«И говорил Б-г, обращаясь к Моше, так: «Говори Аарону и скажи ему: «Когда будешь зажигать («бегаалотха») светильники, то к лицевой стороне Меноры да обратят свет эти семь светильников» (8:1-2). Во время сражения с Амалеком, описанном в конце раздела «Бешалах» (книга «Шмот»), Моше возносит руки к ребу, и тогда еврейская армия теснит врага, а когда он их опускает, инициатива переходит к противнику.
Многие столетия классической позой молящегося еврея были руки, протянутые вверх над головой. Эта поза изменилась лишь после того как ее стали копировать неевреи.
Что символизируют поднятые вверх руки? Сыны Израиля приняли Тору со словами «Наасе ве-нишма»: мы сделаем и услышим. Только если мы будем готовы поднять руки выше уровня ушей и скажем: «Все, что требуется от нас, мы сделаем, прежде чем услышим и поймем», — только в этом случае мы сможем перейти границу зоны нашего духовного комфорта и приблизиться к Б-гу. Руки выше уровня ушей — это «наасе» выше «нишма», это поза установления связи с Б-гом.
Слово «бегаалотха», которым назван сегодняшний раздел Торы, употреблен в данном контексте в значении «когда будешь зажигать». Но в буквальном смысле оно означает: «когда будешь подниматься». Чтобы подойти к храмовой Меноре, Аарон должен был подняться по ступенькам. Мы учим это из слова «бегаалотха»: «Когда взойдешь, чтобы зажечь светильники…».
Высота Меноры составляла три аммот (локтей), что составляет примерно полтора метра (от 137 до 183 сантиметров). Не такая уж большая величина. Почти каждый человек может дотянуться до этой высоты. Зачем же первосвященнику требовалось подняться, чтобы приготовить и зажечь светильники Меноры?
Первосвященник носил на лбу циц — венец, пластину из чистого золота, которую крепил лентами. На этом венце было выгравиновано четырехбуквенное Имя Б-га, которое запрещалось произносить всуе. Конечно, первосвященник мог обслуживать Менору обычным способом, не поднимаясь по ступенькам. Но для этого он должен был поднять руки выше венца, выше Имени Б-га. Такой неуважительной позы он не мог себе позволить.
В задачу коэнов-священников входило среди прочего обучение евреев Торе. После того как еврейский народ получил Тору, и, с тех пор как венец «циц» был водружен на голову первосвященника, наша задача — слушать, что говорит нам Тора, а не протягивать руки вверх, над головой, над венцом с Его Именем, не искать какой-то иной «личный» путь служения Творцу.
Преступление и наказание
«И говорили Мирьям и Аарон против Моше по поводу кушитки (его жены Ципоры), которую он взял… И сказали: «Разве только с Моше говорил Б-г? Ведь и с нами Он тоже говорил» (12:1-2). Этот семейный эпизод, заключительный в разделе «Бегаалотха», требует разъяснений. Мирьям, инициатор конфликта, обвиняла Моше в том, что он отдалился от жены из гордости, считая себя, по-видимому, слишком святым, чтобы оскверняться близостью с женщиной. «Мы ведь тоже пророки, — заявила она, — но ведем нормальную супружескую жизнь в своих семьях».
Б-г объяснил Мирьям и Аарону, в чем состоит уникальность пророческого дара их великого брата: другим пророкам «Я открываюсь в видении, во сне говорю с ними. Не так с рабом Моим Моше: во всем доме Моем доверенный он. Из уст в уста говорю Я с ним, и явно, а не загадками, и образ Б-га видит он» (12:6-8).
Поскольку Всевышний мог обратиться к Моше в любую минуту, причем не в видениях и образах, а прямо, «лицом к лицу», пророк должен был постоянно находиться в состоянии ритуальной чистоты, в первую очередь, воздерживаясь от близости с женой. В наказание за необоснованную критику и злословие, хотя бы даже и ограниченное семейным кругом, Мирьям получила «цараат», поражение кожи наподобие проказы.
В Торе сказано, что Моше сразу бросился на выручку сестре, по-видимому, нисколько не обидевшись на нее за несправедливые упреки. «И возопил Моше к Б-гу: «О, Всесильный, умоляю, исцели ее!» В ответ на молитву своего любимого пророка Б-г ограничил наказание семью днями карантина.
