Фото: новый коллаж Виталия Комара (с разрешения художника)
Почти каждое утро художник Виталий Комар, один из основателей соцарта, выходит из своего бродвейского дома с женой — психологом и поэтессой Анной Хальберштадт, и направляется в сторону Вашингтон-сквера, прежде кишевшего школярами, а сейчас почти безлюдного. «Мы с Аней заходим в угловой продуктовый магазин, где обычно студенты суетились, а сейчас пусто, они все разъехались, — говорит Комар. — Обычно берем кофе на вынос. Мы, конечно, в масках и перчатках. Прогуливаемся по пустому скверику, пьем кофе, не торопясь. Мраморная белокаменная статуя Вашингтона находится в скверике на безопасном расстоянии от бронзового Гарибальди. Они соблюдают безопасную дистанцию без масок».
«Иногда у нас возникает такая легкая улыбка, — продолжает Комар, — у меня — как у буддийского типа, а у Ани — прямо как у Джоконды. Мы так же улыбаемся, глядя на такой весенний, немножко суетливый флирт белок. Потому что людей нет, и вокруг нас прыгает огромное количество белок. Они, подняв хвосты, занимаются этим весенним флиртом. Это очень веселое и смешное зрелище примиряет с действительностью. Ты же знаешь: Эрос и Танатос всегда рядом».
Пандемия и Сикстинская капелла вдохновили Комара на коллаж под названием «Береги себя, Адам!». Микеланджеловский Адам сидит в маске и белых перчатках, которые также натянуты на протянутую к нему руку Творца.
Если Комар и Хальберштадт выбираются на Вашингтон-сквер за кофе, то Наталья Габдуллина, в прошлом биржевой корреспондент Русской службы Би-би-си, не выходила на улицу с 17 марта и пока выходить не планирует. Она успела запастись кофе и чечевицей двух разновидностей — красной и черной, которую называют здесь «белугой», поскольку она напоминает видом (но определенно не вкусом) черную икру. Остальные продукты ей доставляют на манхэттенский Вест-Сайд из магазинов и оставляют внизу у швейцара.
«Я надеваю маску, защитную одежду, которую я после этого стираю, и хирургические перчатки, — описывает Габдуллина путь продуктов наверх. — Иду вниз, беру сумки, ставлю перед квартирой. В квартире у меня стоят в маленьком коридоре другие мешки из коричневой бумаги. Перекладываю продукты в этим мешки, выбрасываю упаковки, овощи и фрукты мою, опрыскиваю перекисью водорода, потом еще мою. Я покупаю лишь те, которые можно отмыть: яблоки, груши, бананы, замороженные ягоды, потому что они замораживаются где-то не в Нью-Йорке и, по крайней мере, не вчера. Брокколи отмыть нельзя. Я их перестала покупать».
«Яйца я опрыскиваю перекисью, — продолжает она. — А еще потом каждое яйцо мою перед использованием». «Может, я перебарщиваю, — весело признает Габдуллина, перейдя на английский. — Береженого Бог бережет».
Живущая в том же богатом районе другая бывшая ленинградка, выпускница Гарварда Инна Гальперина, отоваривается в дорогом продмаге Whole Foods на площали Коламбус-Серкл и жалуется на отсутствие там туалетной бумаги и мыла.
Считыватели кредитных карт ставят теперь не рядом с кассой, а на отдельных столиках. В среду я впервые за эпидемию увидел туалетную бумагу в своем универсаме D’Agostino на Ист-Сайде и на радостях ухватил упаковку с шестью рулонами. Кассирша, по нынешней моде, отгороженная от покупателей вертикальным листом плексигласа, огорошила меня, взяв за мое приобретение, изготовленное из вторсырья, ни много ни мало $ 21.63. Зато бензин подешевел так, что, того и гляди, за него будут доплачивать.
Бывшая москвичка Анна Дронова, которая не вылезает из машины, отмечает, что многие водители в эпидемию начали гонять как бешеные. Она говорит, что в городе появилось «легкое ощущение анархии, безнаказанности», которое Дронова находит неуютным. Над Манхэттеном вообще висит облако угрюмости, особенно в пасмурные дни, пока нередкие. За городом я такого ощущения не испытываю.
Большинство торговых точек в городе закрыты, и число их взломов с начала кризиса выросло на 75%. Некоторые хозяева принялись заколачивать витрины листами фанеры.
В выходные Дронова выехала на загородное шоссе и безмятежно следовала в потоке машин, но вдруг заметила, что все несутся на скорости 90 миль (144,8 км.) в час. Предел скорости на этой автостраде — 55 миль в час, а останавливать начинают с 70.
Число машин в городе резко уменьшилось, но они есть, и висящие в сети фотографии совершенно пустых нью-йоркских улиц сделаны, видимо, на рассвете или перед закатом. На той неделе трафик несколько увеличился, как и число прохожих. В солнечные дни в парки высыпают из своего заточения сотни горожан, которые в массе своей соблюдают дистанцию. «В парках они веселые все, — говорит Гальперина. — Какие-то вежливые, неагрессивные».
На Ист-Сайде больше половины прохожих — в масках, иные затянули нижнюю половину лица платками, как ковбои.
На Вест-Сайде масок меньше. «Я сейчас иду по улице и никого не вижу в маске, — говорит Гальперина. — Не то что им наплевать, а просто не достать».
