Еврейский Мир

http://jewishstudiescolumbia.com/myny/food/the-second-avenue-deli-the-legacy-of-uncle-abe/

На эту Аллею славы я наткнулся случайно. Заскочил по делам в Chase Bank на Второй авеню и вдруг на выходе прямо под ногами обнаружил два ряда плиток с изображением красных пятиконечных звёзд и подписями на них. В банке разъяснили, что они были установлены в честь знаменитых актёров, игравших в еврейских театрах East Village. И было это сделано известным ресторатором Эйбе Лебеволем, жестоко убитым бандитами в 1996 году. Как взаимосвязан кошерный ресторан Second Avenue Deli с театральным Манхэттеном и всемирным признанием Лебеволя — «Мэром Второй Авеню», заслуживает особого рассказа. Надеюсь, что эта история заинтересует и вас.

Известный американский ресторатор Дрю Нипорент, владелец сети Nobu и Montrachet, как-то пригласил к себе в гости знаменитого французского шеф-повара Поля Бокюза. Чтобы самому не подставляться, он решил попросить всех именитых шеф-поваров Нью-Йорка прийти на встречу с ним со своими фирменными блюдами. Ну чем можно было удивить Поля, носящего к тому времени на родине звание «шеф-повара века»? Тем не менее, Эйбе Лебеволю удалось это сделать. Из рубленой печени он вылепил огромный бюст Бокюза, украсив его лентой на шее, выполненной из полос красного перца и ломтиков лимона, представляющих медаль Почетного легиона. С которой, кстати, Бокюз никогда не расставался. Это говорит о том, что Эйбе был не только прекрасным кулинаром, но и тонким психологом, способным уловить и предугадать желания своего клиента. Но откуда всё это в нём? Ведь ничто не предвещало ему такой карьеры.

Родился он в 1931 г. в местечке Куликов на Львовщине, которое тогда принадлежало Польше, в семье торговца лесоматериалами. Когда в 1939 г. эти места были оккупированы Советами, его отец как «буржуазный элемент», был сослан в Сибирь, а его с матерью выслали в Казахстан. После войны семья воссоединилась и, не найдя никого из родственников, вернулась в Польшу. Однако долго там не задержалась, захватив волну послевоенного польского антисемитизма. Через Австрию перешли в Италию. Там, в лагере беженцев, они прожили несколько лет, первоначально надеясь на корабле перебраться в Палестину. Но его мать — Этель Лебеволь, родив в 1948 г. его младшего брата Джека, настояла на переезде в Америку. Так в 1950 г. они оказались в Нью-Йорке. Эйбе (в прежней жизни Аврааму) уже исполнилось 19 лет. Общество помощи еврейским иммигрантам подыскало семье небольшое жильё на улице Лафайет, в густонаселенном иммигрантами Нижнем Ист-Сайде. Здесь, быстро осваивая английский, он пытается отыскать своё место в новой жизни. Известно, что начинал он подсобным рабочим водном из гастрономов Кони-Айленда. Потом поменял множество ресторанов, перепробовав там все профессии: от мойщика посуды и официанта, зазывалы и швейцара, до помощника на кухне и повара. В 1954 г. он решается открыть свой ресторан. Первоначальная вместимость — 12 человек. Адрес известен: угол Второй авеню и Десятой улицы. В скором времени он увеличит его до 130 мест, а через 25 лет ресторан уже будет способен принять 250 гостей. В это трудно поверить, но до приезда в Америк у него не было никакого опыта в приготовлении кошерной пищи. Всего за четыре года, меняя хозяев и кухни, общаясь с поварами и знатоками еврейской кухни, он приобретает достаточный опыт. Эта магия еврейской кухни словно заворожила его. Зная, что все лужайки имеют разный зелёный цвет, он старается среди многообразия кошерных ресторанов Манхэттена найти своё лицо и фирменные блюда. Чтобы это была не просто обыкновенная еда, а «деликатесы». Эйбе уверен, что сумеет этого достичь и называет свой магазин «Деликатесы Второго авеню» или сокращённо «Дели». От латинского delicatus, что означало «приносить радость». С тех пор в меню ресторана присутствуют такие блюда, как суп с кнейдлах (шариками мацы), чолнт (горячее блюдо из мяса, овощей, крупы и фасоли), солонина, фаршированная рыба, креплах (пельмешки), картофельные латкес (оладьи), кугель (запеканка), p’tch (холодец), фирменные п’тчу (холодные телячьи лапки), огромные сэндвичи с говядиной и пастрами (грудинкой), лучшая в мире рубленая печень и другие блюда еврейской кухни. При этом, для привлечения публики в ресторан, Лебеволь устанавливает совершенно необычную для кошерных ресторанов форму работы: «7 раз в неделю, по 24 часа в сутки». Это было очень удобно для актёров, журналистов и печатников, работников почты и железнодорожников, пожарных и полицейских, возвращающихся с работы поздно вечером или ночью. Не говоря уже о многочисленных гостях города.

