гений и злодейство («Балак»)

На что Билам рассчитывал, говоря одно и делая другое? Почему решительно капитулировав на одном фланге, он немедленно нанес удар на другом?

Величайший пророк

В недельной главе «Балак» описывается, как моавитянский царь Балак призвал великого кудесника Билама проклясть для него Израиль. «Пойди, прошу, прокляни мне народ этот, ибо он сильнее меня. Может мне удастся, и мы его поразим, и прогоню я его из этой земли. Ведь я знаю: кого благословишь ты, тот благословен, а кого проклянешь, тот проклят» (22.6)
Но Всевышний явился Биламу и побудил его благословить, а не проклясть Израиль: «Не иди с ними, не проклинай народа того, потому что он благословен» (22.12).
Билам так и поступает: «Как прокляну я? Не проклинает его Бог. Как изреку зло? Не изрекает зла Господь! С вершины скал вижу я его и с холмов смотрю на него: вот народ отдельно живет и между народами не числится. Кто исчислит прах Иакова и сочтет пыль Израиля? Да умрет душа моя смертью праведников, и да будет кончина моя, как его. И сказал Балак Биламу: что сделал ты мне? Проклясть врагов моих взял я тебя, а ты, вот благословляешь» (23.8-11).
Этот текст, как и текст другого благословения, произнесенного Биламом: «Как хороши шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль» (24.5), казалось бы, должен заставить нас думать, что перед нами праведник народов мира. Мало того, что послушался Всевышнего, даже умереть хочет смертью праведников – вместе с Израилем! Куда уж дальше?
Однако, как явствует из дальнейшего описания, Билам умер смертью злодея («Билама, сына Беора, убили мечом» 31:8), т.е. был казнен в отместку за то, что уже после полученного откровения продолжал строить козни против Израиля: «Они (женщины) по совету Билама (искушали) сынов Израиля изменить Господу ради Пеора, и был мор в общине Господней». (31:16).
Согласно Талмуду, Билам испытывал по отношению к Израилю давнюю вражду. В частности, в трактате Сота (11б) утверждается, что именно Билам дал совет Паро убивать новорожденных еврейских мальчиков. Оказывается, Божественное откровение нисколько не сдвинуло злодея.
Но как возможна такая непоследовательность? На что Билам рассчитывал, говоря одно и делая другое? Почему решительно капитулировав на одном фланге, он немедленно нанес удар на другом?
Может быть психологический профиль Билама станет нам более ясен, если мы отдадим себе отчет в его исключительных дарованиях. В самом деле, в мидраше «Бемидбар раба» мы читаем: «Хотя и сказано: «И не было более пророка в Израиле, подобного Моше» (Дварим 34:10), в Израиле — не было, но у народов мира — был. Кто же это? Билам» (Бемидбар раба, 14:20)
Только исключительным дарованием можно объяснить попытку этого человека провести Бога. Билам как бы рассудил: «Повторю за Ним то, что Он скажет, и разведу Его на этой нелепой вере».
Любое преступление является следствием отождествления человека со своими желаниями. Виктор Франкл в следующих словах описал различие между человеком и животным: «Человек — это существо, которое всегда может сказать «нет» своим влечениям и которое не должно всегда говорить им «да» и «аминь». Когда он говорит им «да», это происходит всегда лишь путем идентификации с ними. Это и есть то, что выделяет его из мира животных. Если человек должен каждый раз идентифицироваться с влечениями (в той мере, в какой он желает их принять), животное идентично своим влечениям. У человека есть влечения — животное само есть влечения. То же, что есть человек, — это его свобода, поскольку она присуща ему изначально и неотделима от него, в то время как то, что у меня просто «есть», я вполне могу потерять».
Таким образом «потеря себя», преступление — это всегда результат либо сознательной, либо неосознанной идентификации человека со своими желаниями. Особенность даровитого преступника состоит в том, что он идентифицирует себя также и со своим дарованием, или другими словами, впадает в гордыню.
Как сказал Хайдегер, «тому, кто глубоко мыслит, суждено глубоко заблуждаться». Это правило касается любых дарований: в меру того насколько человек отождествляет эти дарования с собой, а не с их истинным источником, он начиная верить, что источник этот можно использовать, даже провести.
Изречение Пушкина «гений и злодейство несовместимы» в целом справедливо. И дело не только в том, что среди гениев хотя и встречаются люди с тяжелым характером, немного воров и убийц. Дело в том, что с какого-то момента у таланта, идущего против своего источника, исчезает подлинная связь с ним, и талант иссякает. И все же на пути полного саморазрушения имеется немало станций промежуточного назначения.
Причем тут уже даже посторонние наблюдатели вынуждены признать, что чистота и нечистота бывают союзны, что между ними возможно установить даже определенное тождество.
В самом деле, как и праведники, злодеи стоят над постылым миром обыденности. И те, и другие идут против всех, идут против «всемства». И те другие не желают считаться с обыденными «мнениями». И те, и другие бесстрашны и целеустремленны. Наконец, они умеют – иногда, но все же умеют – по заслугам оценить друг друга. Умеют обменяться взглядами.

Блеск нечестия

Так, в «Записках из мертвого дома» Достоевский пишет о каторге: «Сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уже все сказать; ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно»
«Как? – восклицает по этому поводу Лев Шестов. – Лучшие русские люди живут в каторге? Самый даровитый, самый сильный необыкновенный народ, это убийцы, воры, поджигатели, разбойники? И кто так говорит? Человек, живший с Белинским, Некрасовым, Тургеневым, Григоровичем, со всеми теми людьми, которые до сих пор считаются красотой и гордостью России! И им предпочесть клейменых обитателей мертвого дома?»
Обычно приведенные слова Достоевского воспринимаются в контексте бездарности российской социальной системы, не умевшей востребовать таланты и тем самым губившей их. Но даже сделав на это поправку, в этом высказывании останется его прямой смысл – среди преступников встречаются необычно даровитые люди.
Америка издавна славится обратным подходом к талантам своих граждан, нежели Россия. Но та же американская литература от Марка Твена до Фланери о’Коннер полна образами мошенников, являющихся столь блестящими проповедниками, что расчувствованная публика выворачивает перед ними свои карманы.
Причем, те самые средние люди, мнением которых злодеи так пренебрегают, по-своему также увлекаются образами злодеев. Иначе зачем бы они проводили столько времени перед экранами телевизоров и разинув рот потребляли бы кинопродукцию, львиная доля которой посвящена изображению жизни именно преступного мира?
В глазах даже многих средних людей, т.е. людей вполне нормативных, добро выглядит поверхностным и невзрачным, а зло – глубоким и блестящим.
Итак, возглас Билама: «Как прокляну я? Не проклинает его Бог. Как изреку зло? Не изрекает зла Господь!» — это возглас, умеющего втереться в доверие мошенника.
Мошенником, виртуозным лжецом может быть только тот, кто глубоко познал истинное человеческое доверие, кто побывал пламенным проповедником, кто хорошо отследил работу совести изнутри. Билам, по-видимому, столь преуспел в этом искусстве, что вообразил: «Повторю за Ним, то что Он скажет, и Он уверует в меня как Станиславский».