Марк Фельдман

ВРЕМЯ НАДЕЖД

 Марк Фельдман — прекрасный поэт, прозаик, публицист. Неоднократно публиковался в «Еврейском мире». Москвич, живет более четверти века в Бостоне, издал восемь книг стихов, прозы и публицистики. Его поэзия — с большим уклоном в трагедию Холокоста и судьбу еврейского народа.

«УМОЛЧАНИЕ  ХОЛОКОСТА»

Многолетняя стена умолчания Холокоста в России разрушена. Политический и исторический смысл запоздалого признания со стороны России места Холокоста в истории цивилизации означает, что отныне Россия входит в общий ряд цивилизованных стран…

Заместитель Председателя Правительства Российской Федерации
Валентина Матвиенко
2000 год

Как поздно ты, Россия, стала
цивилизованной страной!
Зачем ты Холокост скрывала,
Убийц от мести защищала,
В Москве устроив следом свой?

Что должен я об этом думать,
В какой стране
пришлось нам жить?
Мильоны жертв. Так кто безумен?
Народ не смел о том судить.

Кричал он только «Одобряем!»,
«Народ и партия едины».
Теперь мы всё об этом знаем,
Увы! Народы не судимы…

Как не судим немецкий сброд,
Себя считающий народом
И высшей расой перед Богом,
Истории не заплативший счёт.

Как ждал весь мир конец войны,
Как предвкушал он День Победы!
Но победив, обречены
Евреи были на расстрелы.

И сколько люди будут жить,
Такое ими не простится.
Кого как не себя винить,
Своей истории стыдиться!
***
ЗА ЧТО НАМ СНОВА  ЭТО ГОРЕ

Войны нам, видно, было мало,
Коронавирус прилетел.
Кто мстит нам дико, небывало,
Узнать бы очень я хотел.

За что? Мы столько пережили!
Но кто откроет нам секрет?
Кого спросить бы не решились,
Ответа и у Бога нет!

О, сотни тысяч погребённых
И страх у остальных землян!
Мы так хотели лет спокойных
И жизни без душевных ран…

Нет человечеству покоя,
Нам примириться суждено
С глобальной тайной роковою:
Живём не знаем для чего!
***
Я дрожу над тобою в минуты,
Когда нет между нами преград,
Когда души открыты, разуты
И дыханью я общему рад.

То же самое было с другою,
У тебя то же было с другим.
Я всё помню, родная, не скрою,
Мир живёт по законам таким.

Он за окнами — скрытый, жестокий,
Но прекрасный, когда ты любим,
Припадаешь к семейным истокам,
К ненадёжным инстинктам своим.

Как же чувства с годами дряхлеют!
Уж не помнишь, кого ты любил:
Ту, которой нет ночью смелее
Иль кому ты стихи посвятил.
***
Иду я тихо к страшнолетию
И страх понятен только мне,
О, юных лет моих соцветие,
Кому их посвятил и где?

Я вспоминаю лица, страны,
С кем жил и от чего бежал,
Всё было строго, и не важно,
И как себя потом ругал.

Но не скорблю и не ругаю
Я жизнь, доставшуюся мне,
Я автора той жизни знаю,
Он был с эпохой наравне.

С военным детством,
с Днём Победы,
В себе таившим «Бабий Яр»,
С шестидесятниками следом,
С собой унесших чести дар.

Прошла любимых строк эпоха,
На стадионах тишина,
Народ поэтов не захлопал,
Жизнь в рифму стала не нужна.
***
Какие годы: дорог каждый день,
А сколько их ушло черновиками!
Корзина под столом полна стихами
И отдаваться новым что-то лень.

Что нового скажу я в этот раз,
Что нового изобрела планета?
Переселять собрались нас на Марс
И в очередь записывают где-то.

С собой в душе весь мусор заберём:
Нацизм, войны, ненависть джихада,
Замучит ностальгия нас потом,
И красная планета станет адом.

Кружат стихи в космической пыли,
Ненужные ни Марсу, ни землянам,
И говорят поэту «отвали!»,
Но я писать стихи не перестану.
***

Над Бабьим Яром памятников нет.
Евгений Евтушенко
1961 г.