Его постоянный клиент Сол Чапник вспоминал о том, как однажды ночью, отправив жену в роддом, вся семья в волнении не могла усидеть дома и отправились в «Дели». Они устроились в отдельной комнате, украшенной памятными вещами известной актрисы еврейского театра и кино — Молли Пикон. Её жизнерадостные улыбки с фотографий, тихая музыка и предупредительный официант создавали приятную обстановку покоя и домашнего уюта. Можно ли было где-то найти лучшее место, чтобы на твоей стороне были Mazzal и удача? Легко представить себе, как радовались и веселились они вскоре, узнав о рождении сына.

Солу принадлежит и ещё одна любопытная история о «Дели» и нравах в нём.

Чтобы сохранить интонацию, приведу текст дословно: «Однажды вечером, я ужинал на Второй авеню и заказал мое любимое блюдо, румынский стейк. В тот вечер порция была не такой большой, как обычные огромные блюда. Действительно я не очень возражал, так как никогда не мог закончить целое блюдо любой еды, которую я заказывал. Но когда я заплатил за неё, я всё же сказал своему обычному официанту, что не жалуюсь (и презираю жалобщиков), но был удивлен, что порция была не такой большой, как всегда. Пять минут спустя официант принёс тарелку солонины с добрым и искренним сообщением: «Эйб сказал, что отсюда никто не должен уходить голодным». Я знал, что их намерения были искренними, но я был очень смущен. Но понимал, что человек, сам переживший в молодости голод, был обеспокоен относительно небольшого голода своего клиента». Эти истории, в первую очередь, говорят о том, что Лебеволю в его ресторане удалось создать абсолютно доверительную и домашнюю обстановку. К примеру, его официантка при заказе могла сказать своему постоянному клиенту: «Вчера я подавала вам говядину, может быть, сегодня мы приготовим вам рыбу? А я подумаю, что мы можем предложить вам завтра». И тот беспрекословно соглашался. Они все чувствовали себя большой семьёй. Известно, что, когда у кого-то дома случались серьёзные проблемы, Эйбе всегда, не раздумывая, оказывал помощь. В случае необходимости и деньгами, причём, никогда не упоминая о возврате.

Постепенно его ресторан становился всё успешней и успешней. Однако, внезапно появились чрезмерно набожные раввины, которые вознамерились отобрать у него лицензию на кашрут. За то, что его ресторан работал в субботу. Но Лебеволь выиграл судебный процесс, доказав, что кошерность распространяется лишь на продукты питания, а вовсе не на место или время продаж. На членов общин это сообщение возымело обратное действие: если кошерность продуктов подтверждена судом, то в чём заключалась проблема? Ведь за субботнюю трапезу можно было рассчитаться и в будний день. Тем более, что репутация Лебеволя была безукоризненной. Он слыл человеком поразительной работоспособности и исключительной порядочности. Ведь ресторан был его жизнью. Эйбе можно было найти там в любое время. Он мог сам выполнять любую работу в нём: привезти на машине продукты, помыть и рассортировать посуду, поработать на кассе, или занять любое место на кухне. Не говоря уже об обслуживании клиентов. С большинством из них он находился в дружеских отношениях.

