Действие последней серии «Гамбита королевы» («The Queen’s Gambit»), которую мы досмотрели вчера, происходит в 1968. Чем этот сериал производит впечатление — так это совершенно завораживающей эстетикой шестидесятых. Красиво там до слез.
Я под тем постом высказался в духе, что это, мол, очень важный фильм и пообещал написать у себя про 1968 год.
Про 68 год я, странным образом, довольно много думал. И в детстве, читая Битова, и позже, посмотрев мюзикл «Волосы». И 20 лет назад, когда я впервые посмотрел фильм Годара, это была «La chinoise — Китаянка»,- история о том, как компания золотой парижской молодежи заперлась в квартире, чтобы изучать Мао, и что из этого вышло.
И совсем недавно, посмотрев «Перед революцией» Бертолуччи. Думал много, но вот знал мало.
За минувшие две недели я прочитал «Долгий ’68» б̶р̶и̶т̶а̶н̶с̶к̶о̶г̶о̶ ̶у̶ч̶е̶н̶о̶г̶о̶ профессора Ричарда Вайнена и сейчас «полезу на табуреточку», чтобы рассказать, что я выучил.
Оказывается, что как в русском существует понятие «шестидесятник», так в английскoм сленге, в качестве заимствования из французского, существует специальное слово soixante-huitard («шестьдесят-восмерник»)
К слову, о суевериях: вы ведь помните, что нынешний ужасный год — високосный?
Так вот 1968 тоже был високосным.
Это был год, который изменил мир. Мы до сих пор пожинаем разнообразные его плоды. Новая мораль, культура отмены, теория идентичностей, феминизм второй волны, начало застоя в СССР, тотальное доминирование левой повестки в западных университетах — все это родом из 1968.
1968 начался для наших родителей с выхода в эфир 1 января новенькой с иголочки программы Время, в которой рассказали про эвакуацию французских вооруженных сил с территории Алжира. А дальше все заверте…
Баррикады в Париже и советские танки на улицах Праги, многотысячные студенческие демонстрации в США, убийство Мартина Лютера Кинга, о котором чернокожим избирателям сообщил популярный, как рок-стар, Роберт Кеннеди, наиболее вероятный победитель президентских выборов, назначенных на ноябрь. И которого вскоре (непонятно зачем) самого застрелил палестинец с ужасно смешным именем Серхан Серхан
Ну и знаменитый расстрел пятисот мирных крестьян вьетнамской деревни Сонгми свеже-призванными американскими солдатами-срочниками.
И последовавший за ним во всех западных странах вал антивоенных протестов.
И убийства случайных белых прохожих одной из самых загадочных американских организаций — «Черными пантерами», которую директор ФБР Эдгар Гувер назвал в сентябре 1968-го «величайшей угрозой внутренней безопасности страны».
Одетые в черные береты и кожанки, голубые водолазки с изображением пантеры, изучившие «маленькую красную книжку» Мао, вожаки «пантер» пытались построить самое настоящее государство в государстве — утверждая, что белые не имеют права судить темнокожих, а с системой официального насилия можно справиться только создав другую систему насилия.
5 ноября — президентские выборы в США, на которых победу одержал республиканский кандидат Ричард Никсон. Собственно, побоище, произошедшее на предвыборном митинге в Чикаго и обсуждаются в фильме Чикагская семерка.
В Германии начинает действовать РАФ, террористическая группировка Баадлера-Майнхоф — «Фракция Красной А́рмии», ответственная за совершение 34 убийств, серии банковских налётов и взрывов.
На бродвее вышел мюзикл «Волосы».
И это только крошечная часть того, что произошло в западном мире в 1968.
