плачут имена детей».
Я — русский, православный, а жена моя — еврейка: я хожу молиться с ней к Стене Плача, а она — со мной в храм Гроба Господня. Б-г один, только пути к Нему разные.
Был у меня в Израиле такой случай. Нас как-то Москва затюкала, что надо лететь в Египет. А мне не хотелось, в Иерусалиме было много дел. Да и лететь нужно было ради маленького материальчика. И я сказал: «Аня, сходи помолись.» Она пошла к Стене Плача, помолилась. И на другой день… аэропорты закрыли из-за дикого снегопада. Причём и в Тель-Авиве, и в Каире.
Я объездил полмира, был в Токио, Барселоне, Париже… Но самый поразительный город на свете — Иерусалим.
«Земля уже предчувствует рассвет,
И алый цвет к лицу Иерусалиму.
Замри, мгновенье! Ты неповторимо,
Хотя и повторялось тыщи лет…»
Впервые мы с Аней посетили Израиль в 1992 году. Встречали там Новый год. И я влюбился в эту страну. Мы сделали три хороших фильма об Израиле. Тогда я написал мои первые стихи о еврейском государстве:
«Они хотели жить со всеми в мире.
Иметь свой дом — свободную страну.
Но им Святые Храмы разгромили
И жизнь саму поставили в вину…
Их уводили в рабство, истязали,
И потому их дети с давних пор
Рождаются с печальными глазами,
В которых замер вековой укор…»
Когда Сагалаев предложил мне работу в Израиле, я с радостью согласился. И работал там около 5 лет — с 1997 по 2001 г.
Я объездил 50 стран, в США был более 20 раз, прекрасная страна. А приезжаю сюда, в Израиль, и чудо какое-то, начинают идти строчки. В Израиле такое ощущение, что стихи идут на меня откуда-то сверху.
«Из глубины камней, как из глубин веков,
Нисходят в душу чьи-то голоса,
И слышен звон мечей и скрип оков,
И падаю я навзничь в небеса…»
«Стена Плача»
Цивилизация началась здесь, на этой Земле. И сохранность её зависит от покоя на этой Земле … Конфликт не только географический — за владение тем или иным куском земли. И даже не только исторический — это конфликт цивилизаций. Разных цивилизаций. Здесь сказывается различие в скопившихся запасах культурных ценностей: у палестинцев он значительно меньше. В этом и таится глубинная опасность.
«Жаль, что жизнь здесь стала круче —
Со взрывчаткой и стрельбой.
И страданием измучен
Израиль стал моей судьбой.
И хотя еврейской крови
Нет ни в предках, ни во мне,
Я горжусь своей любовью
К этой избранной стране».
Любовь поэта к Израилю оказалась взаимной. В стране живут очень много друзей и масса поклонников его поэзии.
В интервью Виктору Топаллеру он поведал: «Я скучаю по этой Земле. И столько стихов — всё это часть жизни. Ты знаешь, в последний раз меня чуть не до слёз растрогало, когда мы прилетели в Тель-Авив. Идём по новому очень красивому аэропорту, вокруг много встречающих… И вдруг раздаются аплодисменты. Оказывается, это меня встречают! Незнакомые мне люди зааплодировали… Это дорогого стоит, я дорожу этим, я горжусь этим».
И Дементьев вновь и вновь приезжает в Израиль, где его так любят.
«Со времён древнейших и поныне
Иудеи, встретясь, говорят —
«В будущем году — в Иерусалиме…» —
И на небо обращают взгляд…
… Увожу с визиткой чьё-то имя,
Сувениры, книги, адреса…
«В будущем году — в Иерусалиме!»
С тем и отбываем в небеса».
Материал подготовил
Михаил Миллер
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...