Эйбе всегда был в хорошем настроении, улыбчив и приветлив. Мог подсесть к столику, похлопать по плечу, выяснить, чем завершилась последняя стычка с начальством, сняли ли гипс с ноги после перелома у дочери, и собирается ли сын в этом году поступать в колледж? Он старался быть в курсе всех важных событий, происходящих в Манхэттене. Был хорошо осведомлён о мероприятиях, планирующихся в Ист-Виллидже, но о Второй Авеню он знал всё. И старался, где это лишь возможно, не только принимать участие, но и оказывать посильную помощь. Оттого долгие годы его здесь уважительно величали «Мэром 2 авеню». Но особой его любовью пользовались старые актёры еврейских театров. Он мог часами слушать рассказы об их странствиях и путях становления еврейского театра. Это был неведомый мир, который совершенно неожиданно проявился здесь, на Второй Авеню.

О еврейском театре и кошерном ресторане

Конечно, его самым знаменитым представителем был Абрам Гольдфаден. Он являлся его основателем, драматургом и исполнителем. Оттого, тщательно изучая биографию Абрама, мы можем точно проследить историю развития еврейского театра. В 1862 г. учениками Житомирского раввинского училища была сделана попытка воспроизвести на сцене одно из просветительских произведений Менделе Мойхер-Сфорима «Серкеле», где роль Серкеле поручили играть молодому Абраму Гольдфадену. Успех постановки заставляет его задуматься о правильности избранного пути. Уже работая учителем, он всё своё время отдаёт литературной деятельности, и даже пытается во Львове издавать газету. В Яссах (Румыния) он встречается с «бродеровскими певцами» (из местечка Броды), исполнявшими еврейские песни (в том числе и его) как сценические миниатюры. И Гольдфаден задумал с их участием создать спектакль, перемежая песни занимательными диалогами. В 1876 г., в дни праздника Суккот, они показали двухактную комедию, сочиненную специально для предстоящего представления. А вскоре ещё одну комедию, написанную им на основе двух его ранних песен.

Показ этих постановок, восторженно встреченных зрителями, и считается рождением профессионального театра на идиш. С этого момента начинается его многолетнее театральное турне по Европе. Это был странствующий театр «блуждающих звезд», по образцу которого вскоре возникли многие новые труппы по всей Восточной Европе. Обычно их руководитель был, как Гольдфаден, режиссером, оформителем спектаклей и автором всего репертуара. Но, чаще всего, пользовались уже ранее написанными произведениями Гольдфадена или других авторов. Наконец, он останавливается в Будапеште, где в состав его труппы уже вводятся женщины, а затем перебирается в Одессу. В составе его театра уже 40 актёров и хор, которым в Одессе руководил хазан Хиршенфельд (дед И. Дунаевского). Принято считать, что Гольдфаден надолго определил характер развития национального театра. Приверженец Хаскалы — еврейского просвещения, он писал пьесы для всех, считая их прекрасным средством воспитания. Он однозначно делил героев на положительных и отрицательных, разбавлял действие простыми шутками и завершал все нравоучительным финалом.

Многие актеры труппы самого А. Гольдфадена, недовольные материальной зависимостью от него, стремились к самостоятельности и при первой возможности организовывали собственные театральные коллективы. К началу 1880-х гг. уже существовало несколько независимых трупп, часть из которых основали актёры его труппы. Все они с успехом гастролировали по городам юга России и Украины. Но в сентябре 1883 г., специальным правительственным указом, проведение спектаклей на идиш в Российской империи было запрещено. Это было результатом ужесточения государственной политики в отношении евреев. Фактически это означало запрет еврейского театра вообще, и значительная часть актеров вынуждена была искать работу за пределами России. Гольдфаден в это время гастролировал в Москве, но срочно выехал в Варшаву, где какое-то время выступал с труппой под видом немецкого театра. А затем, как и многие европейские актёры, режиссёры и драматурги, через Лондон отправился в США. Так большая часть элиты еврейского европейского театра появилась в Нью-Йорке.

Можно сказать, что они оказались «в нужное время, в нужном месте». Экономические трудности, усиление государственного антисемитизма и угроза погромов в конце XIX и начале XX вв. привели к огромной эмиграционной волне евреев из Восточной Европы. К 1910 г. в Нью-Йорке насчитывалось более одного миллиона ашкеназских евреев, которые составили до 25 процентов его населения, превратив его в крупнейший в мире еврейский город.

