Морозный декабрь 1941 года. Пригород Саратова. Многие из эвакуированных заменили на предприятиях ушедших на фронт. Среди них семья Кривицких. Хотя вряд ли можно было назвать её полноценной семьёй. Женщина средних лет по имени Лия, муж которой в начале войны оставался в Днепропетровске. Судьба его была неизвестна. Боря — их двенадцатилетний сын и малолетка Идочка. Лие повезло устроиться кастеляншей на местный мясокомбинат. Работа не то чтобы пыльная, но не сравнить с трудом многих молодых женщин в эвакуации в ту страшную зиму. Она заведовала спецодеждой, а именно фартуками, шапочками и халатами, выдавала их работникам. Лие выделили маленький закуток, в котором она и расположилась с детьми. Жильём это не назовёшь, но тут уж не до жира. Конечно, в комнатушке холодно, но есть печка-буржуйка. А чем её топить, когда дров в округе не сыскать. Местность степная, и всё топливо, что было возможно отыскать, давно ушло в печку. Боря, правда, нашёл выход. Мать на работе. Он должен был следить за сестрёнкой. Ежедневно мальчик сажал Идочку в раздобытые им санки и вёз к свалке костей, отходов мясокомбината. Собирал их, как собирают в лесу хворост, складывал на санки, обматывал кости бечёвкой, и, держа сестрёнку за руку, тянул поклажу домой. Эти кости в буржуйке спасали от холода, но запах в процессе горения был отвратительно мерзким. Что поделаешь, другого способа согреться не было.
А мать стирала, гладила, следила за инвентарём, словом, на совесть выполняла свою работу. Так случилось, что начальник цеха мясокомбината изредка заглядывал на склад. И обратил внимание на женщину. Трудно сказать, что побудило его принять участие, но, вникнув в перипетии матери-одиночки, решил помогать ей от случая к случаю. Пользуясь своим положением на комбинате, он стал периодически заносить женщине мясные продукты. При этом не требовал взамен какой-либо благодарности. На протяжении какого-то времени Лие удавалось проносить под полой «подарки» через проходную.
Но, как известно, сколько верёвочке ни виться, конец найдётся, Так, в один далеко не прекрасный день ВОХР на проходной проявил бдительность. Лия была поймана на месте преступления, у неё изъяли кусок мяса, завёрнутый в тряпьё. Составили протокол. Собрались завести уголовное дело. И женщину посадили под замок в пристанционное помещение с зарешеченным окошком. Возле будки поставили старика — сторожа. По её делу со дня на день должен был объявиться следователь.
Дело не сулило ничего хорошего. По суровым законам военного времени, Лие светило провести немало лет в приснопамятном ГУЛАГе. И наличие детей не дало бы никакого снисхождения. Будка, в которой ей предстояло провести ту ночь, не отапливалась. Мороз с вечера крепчал. Сторож с берданкой в попытке согреться нарезал круги возле будки с «преступницей». И всякий раз, когда он приближался к ее окошку, та умоляла охранника выпустить её. «Дяденька! У меня дома малые детки — они пропадут, если меня осудят. Ну, пожалуйста, Богом вас прошу!». Так или иначе, но дядька проникся сочувствием к этой женщине и выпустил её. «С Богом! — напутствовал он её. — Только ежели что, меня не впутывай. Ты сбежала, когда я прикорнул, лады?»
Лия обняла старика и помчалась со всех ног домой. Дети мирно спали. Она растормошила Борю, подняла с кроватки дочь: «Мы должны немедленно бежать». Наспех одела сонных ребятишек, уложила в фибровый чемоданчик скудные пожитки и, погрузив их всё на те же санки, вышла из комнатёнки в морозную декабрьскую ночь. Хорошо еще, что не было сильного ветра. Лия думала: куда идти? Проще всего от комбината было добраться до железнодорожного вокзала. Но там точно будут проверять документы. А поезд уходит на восток только днём. Таким образом, этот путь был им заказан. Оставалось двигаться в сторону следующей станции, где вероятность того, что их обнаружит патруль, намного меньше. Зато добираться туда с детьми гораздо труднее.
Так или иначе, Лия решила воспользоваться именно этим путём. Снег скрипел под ногами, дочка дремала в санках, а Боря с мамой тянули и тянули санки. Казалось, пути не будет конца. Уже под утро добрались до станции. Лия верно решила, что сейчас появиться там безрассудно. Слишком подозрительно. Тем более что ближайший поезд уйдет только днём. Что им оставалось делать? Ждать на морозе — наверняка замерзнешь. К счастью, неподалёку от станции стоял добротный бревенчатый дом. И женщина постучала в дверь. Пришлось долго ждать. Наконец на пороге появился пожилой мужчина с длинной палочкой в руке. Как потом выяснилось, в доме жила супружеская пара этнических немцев. Их соплеменников вывезли в глухие казахские степи как потенциальных сочувствующих нацистской Германии. Стариков не тронули, они были слепыми. До войны учили детей немецкому языку в местной школе. Эта супружеская пара, поняв со слов Лии, что им негде переночевать, разместила несчастных замёрзших детей с их матерью у себя. На следующий день всех накормили, дали в дорогу немного еды и пожелали всего хорошего.
Лия купила на стации билет до одного небольшого города в Новосибирской области, где жили дальние родственники. И уже без проблем добрались до места. К счастью, об истории с куском мяса на проходной никто никогда впоследствии так и не вспомнил. Легко представить, что было бы, если бы мать Бори и Иды не совершила ночной побег. Скорее всего, она была бы осуждена по всей строгости военной поры. А ребят забрали бы в детские дома, по сути, искалечив всем жизнь. Но семья выжила, главным образом, благодаря добрым людям, встреченным на пути: начальнику цеха, проникшемуся сочувствием к одинокой женщине, старику-охраннику, рискнувшему выпустить мать из пристанционной будки, и двум слепым немцам, давшим приют бежавшим.
Война — штука суровая, жестокая и безжалостная. Но и на ней можно встретить участливых добросердечных людей.
Саратов в годы войны Фото: ru.sputnik.kg