Бег времени

Амедео Модильяни и Анна Ахматова. Фото: dombusin.livejournal.com

Анна Андреевна Ахматова в 1961 году напечатала небольшое стихотворение:

Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесён.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

Убегающая, ускользающая жизнь, лучшие её мгновения. Можно ли их удержать, хотя бы насильно? Анна Ахматова предприняла такую попытку, издав в 1965 году сборник с названием: «Бег времени». Его составили стихи о любви, начиная с 1910–1911 годов. Не обязательно о любви к живым. Вот царскосельский – к Пушкину:

Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни…
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.

Весной 1910 года Ахматова вышла замуж за Николая Гумилёва. Брак этот представляется мне мезальянсом. Летом в Париже случился роман Анны Ахматовой с Амедео Модильяни, редкий в природе роман двух гениев. В воспоминаниях Ахматова писала: «В 10 году я видела его чрезвычайно редко, всего несколько раз. Тем не менее он всю зиму писал мне. Что он сочинял стихи, он мне не сказал. Как я теперь понимаю, его больше всего поразило во мне свойство угадывать мысли, видеть чужие сны и прочие мелочи, к которым знающие меня давно привыкли. Он все повторял: «Передача мыслей…». Часто говорил: «Это можете только вы». Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной…».

Загадочно для меня место в этих воспоминаниях Ахматовой: «Как-то раз сказал: «Я забыл Вам сказать, что я — еврей». Почему Модильяни нашёл нужным сообщить это подруге? Почему Анна Ахматова в замечательных, но не длинных своих мемуарах сохранила именно эту фразу? Почему этот факт казался значительным для обоих? Конечно, любовники были источником творческого вдохновения друг для друга. Ахматова: «Модильяни очень жалел, что не может понимать мои стихи, и подозревал, что в них таятся какие-то чудеса, а это были только первые робкие попытки… Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, — эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате. Они погибли в царскосельском доме в первые годы Революции. Уцелел тот, в котором меньше, чем в остальных, предчувствуются его будущие «ню»…

Однако в 1993 году в Венеции на выставке произведений Модильяни из коллекции его друга Поля Александра всплыло восемь, изображающих Анны Ахматовой обнажённой. Я видел их на выставке, кажется, в Нью-Йорке.

У Ахматовой в сборнике «Бег времени» есть интимное стихотворение, помеченное «1911, Париж». Но оно, я уверен, про кого-то третьего (или четвёртого). Модильяни возник у Ахматовой в двух тревожных строфах «Поэмы без героя», не вошедших в окончательный текст:

В синеватом Париж тумане,
И наверно, опять Модильяни
Незаметно бродит за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной.

И всё же — молодость, любовь, Париж 1910–11 годов, лучшие часы жизни, безвозвратно уносимые … Кто защитит от этого ужаса «бега времени»?

Погоней молодой женщины за временем начинается человеческая история. Я имею в виду не только грех Евы, отведавшей раньше времени плода с Древа познания добра и зла. «История мира», написанная Геродотом, по определению Цицерона, «отца истории», начинается с похищения четырёх молодых женщин. Финикийцы, приплывшие с торговой миссией в Элладу, распродав свой товар, захватили несколько молодых женщин, среди них царскую дочь Ио, и уплыли с ними в Египет. Греки в ответ сплавали в Тир финикийский и украли оттуда царскую дочь Европу. Знаменитая картина Валентина Серова «Похищение Европы» была написана как раз в том самом 1910 году, когда в Париже началась история любви Ахматовой и Модильяни. Предчувствуя, возможно, значимость момента, картине Серова посвятил стихотворение Мандельштам.

Валентин Серов «Похищение Европы». Фото: wikiart.org

Затем эллины сплавали в Колхиду и украли там царскую дочь Медею, вызвав цепь ужасающих драм. Наконец, троянцы украли у греков Елену, что привело к Троянской войне. Геродот заключает: «Ясно, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели». Например, Ио, с которой начались похищения, к моменту его была беременна от главы финикийской миссии.

Самая знаменитая из похищенных царских дочерей – Елена. Она стала персонажем книги о беге времени героя средневековой немецкой легенды, доктора Фауста, в изложении Гёте. Повествование начинается сожалением Фауста над годами, потраченными на ученье – перевод Бориса Пастернака:

Я богословьем овладел,
Над философией корпел,
Юриспруденцию долбил
И медицину изучил.
Однако я при этом всем
Был и остался дураком.

Отчего такая фрустрация?

Не нажил чести и добра
И не вкусил, чем жизнь остра.
И пес с такой бы жизни взвыл!

