Где ваши тарелки, сэр?

Недельная глава Торы «Ваэтханан»

Шаббат «Нахаму», Ту Бе-Ав

Моше просит Б-га разрешить ему войти в Эрец-Исраэль, но получает решительный отказ. Новым лидером нации станет Иегошуа бин-Нун. Далее Моше напоминает сынам Израиля о даровании Торы у горы Синай, когда «Б-г говорил с вами из огня: голос Его слышали вы, но образа не видели, только голос». Пророк говорит, что весь народ удостоился Синайского Откровения, а не избранная элита, и что за всю историю человечества только евреям, вышедшим из Египта, довелось вступить в прямой контакт с Творцом вселенной. Поэтому на них лежит особый долг передавать память о даровании Торы своим детям и более отдаленным потомкам. Моше предупреждает, что, если евреи, поселившись в Эрец-Исраэль, начнут отдаляться от Б-га, то будут изгнаны из страны и рассеяны среди других народов. Их останется мало, и они будут тяжело страдать, но, в конце концов, раскаются и вернутся на путь Торы. Пророк назначает три города-убежища для людей, совершивших непреднамеренное убийство. Он повторяет Десять заповедей и учит евреев молитве «Шма, Исраэль», в которой сформулировано главное кредо иудаизма — вера в Единого Б-га и готовность пожертвовать собой ради освящения Его Имени. Моше призывает сынов Израиля не гоняться за материальными благами; он напоминает, что их удел — быть духовной нацией, народом-священником. После вступления в Страну Израиля они должны изгнать местных язычников и уничтожить их идолов. Особенно строго запрещены смешанные браки, грозящие самому существованию еврейского народа.

***

«Храните же и исполняйте, ибо это мудрость ваша и разум ваш на глазах всех народов, которые, услышав обо всех этих установлениях, скажут: «Как мудр и разумен народ этот великий»! (4:6). Одного уважаемого британского раввина пригласили на званый обед в Букингемский дворец, резиденцию королевской семьи Великобритании. Раввин вначале ответил, что весьма польщен этим приглашением, но не может его принять, поскольку он придерживается кашрута и не сможет есть те блюда, которые будут подавать во дворце.

Из королевской канцелярии пришел немедленный ответ. Никаких проблем, уважаемый рабби. Мы с большой радостью обеспечим вас той едой, которая вам нужна, под соответствующим контролем. Раввин согласился, и специально для него распорядители наняли машгиаха, инспектора кашрута. Чтобы эта необычная подготовка не бросалась в глаза, для раввина были подобраны блюда, внешне ничем не отличавшиеся от блюд, приготовленных для других гостей.

Раввин приехал в Букингемский дворец заранее, до прихода других приглашенных. Машгиах показал ему, где он должен сесть, и принес приготовленные для него тарелки и приборы, которые нельзя было отличить от сотен других тарелок и приборов, расставленных в обеденном зале. Единственная разница состояла в том, что к каждой тарелке раввина была приклеена снизу маленькая этикетка. Оказалось, что машгиах купил для раввина целый сервиз, точную копию столовой посуды королевской семьи, и тщательно, по всем правилам галахи откошеровал его: погрузил в микву и наклеил бирки.

Когда собрались все гости, в зал торжественно вошла королевская семья: сама королева Елизавета II, ее муж герцог Филипп Эдинбургский, наследный принц Чарльз и другие представители династии. Все встали со своих мест. Обед начался, как и полагается, в атмосфере пышного великолепия. 

Раввин был не единственным евреем в том престижном обществе, но он явно выделялся на общем фоне своей окладистой бородой и большой черной кипой. 

Он с удовольствием приступил к беседе с соседями по столу, но, когда первое блюдо было съедено, в зале притушили свет. «Что случилось?» — спросил он соседа справа — популярного рок-певца. «А, я вижу, что вы тут впервые, — небрежно откликнулся тот. — Сейчас все будут меняться местами, переходить от одного стола к другому. Это делается специально для того, чтобы каждый мог встретиться и поговорить с максимальным числом гостей». 

Раввин оказался перед серьезной проблемой. Теперь, чтобы не есть из других некошерных тарелок, ему придется носить за собой весь комплект кошерованной посуды под удивленно насмешливыми взглядами окружающих. Вот сейчас он аккуратно сгребет в кучу всю эту дюжину фарфоровых мисок, тарелок и блюдец, плюс серебряные вилки, ножи и хрустальные фужеры и, гремя ими, отправится через зал к следующему столу, который укажет ему церемониймейстер. 

Положение не из простых. Ведь королевские обеды длятся намного дольше ресторанных застолий. После каждого блюда ноша раввина несколько уменьшалась. В какой-то момент, между пятым и шестым блюдом к нему незаметно приблизился незнакомый брюнет с большим еврейским носом и, склонившись к его уху, раздраженно прошипел: «Пожалуйста, прекратите! Не позорьте нас. Мне никогда в жизни не было так стыдно». 

«Извините, — вежливо ответил раввин, — но я соблюдаю кашрут!» — «Так сделайте сегодня исключение!» — потребовал брюнет. 