Удивительно, но страны, оказавшиеся в 1968 году на грани революций и гражданских войн, подошли к ним на фоне стабильного экономического роста, улучшения положения всех слоев населения, в условиях сильной, харизматичной и инициативной власти, которая, сейчас это совершенно очевидно, таки заботилась о всеобщем благосостоянии. К слову, в США в шестидесятых годах валовой национальный продукт рос примерно на 4—6% в год (дико много). Безработица сократилась до рекордно низкого уровня (как было у нас до Короны). Расовые законы были отменены. Повсюду вводились разнообразные социальные программы.
Почему же вдруг мир оказался повергнут в пучину молодежных возмущений?
Вот лозунги и граффити майских событий во Франции 1968 года:
Все дозволено
— Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки.
— Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим.
— Как ни проголосуешь — «нет» или «да», из тебя всё равно сделают козла!
— С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и фольксваген, и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!Война закончена
— Под булыжниками мостовой — пляж!
— Ни Бога, ни господина!
— Запрещать запрещено.
— Тяжело подчиняться начальникам, но ещё глупее их выбирать.
— Культура — это жизнь наоборот.
— Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД. (ЛСД вместо ЛБД!) – имелся в виду наследник Кеннеди, Линдон Б. Джонсон, переизбранный на 2 срок).
— Вся власть воображению!
— Звонит будильник. Первое унижение за день.
— Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!
Ответ на вопрос «почему» — лежит в сфере демографии. В 1968 старшим беби-бумерам исполнилось 22 — последний год в универе и — вперед, во взрослую жизнь. А взрослая жизнь ВОТ КАКАЯ-ТО НЕ ТА.
Плюс к этому, молодежи оказалось критически много. В университетах, до того довольно консервативных и иерархических учреждениях, равновесие между взрослыми и молодежью впервые было нарушено. В кампусах стало просто не видно «стариков». Атмосферу в кампусе стали определять не преподаватели, а старшие студенты. Плюс, со взрывным ростом количества студентов в вузах внезапно увеличилось количество административных работников, присутствие которых в прежние годы практически не ощущалось. А администраторы, как это им и полагается, принялись надзирать и наказывать.
Из книжки Ричарда Вайнена я узнал, что беспорядки в Сорбонне начались с требования студентов разрешить им свободный вход в женские общежития и с возмущения охотой администрации за девушками, выходящими по утрам из мужских общежитий.
Забавно, что повестка дня у американских студентов сильно отличалась от требований французских. А чехи, вдохновлённые выступлениями своих французских ровесников, вообще выступили ПРОТИВ левой повестки. Вайнен приводит рассказ американского активиста, у которого в 1968 завязался короткий роман с чешской студенткой-активисткой. Основной пыл борьбы американских студентов был направлен против войны во Вьетнаме. И в какой же шок был повергнут юный американец, когда чешская подружка сказала ему, что раз во Вьетнаме Штаты, по сути, противостоят Советам — значит это хорошая, годная война.
Я бы сказал, что ответом на вопрос «чего, в целом, им было надо?» будет — они хотели свободы. Хватит говорить нам, что надо делать, с кем, где и когда. Хватит тотально нас контролировать, лезть в каждую клеточку нашей жизни. Нет — тоталитаризму.
Собственно, классическое восстание подростка против родителей, заставляющих убрать у себя в комнате. Нет разве?
Вопрос теперь, что происходит сейчас, с нами? То, что принес с собой 68-ой, было плохо? Или хорошо? Был ли мир до 68-го хорошим, правильным, таким, в котором нам хотелось бы жить?
Если Государство принимает разумные, взвешенные решения — согласны ли мы, чтоб оно навязывало нам их силой? (Насчет того, чтоб оно навязывало ИМ силой те решения, которые кажутся разумными и взвешенными нам — по-моему, уже согласны все)
Евгений Илюхин
Про 68 год я, странным образом, довольно много думал. И в детстве, читая Битова, и позже, посмотрев мюзикл «Волосы». И 20 лет назад, когда я впервые посмотрел фильм Годара, это была «La chinoise — Китаянка»,- история о том, как компания золотой парижской молодежи заперлась в квартире, чтобы изучать Мао, и что из этого вышло.