Я горжусь тем, что в Бабьем Яру было всего 300 немцев
и 1400 украинских полицаев.
О. Тягнибок
Украинский политический деятель

Нет и сегодня. Там стоят отписки —
Жлобов кремлёвских каменный ответ:
Расстрелянных не составляли списки,
И списка полицаев тоже нет.
***

Б. Пастернаку, страдавшему от своего еврейского происхождения
и обещавшего «свести с евреями счёты».

Хотеть в отличье от хлыща
В его существованьи кратком,
Труда со всеми сообща
И заодно с правопорядком.
Б. Пастернак. 1931 г.
Какого презирает он «хлыща»,
Притянутого им для нужной рифмы,
Труда какого хочет «сообща»,
Поверив глупо в сталинские мифы?

Ещё «правопорядка» хочет он
Среди расстрелов, пыток и ГУЛАГа…
И терпит от поэта всё бумага,
Но жизнью он не будет пощажён.

Он сам на правду закрывал глаза,
Не смея дурно думать о народе,
«Живаго» не читавшем никогда,
Поэта обвинявшего по моде.

Расстрелы не услышит он в стране,
Не ужаснётся, строчки не напишет!
Сползают на Лубянке, по стене
Еврейские поэты — он не слышит…

Но вот проклятий он услышит гул
Простых людей
«из трудового званья»…
И скажут над поэтом — «он заснул,
Зовите, кто там рвётся,
для прощанья!».
***
В этот день ужасающе жаркий,-
А ведь мы не в пустыне живём,-
Кто-то нам пандемию накаркал,
Почему и за что не поймём.

Как хрупка наша жизнь и ничтожна,
Направляется чем-то извне,
И диктует нам космос, что можно
Миру быть или новой войне.

Любим в сроки, когда мы созреем
И инстинкт нам команду подаст,
Вот тогда — мы душой молодеем
И на всё в этот миг я горазд.

Будни вдруг превращаются в праздник
И за смыслом не лезут в карман,
Становлюсь я серьёзным и важным
И пишу свой последний роман.

Он о том, как ты жить вдохновляла,
Как, случалось, любила меня,
Но однажды с другою застала,
Засмеялась: «ну это ты зря!».

Точно, зря изменял с кем попало,
Точно, зря тебе верность хранил,
Но не помню, чтоб сердце скучало,
Одиноким, что делать, прожил!
2020 г.
***

Июль. Поллета, как пропало
С жарой свирепой, с духотой
И ничего не обещало
В тени, с единственной тобой.

Но океан манил волнами,
Он звал изведать глубину
Того, что мы желали сами,
А там, быть может, и судьбу.

И на камнях скалы прибрежной,
В наш ранний и безлюдный час
Ты мне себя дарила прежней,
Какой в Москве была средь нас.

О, эти дни тоски и страсти,
Когда всю жизнь послав к чертям,
Я ждал стихи твои отчасти
Но был друг к другу путь не прям.

Он нас в Америку доставил,
Исполнилось, как бы без нас:
Двадцатый год, июль заставил
Поверить в счастье в этот час.
***
Июль. Дышать на солнце нечем
И в помещенье духота,
Воспоминаниями лечим
Мы наши души неспроста.
Пойдём, развеемся немного, —
Я говорю тебе шутя, —
И вот идём мы по дороге,
Устало ветками хрустя.

До осени ещё далёко,
Но наломали в жизни дров…
В Америке нам жить не плохо,
Не наблюдаем мы часов…

И даже счастье посещает,
Как вот сейчас, когда бредём,
А что нас дома ожидает!
По рюмке хлопнем перед сном.

И вспомним родину без грусти…
Я, расходясь, менял там жён.
И вот сейчас в порыве чувства…
Так странно, не был я влюблён.

Так жизнь шла в заботах, скромно,
И кто б тогда подумать мог,
Что счастье будет так огромно,
Что сердце для любви сберёг! Russian Jewish poet, лирика, МАРК ФЕЛЬДМН, поэзия, ПОЭТИЧЕСКАЯ СТРАНИЦА, стихи, холокост

Оцените пост

(голосовало: 4, средняя оценка: 2,75 из 5)

Загрузка...

Поделиться