Однако в талмудическом трактате «Звахим» мы находим иное толкование. Известно, что только священник-коэн имел право объявить человека, пораженного «цараат», нечистым, а затем, по прошествии наказания — чистым. «Кто объявит Мирьям прокаженной, — спросил Моше Б-га, — и кто назовет ее чистой, когда «цараат» прекратится? Я не из семени Аарона, а Аарон не может ее осматривать по закону, потому что она его близкая родственница — родная сестра. Что же будет с ней»? «Не беспокойся, — ответил Б-г. — Я и есть коэн. Я сам объявлю ее нечистой, а потом чистой».
Но ведь мудрецы говорили, что «Тора не на небесах она». Сам Б-г возложил на людей исполнение заповедей, поэтому Он не должен заменять коэна в определении статуса Мирьям. С другой стороны, почему Моше вообще беспокоится о том, кто будет объявлять Мирьям нечистой и чистой? Раз нет коэна, значит, и наказание придется отменить. Радоваться надо, что она так легко отделалась.
Здесь мы подходим к самой сути вопроса. Что означает Б-жественное наказание? Если считать его чистым актом возмездия (нарушил закон — получи по заслугам), то беспокойство Моше действительно выглядит странным. При таком подходе грешника, избежавшего наказания, можно поздравить с удачей. Надо же?! Повезло человеку! Не пойман — не вор.
Но в еврейской традиции Б-жественная кара — это, прежде всего, искупление греха. Ведь от Б-га ничего не скроется, Его нельзя «обмануть». Если человек не понес заслуженного наказания в этом мире, его ждет неизбежная кара в мире грядущем, и кто может утверждать, что там она будет легче и менее болезненной, чем здесь, на земле. Согласно еврейской теологической доктрине, наш физический мир — это лишь «прихожая», временная обитель, где мы готовимся, набирая заслуги путем выполнения мицвот, к вечной жизни в мире грядущем, мире истины. Награды, полученные здесь, — ничто по сравнению с тем блаженством, которое уготовано праведникам там, по ту сторону непроницаемой завесы, разделяющей физический и духовный миры. Поэтому знающий и убежденный в своем знании еврей предпочтет очиститься от грехов здесь, искупить их при жизни, получить все причитающиеся ему наказания, чтобы вступить в мир грядущий чистым, не отягощенным грузом прошлого.
РАМБАН (Нахманид, Моше бен Нахман, XIII век, Испания) пишет, что воды «соты», которые использовались в особой процедуре дознания и наказания неверной жены, и кара «цараат», когда за любое недоброжелательное высказывание о другом человеке («лашон а-ра») виновный немедленно получал «проказу» на коже и подвергался изоляции, прекратили действовать после того как духовно-нравственный уровень евреев настолько снизился, что эти две процедуры превратились в фарс.
Какая здесь связь? Воды «соты» действовали, только если сам муж был свободен от греха, в котором обвинял жену. В нашу эпоху вседозволенности такое бывает крайне редко. Что касается «цараат», если бы это наказание сохранилось, то при столь бурном распространении злоречия весь мир давно превратился бы в сплошной лепрозорий. На самом деле, обе эти кары можно было бы только приветствовать — они пошли бы нам на пользу. Они исчезли только потому, что нынешние евреи оказались недостойны очищения от грехов в этом мире.
В другом талмудическом трактате «Псахим» приводится поучительный эпизод. Первосвященник Иерусалимского Храма высокомерно относился к царю и пренебрегал своими духовными обязанностями. За это ему по решению суда отрубили руки. Кошмарный итог, но мудрецы Талмуда не пожалели первосвященника; их не покоробил столь суровый приговор. Наоборот, рабби Йосеф воскликнул: «Благословен Всевышний, давший ему справедливое наказание в этом мире!»
Ибо нет ничего худшего, чем покинуть наш бренный мир, не искупив совершенные грехи. Так учит Тора. Именно это обстоятельство тревожило Моше-рабейну в эпизоде с наказанием Мирьям: он боялся, что его сестра, заслуженная женщина, спасшая его в младенчестве из вод Нила, не получит в этом мире воздаяние за «лашон а-ра», злословие в его адрес, и ей придется расплачиваться более ценной «валютой» в мире грядущем.