
Вообще-то он шутит всем. Такая уж у него чертовская натура: балагур, весельчак, пародист, насмешник. Среди многих чёртиных забот: чтобы люди не относились к жизни и самим себе серьёзно. Вы, наверное, не в курсе дела, но столь популярная в русском «обсценная лексика», попросту говоря мат, изначально была капитальным средством отпугивать «нечисту силу». Иди, мол, туда-то и туда-то. Не знаю, может когда и работало, сейчас же это наилучший механизм оную приманивать. Заодно «отводя душу», параллельно её оскверняя и опустошая.
Вертеп, как общеизвестно, место дьявольское, притон разврата. Изначально же так назывался всего-навсего кукольный театр, к непристойности и теоретически непричастный, порой даже морализаторский.
А балаган, кой просто есть «временное деревянное строение для представлений»? Быть ему синонимом отдыха и веселья, правда? С чего вдруг стал он символом беспорядка, а то и чего похуже? О «балагане Дьявола» слышали? Его, неожиданно возникавшего из воздуха, панически боялись в Европе 16-17 веков, цельные рыцарские ордена смельчаки для обороны устраивали.
Немало фестивалей, где эти самые балаганы, вроде как не демонские, стоят, веселят население по концам глобуса. Однако, приглядевшись, нередко с чертовщиной они-таки повязаны, не один любимец американских детей Хэллоуин. Да, о происхождении сего «нееврейского Пурима», как граждане именуют — название его идёт от «All-Hallows-even”, сиречь «вечер (перед Днём) всех святых». Кто из христиан помнит о «Дне всех святых»? Токмо профессора истории… А «вечерок» его победно шествует по планете.
Юные шкодники, наряжаясь скелетами и ведьмаками, не догадываются, что среди корней балагана — древние практики разговора с умершими «святыми» и родственниками, посещение их могил с зажжением свечей. День 31 октября, для тыквенного сумасбродства избранный, к тому же считался у кельтов «разделением периодов света и тьмы». Интересно, отчего ныне его аттрибуты обращены только к тёмной стороне?
Да, о всенародно обожаемой тыкве, сём главном символе празднества: жил да был развратник и выпивоха Джек, надурил он разок встреченного дьявола и добился привилегии не попасть в ад. Дьяволяра только подбросил ему уголёк из адского пламени, который с тех пор и горит в тыквах. Поскольку Джек за грехи в рай тож не вхож, скитается он до сей поры не по одной родной Ирландии, символизируя неприкаянные, ни на что не пригодные души. Интересно, оттого ли Ирландия завсегда супротив израильских зверств и первая за арест агрессоров, что подобных «Джеков» там принято в председатели избирать? Только имейте в виду, Хэллоуин — это не просто «трик-трак» конфетки на улицах выпрашивать! Это день серьёзный и ответственный, чертей мы, братцы, «чертовскими костюмами» отпугиваем и тем им напоминаем, что хоть сами-то, может, не лучше Джека, затащить нас в преисподнюю будет непросто. Даже не старайтесь! Так сказать, местная форма защиты, аналогия русского мата.
Но зовут-то «античертовский» балаган «днём чертей»! Отчего при всех шутовствах и скоморошествах черти неизменно выигрывают? А вот просто потому, что изначально это их вотчина и привилегия.
Тут возникает диссонанс. Советуют учителя в каждой лекции подпускать хотя бы одну шутку — разбавляет, эмоционально расслабляет слушающих и облегчает им усвоение. Красива формулировка мидраша: «Каждая шутка приходит из рая». А то, что она нередко затем ведёт в ад — мой личный патент, не замайте. Рабби Йешуа бен Леви попросил пророка Элиягу показать, кто в городе на наивысшем духовном уровне. Оказался бадхан — тот, кто веселит на свадьбах. Причём тут нечиста сила, коль юмор — дело столь ценное, приятное и с горними мирами повязанное?
А это смотря какой юмор. И чего ради искрящийся. Пару слов о человеческой жизни. Ценность мгновения определяешь ты сам. Оно может быть равно вечности — если вечно ценное в нём воплотилось,- или же сродни шуршанью опавшего листка. Задача «обратной стороны» той монеты, которой оплачиваем жизнь — гнать человека по «пустынной» обочине бытия, совращать его в суетное и по сути бессмысленное. В споры меж «эго», должности и престижи, тусовки и развлечения… Нет конца приёмам. В шутливом, комическом настроении ой как непросто удержаться на абсолютной грани!
