Мое выступление на антисемитском шабаше

Фото: tripadvisor

У этого Румянцевского обелиска, в садике рядом с университетом, в 1988 году (вперемешку с памятником Кутузову перед Казанским Собором) собирались антисемиты организации «Память» во главе с небезызвестным Васильевым. Они громогласно, соревнуясь друг с другом, произносили юдофобские речи и антисемитские лозунги.
Когда муж моей приятельницы, амбал из спецназа, прошедший Афганистан, русский из русских, пошел на хулиганское сборище, чтобы противодействовать позорившему Россию безумию, начавшемуся одновременно с гласностью, то есть с дарованием советскому народу свободы слова, его избили так, что он оказался в больнице. Потому что он был один, а амбалов, охранявших Васильева, из того же спецназа было человек двадцать. И все это происходило на глазах милиции, российских и зарубежных корреспондентов, дипломатов и иностранных туристов. То есть открыто, демонстративно и вызывающе.
Прознав об этом, я, беззаботный и закаленный преследованиями КГБ, не пряча своего еврейского лица, пошел в Румянцевский сад в разгар антисемитского шабаша, где поочередно выступали профессора истфака университета и члены Союза писателей. Встал на основание обелиска (использовавшегося трибуной) и начал произносить речь, полную издевательств над выступавшими. О чем конкретно говорил — не помню, за исключением куплетов частушек (которые потом десятки раз исполняли).

«Мы с Васильевым не зря
Знаем жуть житейскую,
Что без батюшки-царя
Стала Русь еврейскою.

Им открыт масон в ширинке,
В органах и в печени.
Ожидовели снежинки:
Сплошь шестиконечные!

Есть жиды – ума не надо:
Купят за наличные.
Сбить с пути мечтают, гады,
Что ведет к опричнине!

Нам никто не вставит клизму
И не влепит строгача,
Если антисионизмом
Мы займемся по ночам.

Свят Васильев безупречен:
Змия давит, как глисту.
Но и он шестиконечен –
Что и видно за версту.

Мы одним концом богаче,
Чем ядрена наша мать.
Но за это в сионизме
Нас прошу не обвинять!»

И далее в том же духе. При этом профессора и писатели (остроумием не отличавшиеся) что-то пытались вякать, ошарашенное зарубежье хохотало и аплодировало, а амбалы размахивали кулаками перед моей физией, прохрипывая: «Ну, погоди, жидовская морда, придет час – мы тебя так изувечим, что на том свете не узнают». Но изувечить под кинокамерами западных корреспондентов, не решились. Да и времена были переходные (неизвестно во что), могла и милиция помешать.
Картина, достойная Эйзенштейна и Гоголя, которую мог бы сегодня увековечить, например, Голливуд.
Вот такое воспоминание при взгляде на случайно попавшуюся на глаза фотографию Румянцевского обелиска.