Подписав кровью договор с Мефистофелем, Фауст пытается нагнать убегающее время. Первая попытка катастрофична. Мешавшая любовному свиданию мать Маргариты, на которую доктор «положил глаз», умирает от «снотворного», переданного ей Фаустом. Гибнет в поединке брат Маргариты. Сама девушка, утопившая дочь, рождённую от Фауста, сходит в темнице с ума. К серьёзному чувству Фауст не годен. Может, годен на лёгкую интригу с хорошенькой ведьмой в Вальпургиеву ночь?

Что ж даму упустил ты в заключенье
И почему упорно так молчишь?

– вопрошает Фауста Мефистофель. Тот объясняет:

Ах, изо рта у ней во время пенья
Вдруг выпрыгнула розовая мышь.

В поисках женской красоты Фауст с помощью Мефистофеля посещает иной мир, и приводит оттуда Прекрасную Елену, ставшую причиной Троянской войны. Но и та ускользнёт от Фауста, жалуясь: «На мне сбывается реченье старое, что счастье с красотой не уживается…».

Время любви безжалостно к Фаусту. Мефистофель оказался не в силах его развернуть.

Еврейская традиция хранит истории про антипода доктора Фауста, во всём, включая любовь, противоположные Фаустовским. Это сказания о рабби Акиве – одном из создателей раввинистического иудаизма, которого называли «отцом Мишны». Эти сказания – из самых ярких в пост-библейской истории евреев.

Акива бен Йосеф, родившийся около 15 года н.э. в семье конвертов. В 40 лет, неграмотный и женатый, он служил пастухом у богатея Кальбы Савуа. В Акиву влюбилась дочь богача Рахель. Несмотря на протест отца Рахели, они поженились. Жена настояла, и Акива, вместе с сыном, отправились учиться в иешиву. 12 лет спустя рабби Акива вернулся домой и подслушал, как подруги сочувствуют Рахели, столь долго не видевшей мужа. «Если Акива будет учить Тору, я готова ждать его ещё 12 лет, – говорит им Рахель». Не заходя в дом, рабби Акива повернул назад. Прошли десятилетия. Рабби Акива стал признанным главой еврейских мудрецов. По всем спорным вопросам ими принимались его мнения. Правивший в ту пору император Адриан, поначалу имевший неплохие отношения с евреями, вошёл с ними в непреодолимые противоречия. Он влюбился в прелестного юношу Антиноя, а иудаизм однополый секс запрещает.

Рабби Акива. Фото: «Википедия»

Антиной утонул в Ниле. Возможно, он покончил с собой, измученный императорской любовью. Адриан обожествил любовника. Недалеко от места его смерти был основан город Антинополь, его именем назвали созвездие, в его честь учредили праздники и игры, возводились посвящённые ему храмы и алтари.

Рим в ту пору вошёл в тяжёлый духовный кризис, и многие римляне, разуверившись в язычестве, желали принять иудаизм. Но среди них бытовало предубеждение против обряда обрезания, с которым связано принятие иудаизма. Римляне опасались, что обрезание может привести к импотенции. Решительным противником разрешения на обрезание выступал римский наместник Палестины Тиний Руфус. Чтобы разрешить конфликт, Адриан устроил публичные слушания. Первым выступал Руфус. Он привёл, казалось, неопровержимый довод против обрезания: «Что лучше – созданное Творцом или человеком?» Рабби Акива, отвечавший от лица мудрецов, заявил: «Лучше — созданное человеком». Он извлёк из одного кармана горсть пшеничных зёрен, а из другого – булочку, испечённую из них. «Что ты предпочтёшь?» — спросил он Руфуса.

Посчитаться за честь мужа, посрамлённого перед императором, взялась жена Тиния Руфуса красавица Руфина. Но визит её к рабби Акиве завершился неожиданно. Руфина влюбилась в еврейского мудреца, возраст которого приближался к 120 годам, и стала его женой.

Между тем римляне и греки склонились к боковым отросткам иудаизма, западному и восточному ветвям христианства, не требовавшим от конвертов при принятии обрезания. Адриан же, помня о расхождении римской языческой этики с иудейской, строго следил за исполнением введённого им запрета на изучение Торы. Рабби Акива за нарушение этого запрета был схвачен и подвергнут мученической казни. Руфина после этого, по некоторым свидетельствам, покончила с собой.

Со времён удивительного жизненного подвига рабби Акивы, ключевой фигуры нашей истории – его роли в воссоздании иудаизма после разрушения Иерусалима и Храма, истории любви рабби Акивы с самоотверженной Руфиной, миновало почти 19 столетий. Над удивительной историей жизни и любви рабби Акивы «бег времени» не властен.