Теперь на минуту отвлечёмся. Кто такие ашкенази? Это древнее название еврейского населения, живущего на средневековых германских землях, некогда заселённых потомками правнука Ноя, по имени Ашкеназ. Они говорили на языке идиш, средневерхненемецком диалекте, обогащенном заимствованиями из древнееврейского, арамейского и славянских языков. Очень долго идиш считался языком второго сорта, годным только для домохозяек. Образованные люди четко разделяли иврит — язык Торы, на котором надлежало общаться с Б-гом, и идиш, удобный для повседневной жизни и понятный всем ашкенази. Так вот, миллион приехавших в Нью-Йорк евреев говорил именно на идиш. Т. е., сохраняя древнюю традицию, между собой общались на идиш, а молились — на иврите. Потому и актёры, взявшиеся создавать здесь театр, играли и пели на идиш. Так постепенно в Нью-Йорке возник театральный район, называемый в шутку «еврейским риалто» или «идиш-риалто», который стал центром театральной жизни города. Он был расположен в основном на Второй авеню, хотя и простирался до авеню В, между Хьюстон-стрит и Ист-14-й в Ист-Виллидж. Поскольку театральные представления в этом районе были очень востребованы (кроме еврейской общины здесь обитала ещё и немецкая, хорошо понимающая идиш), то здесь можно было найти спектакли на любой вкус: от шекспировских, классических и оригинальных пьес, до комедий, оперетт и драм. Особенно любимы были водевили, бурлески и музыкальные шоу. Считается, что первый спектакль на идиш в Соединенных Штатах был показан в 1882 г. в спортивном клубе New York Turn Verein, расположенном по адресу 66 East 4th Street, в районе Маленькой Германии (сейчас часть East Village).

В то время большинство ранних идишских театров было расположено в Нижнем Ист-Сайде, но вскоре ряд театральных продюсеров решились переместиться на север, в район 2 авеню. Приехавшие в США из Кишинева в середине 1890-х Файнман с Кесслером создали собственную труппу Thalia Theatre. В 1903 году Адлером был построен первый идишский театр в Нью-Йорке — Большой театр (Grand Theatre). Но звёздный час Второй авеню пришёлся на 1910-е годы, благодаря открытию двух театров: Театра Второй авеню в 1911 г. на 35-37 Второй авеню, и Национального театра в 1912 г. на 111-117 Ист Хьюстон Стрит. Финкель пригласил туда Томашевского, который сразу пошел в гору: он обладал незаурядным чутьем, быстро поняв, что театр будет сильно востребован в растущей иммигрантской общине, и развил бурную деятельность, выписывая для National Theater актеров, певцов, драматургов и композиторов из Европы. Кстати, дом, где провёл детство композитор и пианист Джордж Гершвин и его брат-лирик Айра Гершвин, был тоже в центре Театрального района на втором этаже 91-й авеню, между Восточной 5-й и 6-й улицами. Конечно, своё детство они провели в залах идишских театров. Композитор и лирик Ирвинг Берлин тоже вырос здесь в доме, где все говорили только на идиш, как и актёр Джон Гарфилд.

Вначале, на Второй авеню преобладала серьезная идишская драма: пьесы оригинальные, преимущественно Гольдфадена, и переведенные — русские, немецкие и английские. Но вскоре стало очевидно, что общину не очень интересуют библейские, исторические и дидактические сюжеты, а вот доморощенные народные мотивы Старого Света и иммигрантские ситуации Света Нового идут на ура. Томашевский понял предпочтения своих зрителей и стал давать им то, что они хотели. Музыкальная комедия окончательно победила. Тем не менее, на похороны Гольдфадена в 1908 году пришли 75 тысяч человек. По этому поводу The New York Times писала: «Плотное еврейское население в нижней восточной части Манхэттена демонстрирует высокую оценку своей скромной идишской поэзии и драмы. Такой же дух осенял грубую аудиторию шекспировского театра времен Елизаветы. Там, как и в Лондоне XVI века, происходит настоящее интеллектуальное возрождение». Когда США вступили в Первую мировую войну, в одном только Нью-Йорке было 22 идишских драмтеатра и два театра оперетты, которые представляли своим зрителям по 25 — 30 спектаклей ежедневно.