Раввин не сделал исключения. Он стойко продержался все двенадцать блюд.

По окончании трапезы гости выстроились в ряд, чтобы проститься с хлебосольными хозяевами, членами королевской семьи. Когда подошла очередь раввина, принц Чарльз пожал ему руку и тихо спросил: «Простите, но я видел, как вы переносили через весь зал свои тарелки и приборы».

«Да, — ответил раввин, — мне пришлось носить их с собой, чтобы не нарушить еврейские законы питания».

«В самом деле? — принц Чарльз вскинул брови. — Я знаю, что существует кошерная еда, но я не знал, что посуда тоже должна быть кошерной. Как интересно! Прошу вас, расскажите мне об этом подробнее…».

В этот момент к ним подошел церемониймейстер, обеспокоенный заминкой в очереди прощающихся. Принц попросил раввина встать рядом с ним, чтобы продолжить беседу. Так они стояли рядом, и принц Чарльз, продолжая пожимать руки уходящим гостям, с интересом слушал объяснения раввина об особенностях еврейского кашрута. 

Наконец, подошла очередь того еврея, преуспевающего банкира, который стыдил раввина. Протянув руку Чарльзу и бросив быстрый взгляд на его собеседника, он гордо сообщил: «Ваше высочество, я тоже — еврей!» 

«Неужели?! — в глазах принца мелькнула насмешка. — Но я не видел, чтобы вы носили тарелки»…

В сегодняшнем разделе сказано: «Храните же и исполняйте (законы Торы), ибо это мудрость ваша и разум ваш на глазах всех народов, которые, услышав обо всех этих установлениях, скажут: «Как мудр и разумен народ этот великий»!

Когда мы гордо и с достоинством соблюдаем законы Торы, неевреи инстинктивно чувствуют, что мы делаем то, что нам полагается, и уважают нас за это. Но когда мы пытаемся разбавить водой крепкое еврейское вино, когда мы приспосабливаем иудаизм под секулярные, модернистские и прочие либерально-плюралистические стандарты, то нас обязательно кто-нибудь да спросит: «А где же, любезнейший, ваши тарелки?»

Оптимистическая трагедия

«Утешайте, утешайте народ мой, — сказал Б-г ваш. — Говорите к сердцу Иерусалима и возвестите ему, что наполнится он воинством своим, что прощена вина его, ибо вдвойне наказан он рукой Б-га за все грехи свои…» (Иешаяу, 40:1-2). Можно ли утешить сынов Израиля после разрушения Храма? Одно дело утешать скорбящего, потерявшего близкого человека, когда ему предстоит жить без него. Но какой смысл говорить слова утешения целому народу, лишившемуся своего духовного центра, который он мечтает заново отстроить, но пока вынужден созерцать его развалины? 

Ответ на этот вопрос скрыт в самом факте того, что мы до сих пор, спустя две тысячи лет, оплакиваем разрушение Храма. Мудрецы Талмуда говорили, что скорбящий выходит из состояния траура лишь в том случае, когда его потеря необратима, когда близкий человек действительно умер и его не вернуть. Но если он жив, скорбь не ослабевает с годами. Именно так было с нашим праотцем Яаковом после загадочного исчезновения его любимого сына Йосефа. Яаков оставался безутешен несмотря на старания других сыновей смягчить его боль, поскольку он знал, чувствовал, что Йосеф не умер, что он жив и где-то скрывается.

Убедительным доказательством того, что Храм «жив» и рано или поздно будет восстановлен, является наша традиция каждый год, в один и тот же период времени скорбеть о нем и ожидать его возрождения. Таков глубинный смысл изречения мудрецов: «Тот, кто скорбит об Иерусалиме, удостаивается воочию видеть, как его заново отстраивают». 

Но и это еще не все. Мы не только скорбим о Храме и молимся, чтобы он был поскорее восстановлен. На самом деле, мы продолжаем чувствовать его присутствие, хотя и не в ореоле былой славы. Западная стена Храма, символ Б-жественного присутствия, Шехины, уже многие века стоит непоколебимо, пережив многих завоевателей и попытки ее разрушения, что само по себе откровенное чудо. Символ — не совсем точное слово. Шехина присутствует не символически, а вполне реально, ощутимо, как говорили наши мудрецы: «Шехина никогда не отходила от Западной стены».

Вот почему во время наших ежедневных молитв мы поворачиваемся лицом к ней, к нашей Стене. Как учит традиция, именно из этого места наши молитвы возносятся к Небу, и в это же место спускается на землю все благо, которое посылает Б-г, и которое затем распространяется по всему миру. 

Да, утешение относится не только к будущему, но и к настоящему. Вот почему пророк Иешаяу говорит дважды слово «утешайте»: «Нахаму, нахаму ами» — утешайте мой народ для будущего и утешайте для настоящего. 

Не случайно мудрецы сформулировали вышеупомянутый девиз в настоящем времени: «Тот, кто скорбит об Иерусалиме, удостаивается воочию видеть, как его заново отстраивают». Не «удостоится», а именно «удостаивается».

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 5, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Нахум Пурер

Израиль
Все публикации этого автора