Теперь о юморе. Отчасти он сродни поэзии, построен на парадоксе, на забываемой грани слова и события, способен показать с неожиданного ракурса, вернуть ускользнувшее прочтение и понимание. Юмор может разбудить топающего по рутине, умерит испуг перед кажущимся неодолимым препятствием. Но умеет и обесценить значительное, сделать игровой и насмешливой самоё жизнь.
В его силах переставить акценты бытия. Как у поэзии, настроенной на пробуждение «затерянных измерений» души. Смешное, ироничное, пародийное противостоят однообразию, подразумевает оригинальное и творческое. Искрение шутки — из мерцания высшего света, прячущегося в поднебесье от ленивого взгляда.
Но — оружие юмора крайне обоюдоостро. Насмешники, вместе с обманщиками, подхалимами и идолопоклонниками, перечислены Талмудом среди «не имеющих доли в Будущем мире». В частности потому, что «любое обращение о раскаянии они отобьют насмешкой». Первый псалом называет достоинство человека: «в собрании пересмешников не сидел».
Пристрастие к шутливому и ироническому может стать буквально наркозависимостью — и до разума человека уже не достучаться. Утонувший в игре словечек и комедийных положений, он глубокое и искреннее тоже «мелко видит» через привычные очки. Воспринимает рядоположенным со всем не особенно важным остальным. То есть обитает в антагонизме к гениальной строфе Евтушенко: «Серёжка ольховая лёгкая, будто пуховая, Но сдунешь её — всё окажется в жизни не так. И может быть, жизнь не такая уж вещь чепуховая, Когда в ней ничто не похоже на просто пустяк?».
Шуточное подобно вину. «Вино создано для того, чтобы облегчать страдания опечаленным», однако перспективы чересчур старательного «облегчения» мы обсуждать не станем. Таков и юмор, не зря евреи, кому доставалось и достаётся на Земле, юмору столь привержены. Вопрос лишь, что ты «смягчаешь» и переворачиваешь: боль и горечь, унылый застой — или то, чему надо отдать силу мысли и чувства?
Юмор — давно уже индустрия. А бизнес приобретает стандартные черты: стремление к устойчивости, тенденция к расширению, препятствие конкурентам… Об освобождающей, проясняющей функции у массового юмора можно забыть.
Анекдот — вещь одноразовая, как и хорошая шутка, от повторения они теряют энергию. Конечно, можно использовать сатиру для «бичевания пороков», заострять действительные проблемы юмористической подачей материала. Но поставленные на поток, анекдоты становятся «попсой», дешёвым товаром; профессия «юморист» напоминает «чесателя пяток» или «содержателя притона». Смех и юмор прекрасны как приправа, улучшающая основное — смысловое и творческое «блюдо». Немного найдётся желающих жевать корицу и лавровый лист. Юмор — специя для души.
Я очень люблю юмор как блёстки высшего, как тонкий лобзик, которым изделие доводят до совершенства. Но становясь «массовым производством», юмор превращается в индустрию развлечений (читай: отвлечений — от самого себя, от жизни и её сверхценных задач и запросов). И братцы черти тут как тут, отныне это их копьё и палица.
На прощание случай, описанный равом Авигдором Миллером. Великий законоучитель рав Акива Эйгер встречается с богачом и знатоком Торы, отцом девушки, на которой собирается жениться его сын. Подписывают «тнаим», условия к брачному договору. Рав спрашивает: «Вас всё устраивает?». Слышит: «Всё, кроме отца жениха». Отец юноши и был «главным аргументом», с ним хотели породниться. «Что Вам не нравится во мне?» — «Что Вы, это шутка!» — «А, он шутит?!». Брак едва не расстроился, пока папа невесты не убедил наконец, что он ничего вообще не имел в виду. У рава Эйгера с чувством юмора всё в порядке, но уместен тот отнюдь не всегда.
Ну, и чем чёрт не шутит?