Чтобы сохранить память о многих актёрах, певцах, драматургах и режиссёрах этого удивительного времени, ресторатор Эйбе Лебеволь, у дверей своего ресторан на 2 Авеню, в самом центре былого театрального района, установил 32 плитки с именами до 55 самых знаменитых из них. Тем самым создал своеобразную «Аллею памяти еврейских актёров», подобную Голливудской.

Есть среди них и легендарный Авраам Гольдфаден — «отец еврейского театра». Поэт, драматург, композитор, театральный организатор и режиссёр. Автор 40 пьес на идиш и первой в Нью-Йорке постановки пьесы на иврите.

Уже упомянутая нами Молли: блистательная актриса, звезда идишского театра и кино, а также многочисленных англоязычных кино и телепостановок. Борис Томашевский: многоплановый актер, исполнявший с успехом драматические роли и сольные партии в спектаклях мировой классики и еврейских авторов. Режиссер, драматург, и историк еврейского театра. Автор 50 произведений для театра и известных биографических книг.

Сёстры Берри: блистательный, всемирно известный джазовый дуэт, исполняющий песни на идиш, русском и английском. Многие из них навечно вошли в сокровищницу мировой песенной культуры.

Фивуш Финкель — один из легендарных актёров театра на идиш. Несколько лет играл Тевье-молочника в постановке «Скрипач на крыше» на Бродвее. Снялся в десятках фильмов и телевизионных шоу, включая «Мемуары Брайтон-Бич» и «Пикетные заборы». Лауреат премий «Эмми» и Obie.

И так далее. Все сведения об актёрах, представленных на «Алее Славы» можно найти на http://www.museumofyiddishtheater.org/yiddish—theater—walk—of—fame—the—second—avenue—deli.html

или на https://famousankles.com/2008/02/20/yiddish—theater—walk—of—fame—on-2nd—avenue/

Однако к 1950-м годам еврейский театр приходит в упадок. Главная причина была в том, что подросло новое поколение, которое уже свободно общалось на английском, и чаще всего покидало «отчий дом». Всё более идиш становился невостребованным, а на англоязычном Бродвее репертуарный ряд становится всё более и более интересным. Не говоря уже о том, что лучшие актёры идиш театров тоже перешли на Бродвей. Постепенно театры на идиш начинают закрываться, поскольку шансы на увеличение числа зрителей за счёт «новой волны» были невелики. С одной стороны, американское правительство резко снизило квоту на еврейскую иммиграцию, а, с другой, шесть миллионов жертв Холокоста были большей частью говорящими на идиш. В Советском Союзе, где ещё проживало около 3 млн. евреев, руку к уничтожению интереса к идиш приложило само государство. Вначале были закрыты все школы с преподаванием идиш, а после убийства Михоэлса и все еврейские театры. Стоит ли после этого удивляться тому, что русскоязычные евреи последней волны, приезжающие в США или Израиль, уже не интересовались театрами на идиш (как и долгое время на иврите или английском), а лишь на русском. В начале 50-х в Нью-Йорке ещё несколько театральных идиш-трупп как-то ещё пытались выжить, но вскоре сдались и они. Дольше всех держался профсоюз еврейских актёров Америки (Hebrew Actors Union), основанный в 1899 году. Он вошёл в историю США тем, что стал первым в стране объединением профессиональных актёров. В 1925 году его членами были более 300 актёров. Но в 2005 году и он вынужден был заявить о закрытии.

О семье и судьбе

Помните, как в шекспировской пьесе «Венецианский купец» Шейлок задаёт свой коронный вопрос: «Какие новости на Риальто?» К сожалению, на некогда знаменитой «идиш-риалто» в районе Второго авеню, никаких заслуживающих внимания новостей и ныне нет. Небольшой театр New Yiddish Rep на W 39th, пытающийся ещё что-то показать на идиш, в своей рекламе сразу же предупредительно указывает, что он «Multilingual Theater», или «Многоязычный театр». А единственный официально признанный Национальный Еврейский Театр «Фолксбине» не имеет ни постоянной труппы, ни своего помещения и лишь периодически показывает спектакли на идиш в помещении Музея еврейского наследия (MJH) в Battery Park City.

