Представьте себе городок…Нет, всё-таки город. 120 тысяч жителей — это не мало и не много, не деревня и не мегаполис. Место, которое можно освоить и полюбить за восемь лет, что я там прожила. Такой белый город… Ашкелон.
В городах у моря всегда есть нечто гипнотическое. Эта распахнутость в бесконечность… Прибавьтe древний парк, не то из сна, не то из библейских иллюстраций Доре. Тысячелетние оливы переплелись стволами и почти распластались по земле, покорившись зимним ветрам. Не в музее, а просто так, остатки церкви IV — V веков с дивной тенью Богоматери, валяющиеся на земле колонны времён крестовых походов и амфитеатры с прекрасными статуями той же поры. Кварталы новых светлых домов красит в алое полуденное солнце. Но главное… Что главное?
Обычная жизнь. С утренним пением в синагоге. С праздниками, собирающими нарядных детей и рвущихся в огненный танец молодых мужчин. Здесь учат Тору и Каббалу для расширения сознания, здесь кучкуются по интересам: кто-то спешит вечерами на танцы, а кто-то учить иврит. Здесь я узнала теплоту сочувствия в трудный час и обрела друзей.
Главное — это чувства, поступки, совместное человеческое существование. Из него я выпала не по своей воле — диктат обстоятельств. Я уезжала, увозя привлекательный образ белого города у моря. И как же исказился он в последний миг! Из пробных четырех ракет, что упали на мой город, при мне, ни одна, слава Б-гу, толком не взорвалась и никого не убилa. Но как изменилась жизнь! Напряжение пронизало и перекрутило её.
Кто и когда в Израиле чувствует себя спокойно? Мы и до ракет спали под грохот канонады. Да и не очень поспишь: стены трясутся, стёкла дребезжат, шумные вертолёты тройками летят в сторону Газы и назад. Почему-то это и многие другие неудобства такого рода были всё же переносимы? В одном из библейских пророчеств сказано: «Будете ходить со смертью рядом как во сне, не ощущая её присутствия». А вот ракеты… Почему паника? Может быть, потому, что они падают «с неба»? Кара на голову? Слишком наглядное — и от судьбы защиты нет?
Как тяжело переносят ракетные обстрелы животные, собаки срываются с поводков, лезут под стол, на колени к хозяевам.
Вот и бывший министр обороны Амир Перец (какой-никакой, а министр) затрусил в укрытие при ракетной тревоге, забыв сделать хорошую мину для телерепортеров. Откровенно так, старчески заспешил. Есть, есть здесь какaя-то биология или психология…
… Ракеты ракетами, а жизнь жизнью. Мы по-прежнему ходили по вечерам провожать дневное светило. Oгромный алый шар зависал на какие-то мгновения, а после быстро погружался в море. Небо ещё дoлго было окрашено алым в том сaмом месте, где угадывалась Газа. Откуда… Да, да, откуда и летели на Ашкелон все эти чушки с подкрылками.
Как-то мы свернули с привычного маршрута на музыку, она доносилась из маленького сквера близ нашего матнаса (так называются клубы в микрорайонах). Немудреная песенка приманила не только нас.
Какой-то весельчак устроил танцы. Коротконогий, волосатый в мешковатых трусах по колено, он прекрасно хватал ритм и притоптывал и кружился, и захватывал лапищами пришедших на звуки музыки детей. Пятнадцатилетние красавицы оказывались рядом с младенцами, то и дело присаживающимися на пятую точку. Эти бутузы тоже, как ни странно, улавливали ритм. И вскоре толпа превратилась в забавный ансамбль, в некое единое и веселое существо, от которого исходили волны радости. Папы и мамы всего этого разнокалиберного люда тоже оттягивались, булькая пивом и непедагогично покуривая.
Раз, два, три… Лапками потопали, крылышками похлопали… Раз, два, три… «Страх проклятый, уходи! — всем своим телом внушал замечательный танцор без комплексов, умница из умниц. — Война?! А пошла ты…» Смерть? Сие от нас не зависит. Значит, не будем о грустном. Спасибо тебе, затейник, легко выполнивший тяжелую работу за многих психотерапевтов.
В ту ночь впервые за «ракетный» период я спала по-старому, как будто Ашкелону мешал лишь грохот канонады, не более того. Против нелогичного страха было найдено странное, нелогичное противоядие — по вечерам я спешила в сквер.
Но всё это действовало при одном условии: была надежда, что обстрелы прекратятся, как и начались, что это всё не может быть постоянно, потому что не может быть никогда. Но за «касамами» последовало заводское творение типа «град».