«Я могу сказать тебе, где их достать, — приходит на помощь ее бывший муж, ювелир Лев Генкин. — На Брайтоне. Стоят они, по-моему, доллар пятьдесят штука. Одноразовые, кажется. Магазин называется «Золотой ключик». Еще два дня назад там продавались».
По словам Бориса Беленького, владельца авторитетного видеосалона на «русской» 108-й улице Квинса, тамошние эмигранты советовали ему сделать маску из тонкой женской прокладки и пропитать ее эфирным маслом.
Благо винные магазины приравнены к продовольственным и не закрыты, рекомендуют травить вирус джином с тоником, «потому что в нем хинин».
Если D’Agostino был безлюден, то в Whole Foods покупателей впускают порциями, дожидаясь, пока его покинет такое же количество народа. Внутри покупателей просят из репродукторов отовариваться без промедления.
Полы магазинов расчерчены тонкими цветными лентами, чтобы люди стояли не ближе двух метров друг к другу. Манхэттенская публика это правило более или менее соблюдает, но на Брайтон-Бич старик с корзинкой еды встал рядом со мной на той же ленте красного цвета.
«Ой, извините!» — вежливо сказал он в ответ на мои протесты и отступил на два шага в сторону.
В часы пик в метро стоят еще ближе. Хотя пассажиров стало гораздо меньше, поездов — тоже. Чистая публика жалуется на обилие бомжей, хотя, казалось бы, их хватало и прежде.
В автобусы, число которых тоже сократилось, теперь пускают не через переднюю дверь, а через заднюю; водителей отгородили от пассажиров, а передние сиденья демонтировали.
В манхэттенские универсамы ходят пешком, а на окраинах — ездят. Мостовые перед ними усыпаны резиновыми перчатками. Очевидно, водители грузят продукты в машину, а потом бросают перчатки. Садясь за руль, я автоматически протираю его, руки и кнопки 75-процентным метиловым спиртом.
По телевизору учат, как правильно мыть руки. Делать это нужно не менее 20 секунд. Отсутствие секундомера рекомендуют восполнить, дважды пропев “Happy birthday to you”.
Нью-Йорк всегда пустеет в августе, когда его покидает около миллиона человек. Ненавистникам толчеи он нравится сейчас еще больше, чем в августе. Место для машины найти куда легче. Идущие навстречу иногда от вас слегка шарахаются.
Миллионы горожан отсиживаются по квартирам или эвакуировались на дачи. Богатые и знаменитые уехали на здешнюю Рублевку, то есть в Хэмптоны, как собирательно называют серию дачных поселков на юго-восточном берегу Лонг-Айленда, часть которых кончается на «хэмптон»: Истхэмптон, Бриджхэмптон или Саутхэмптон.
Местные жители не всегда рады наплыву манхэттенцев. Некоторые подозревают, что они заразны. Кроме того, большую часть Хэмптонов обслуживает одна-единственная больница в Саутхэмптоне, в чьей реанимации всего 6 коек.
Часть горожан укатили в другие города. Психиатр Феликс Клейман, как и большинство врачей, сейчас общается с пациентами по видеосвязи.
«Я посылаю теперь рецепты по всей стране, — говорит он. — Я посылаю их в Нью-Гэмпшир, Нью-Мексико, Мэн, Пенсильванию, Коннектикут, Нью-Джерси, Алабаму. Моя пациентка русская уехала в Москву минимум на два месяца. Я понимаю, это было явно эмоциональное решение: «Я одна, страшно, заболею», — поехала к папе с мамой».
Квартирное заточение действует некоторым на мозги. «Не советуют выходить на улицу, но это же можно рехнуться! — говорит Гальперина. — Когда я дома, у меня начинает крыша ехать… Одиночное заключение очень трудно выдержать…».
«Уровень беспокойства намного выше, — подтверждает психиатр Клейман, — а если оно было у пациента на каком-то среднем уровне, то сейчас оно очень высокое. Вот сегодня один позвонил. Одинокий, 62 года, образованный человек, видеоредактор. Он в полной панике: «Я не знаю, как поднять себе настроение, я слушаю музыку специальную, я езжу на велосипеде, объехал вокруг Центрального парка, я в ужасной панике, спать на могу…» — ну, вот таких достаточно много».
«Паника, упадок, — продолжает психолог, — нет конкретного страха: «Вот я заражусь и умру», — но он один, и нет поддержки, вот какое у него чувство».
Я впервые в жизни собираюсь подать на пособие по безработице. Для этого нужно заполнить заявление на сайте нью-йоркского ведомства трудовых ресурсов. Знакомые пугали, что не могут пробиться на него по нескольку дней. Компьютерные программы этой конторы написаны древним языком COBOL, применявшимся в конце 1970-х — начале 1980-х годов и давно забытым. Недаром губернатор Нью-Джерси на днях назвал его «кобальтом».
Подав заявление, нужно потом поговорить с чиновником по телефону, дозвониться по которому невозможно. «Звонит мне девушка молодая, у нее вирус, температурит, плачет, — говорит Клейман. — До этого ее выгнали с работы, подать на пособие заняло 4 дня, все время сайт зависал. Теперь жалуется: «Уже 10 дней звоню!».
Рядом с моим домом, на 31-й улице, находится городской морг, возле которого я не раз поджидал в сентябре 2001 года фуры, везшие останки из руин Всемирного торгового центра. Подъехав сейчас на угол 31-й, я увидел издали, что напротив морга снова поставили рефрижераторы.
Все фото автора
Оцените пост
(голосовало: 7, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