Так что, когда Эйбе Лебеволь в 1954 г. открывал на Второй авеню свой ресторан, здесь уже не было ни одного театра. Но вокруг ещё работали еврейские музыкальные и цветочные магазины, фотостудии, гастрономы, рестораны и кафе, с красочными вывесками на идиш. Metro Music на Второй авеню ещё выпускала для американского рынка ноты на идиш и иврите. А здание на 32 East 7th Street принадлежало Союзу актеров иврита, первому театральному союзу в США.

Этот флёр «еврейского риалто» ещё продолжал наполнять жизнь района особым настроем и мироощущением. Подсаживаясь за столик к старым актёрам, всё ещё живущим неподалёку, Эйбе отчётливо это чувствовал. Дела шли хорошо. Ресторан становился всё более и более популярным, а число гостей неустанно росло. И, освободившись от дел, он с удовольствием слушал их рассказы о гастролях по европейским местечкам. О пьесах, которые приходилось играть безо всяких репетиций, и знаменитых актёрах, способных в одном спектакле играть и женские и мужские роли, танцуя и напевая при этом. О разных смешных казусах и несуразностях, которые всегда происходят в жизни и на сцене. Даже Шолом-Алейхему не удалось бы с такой живостью, грустью и ностальгией рассказывать о разных забавных приключениях, которые происходили с ними и их коллегами во время бесконечных актёрских странствий.

Это была жизнь, о которой он ничего не знал. Ни в Куликове на Львовщине, ни в Казахстане, ни в польских городишках или пересыльном лагере в Италии, не приходилось ему посещать театральные представления. Да и здесь, в постоянных заботах о заработке и освоении профессии, ему было не до театра. И вот сейчас, когда Эйбе уже готов был к встрече с театром на идиш, выяснилось, что он опоздал. Блистательное шествие еврейского театра по Нью-Йорку, которое проходило вот здесь, совсем рядышком, уже пронеслось мимо. Почувствовав его искренний интерес к театру, актёры и многочисленные почитатели театра стали приносить ему афиши, буклеты, тексты песен с нотами, фотографии и автографы знаменитых актёров, а также их памятные вещи, которые он сразу размещал на стенах ресторана.

Но вскоре, Лебеволь, в знак особого уважения к актёрам, игравшим на идиш, решил создать «Аллею славы еврейских актёров» (Yiddish Walk of Fame). Тем более, что пример уже был — Голливудская «Аллея славы». За свой счёт он изготовил и разместил, на тротуаре перед своим рестораном, гранитные плиты с красными звёздами и именами еврейских актёров, режиссёров и драматургов. Как напоминание многочисленным гостям его ресторана о том, что они находятся не просто на Второй авеню, а в том самом районе города, где изумляло и покоряло мир самое крупное и знаменитое объединение еврейских театров и актёров, игравших на идиш. Мог ли поступить иначе человек, которого уважительно называли «Мэром 2 Авеню»?

Да он и сам в душе был шоуменом. Достаточно было просто войти в ресторан и посмотреть на его работу. Эйбе всегда был доброжелателен и приветлив, независимо от состояния или должности клиента. «Он относился к знаменитостям, как к своим друзьям», — рассказывал его брат Джек Лебеволь, ссылаясь на фотографии Эйбе, позирующего с боксером Мухаммедом Али, покойным комиком Бобом Хоупом или более молодыми королями комедийного сериала, такими, как Джерри Сейнфилд и Пол Рейзер. С лёгкостью он мог предоставить бесплатную еду для бездомных, бастующих рабочих или для проведения мероприятий в фирме по соседству. Мог отправить еду любому политику или предпринимателю, которым сочувствовал или поддерживал. Как, к примеру, в местное украинское турагентство, когда они праздновали День Независимости Украины.

Когда украинский консулат располагался неподалёку, то его представители всегда обедали не в местных американских или украинских ресторанах, а только у него. Лебеволь был одним из тех немногих бизнесменов, которых пригласили на частную встречу с первым президентом независимой Украины — Леонидом Кравчуком во время его визита в Нью-Йорк.

С одинаковой готовностью и щедростью он распахивал двери своего ресторана, как во время еврейских праздников, так и национальных американских. Таких, как дни Поминовения и Независимости. А в день Святого Патрика, мог позволить себе подать в ресторане зелёную мацу. Был щедр и отзывчив настолько, что это даже заряжало окружающих. Его сестра Шэрон вспоминала, как однажды Еврейский институт Брайля пригласил его устроить обед для еврейских слепых. Он согласился и решил пригласить туда Сэма Левенсона — известного комика. В конце обеда Эйбе, вынув из кошелька несколько сотен долларов, спросил у него: «Сколько я тебе должен?», — «А сколько вы берёте с них за обед?», — переспросил Сэм. «Ничего», — пожал плечами Эйбе. Тогда Левенсон говорит ему: «Если это для вас мицва, то почему это не может быть мицвой и для меня?». И отказался взять деньги.

Так бежали дни в ежедневных трудах и заботах. И утро 4 марта 1996 года не предвещало ничего необычного. Около девяти часов утра Эйбе остановил свою машину перед банком NatWest, куда ездил по будням каждое утро, чтобы внести дневную выручку. Это недалеко, всего в шести кварталах на юг от его ресторана.

Эйбе припарковал свой фургон, но выйти ему не дали. Нападавший выстрелил ему в голову и живот. Затем он сам, либо напарник, перегнал машину на Первую авеню. Эйбе, умирая, удается выползти из фургона на тротуар. Прохожий, думая, что у него сердечный приступ, останавливает полицейского. Тот идет к Эйбе и слышит что-то вроде: «Они достали меня».

В течение нескольких дней это убийство доминировало в заголовках газет, и все, от бывшего мэра Эда Коча до комика Боба Хоупа, оплакивали Эйбе. Детективы из разных команд были втянуты в расследование. Пистолет был обнаружен на следующий день в разобранном виде возле Центрального парка. Оказалось, что это оружие уже использовалось в сентябре 1995 года при убийстве двух сотрудников мотеля в Элмсфорде, округ Уэстчестер. А годом ранее в Бронксе, когда им было нанесено ранение. Больше ничего обнаружить не удалось. Украли его черную сумку с депозитом в размере 8000 долларов, и его кошелёк — с еще 2000 долларов.

Была совершенно неясна и так и не установлена причина убийства. «Он бы отдал эти деньги без слов, но их у него не просили», — так позже скажет полицейским его брат Джек. — «За такие деньги не убивают».

Это хладнокровное убийство было тем более ошеломляющим, что Лебеволь был очень известен, популярен и любим сообществом Ист-Виллидж.

На следующий день журналист New York Times напишет: «… те, кто вчера собрался возле ресторана, были местными жителями, соседями, которые пришли сюда несмотря на ледяной ветер. Они оплакивали своего старого друга и слёзы текли из их глаз. Со смертью г-на Лебеволя они потеряли человека, приветствовавшего их по имени, когда они заказывали чашку горячего куриного супа с шариками мацы за 3,05 доллара. Они потеряли того, кто раздавал бесплатные бутерброды бездомным и тем, кто временно оказывался без работы. С его кончиной они потеряли одну из последних связей со старым еврейским кварталом, историческим Нижним Ист-Сайдом, и со временем, когда Вторую авеню ещё называли «Идиш Бродвей» из-за театров, которые тогда усеивали улицу».

Более 1500 человек пришли на его похороны в Общинную синагогу на 323-327 East 6 th Street. Несколько дней «Дели» был закрыт, а затем управление им взял на себя его младший брат Джек. Это было непростое решение: к тому времени он уже был достаточно успешным юристом. Но Джек не мог поступить иначе. В 2006 г. владельцы дома на 2 авеню потребовали резкого увеличения арендной платы, и Джек Лебеволь вынужден был закрыть легендарное «Second Avenue Deli». Его место вскоре было занято отделением Chase Bank. А Джек, теперь уже передав бразды правления дочке Эйбе — Шерон и своему сыну Джерреми Лебеволь, в декабре 2007 года перенёс ресторан на новое место — 162 East 33rd Street (между Лексингтон авеню и Третьей авеню) в Murray Hill. В августе 2011 года был открыт второй филиал на 1442 First Avenue (East 75th Street) на Upper

Успешно продолжая дело Эйбе, новый ресторан предлагает теперь традиционные еврейские блюда, под девизом «Сохранение традиции», наряду с привычной американской едой: мясным рулетом, картофелем фри, гамбургерами и многим другим.

Леонид РАЕВСКИЙ, журналист, автор путеводителей

Оцените пост

(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться