В момент близости с супругом невозможно предстоять перед Царем. Однако предстоя перед Ним, человек испытывает аналогичное чувство. Как выразился рав Элияху Девидас в книге «Решит Хохма»: «Тот, кто не испытал любви к женщине, не может любить Бога».
В Святая Святых
В недельной главе «Трума» дается предписание сделать Скинию, в том числе ковчег и крышку с керувами: «И сделай крышку из чистого золота: два локтя с половиною длина ее и полтора локтя ширина ее. И сделай двух Керувов из золота; чеканной работы сделаешь их на обоих концах крышки. И сделай одного Керува с одного края и одного Керува с другого края, из самой крышки сделайте Керувов на обоих краях ее. И будут Керувы с распростертыми вверх крыльями покрывать крыльями своими крышку, а лицами своими друг к другу; к крышке да будут лица Керувов. И положи крышку на ковчег сверху; а в ковчег положишь откровение, которое Я дам тебе. И буду Я открываться тебе там и говорить с тобою поверх крышки, из среды двух Керувов» (25:17-22).
Согласно традиции, Керувы имели облик мальчика и девочки подросткового возраста, и в то время пока Всевышний говорил, их крылья дрожали, порой же они и вовсе соприкасались, как это утверждается в трактате Йома (54.а): «…когда народ Израиля приходил (в Иерусалим) на праздники, открывали перед ними завесу Святая Святых и показывали им обнимающихся друг с другом Керувов. И говорили им: вы видите, ваша связь с Богом дорога, как связь мужа и жены».
Эти слова перекликаются с известным изречением рабби Акивы: «Целый мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю, ибо все писания (ктувим) Святы, а «Песнь песней» — Святая святых» (Ядаим 3:5).
О подобии союза Израиля с Богом брачному союзу говорят также и пророки («Я простер крыло Мое над тобою, и покрыл наготу твою, и поклялся тебе, и вступил в союз с тобой – слово Господа Бога – и ты стала Моею» (Иехезкель 16.8-9).
Учитывая, что языческие культы древности, в первую очередь культы плодородия – были буквально пронизаны сексуальностью; учитывая, что трудно найти древний народ, религиозность которого периодически не проявляла бы себя в разнообразных оргиастических культах, последнее утверждение требует уточнения.
Чем в таком случае отличается культ Бога Живого от культа какой-нибудь Афродиты?
На первый взгляд различие может показаться чисто количественным: если влюбленные Керувы лишь украдкой соприкасаются крыльями, то вершиной оргиастического культа является разнузданное и беспорядочое совокупление всех со всеми.
Однако между этими количественными различиями пролегает качественная сущностная пропасть: одно любовное чувство направлено к ядру личности, другое — к ее второстепенным покровам. Одно чувство фокусируется на индивидуальном человеческом лице, второе — на его родовых членах. Одно чувство строится на неповторимости и уникальности, второе на преодолении всех границ, на всеобщем смешении (латинское слова «сатура», от которого происходит сатурналии, означает смесь).
Но именно потому, что Божественная личность и лица супругов различены, при всей заявленной выше тождественности этих сфер — супружеской и религиозной, — они в то же время и строго разделены.
Так, мужчины и женщины молятся отдельно; в спальной комнате не должны находиться священные тексты, а при даровании Торы Моше «сказал народу: будьте готовыми к третьему дню, не приближайтесь к женщине» (19:15). При этом сам Моше, как известно, полностью отказался от супружеской жизни, что объясняется тем, что он находился с Богом в online отношениях.
Что скрывается за этим требованием строгого разделения сфер?
По-видимому, сама суть любовной связи. А именно ее интимность, ее сокрытость от посторонних глаз. Любовная связь, предельно сближающая любящих, одновремено бесконечно отдаляет их от всех прочих существ. Любовь – это акт подчеркнуто эгоцентристский, предельно изоляционистский акт, акт, в котором человек до конца постигает, что ради него создан мир, что он и есть весь мир.
Если прием пищи предполагает самый широкий круг участников, если любая людская встреча предусматривает совместную трапезу, то любовь предполагает уединение пары. И именно на этом положении, на целомудрии держится насквозь любовная иудейская религиозность.
В любви люди предельно обособляются, т.е. предельно отрываются не только от других людей, но и от Создателя.
В момент близости с супругом невозможно предстоять перед Царем. Однако предстоя перед Ним, человек испытывает аналогичное чувство. Как выразился рав Элияху Девидас в книге «Решит Хохма»: «Тот, кто не испытал любви к женщине, не может любить Бога».
На заре туманной юности мне как-то попалась грампластинка, на которой звучала одна пронзительная по своей красоте мелодия. В мелодии той нечто немедленно опознавалась, и то была не весна, не осень, не полет шмеля, то было чувство благоговения, испытываемое мужчиной перед женщиной.
Я переписал ту музыку на кассету, но без опознавательных знаков и с годами не мог вспомнить, ни названия, ни имени композитора. В течение десятилетий я предлагал послушать эту запись нескольким знатокам, но никто не узнавал ее. Однако даже после того, как я совершенно случайно выяснил, что это творние Генделя, и даже более того, некая — «Ария», я еще несколько лет не находил это произведение в интернете. Слишком многие другие арии забивали ту, которую я искал.
Какого же было мое изумление, когда я обнаружил, что эта песнь обращена вовсе не к женщине, а к Богу: «Dignáre, o Dómine, die isto sine peccáto» («Удостой, Господи, прожить этот день без греха»
Глядя на соприкасающихся своими крыльями Керувов, евреи чувствовали, что их «связь с Богом дорога, как связь мужа и жены». Но это целомудренное соприкосновение крыльев радикально отличается как от порнографических сюжетов, запечатленных на барельефах индуистских храмов, так и от оргиастических спариваний почитателей Дионисия.
Итак, ничто так не отделяет одних людей от других, как их интимные отношения; ничто так не отдаляет влюбенную пару от всего прочего человечества, чем ее собственное внутреннее сближение.
Но с другой стороны, оказывается, что все же и ничто так не сближает их – эти пары с прочими парами, — как их любовные переживания. Ведь это то коренное чувство, которому сопричастно все живое.
Высшая солидарность
Как бы мы – люди — ни были далеки от некоторых животных, например от членистоногих, далеки до полной неспособности понять их переживания, в половом влечении мы их все же узнаем. Это то высшее переживание, которое знакомо даже одноклеточным организмам, как известно периодически «обменивающимся информацией», т.е. сливающимся в одну клетку, делящуюся вновь.
Всё живое встречается в этом чувстве, все в нем становятся друг другу понятны и друг другу подобны. Как мы опознаем во всем живом предсмертные судороги, так мы опознаем в нем и судороги любви. Любовь — это чувство, в котором солидарно все живое.
Я не встречал никого, кто бы выразил эту идею всеобщей солидарности влюбленных столь же ясно и сильно, как это сделал Рильке в одном своем частном послании. Обращаясь к молодому поэту Каппусу в письме от 29 октября 1903 года, Рильке пишет: «Физическая радость в любви — чувственна, как чувственно и чистое созерцание и чистая радость, которую дарит нам, например, прекрасный плод; она, эта радость, есть великий, безграничный опыт, который дан людям; это и есть знание о мире, вся полнота и весь блеск знания. Плохо не то, что нам эта радость достается; плохо, что почти все не уважают ее и тратят зря, и видят в ней возбуждение, которое берегут для усталых часов своей жизни, или развлечение, но не собирание сил для высших минут жизни… Вся красота растений и зверей есть проявление постоянной и тихой любви и страсти, и он увидит цветок, увидит зверя, который терпеливо и радостно сочетается с другим зверем, и размножается, и растет — не ради физической радости или боли, но подчиняясь законам, которые выше боли или радости и сильнее воли и неволи. И да примет человек всего смиреннее эту тайну, которой полнится вся земля, до самых малых ее тварей, и да примет ее сурово, да исполнит неуклонно, чувствуя, как страшно она тяжела, и не пытаясь ни в чем ее облегчить. Да исполнится он благоговения к тайне зачатия, которая всегда одна, и в физической жизни и в духовной; ибо творчество духа берет начало в творчестве природы, по сути едино с ним, и оно есть лишь более тихое, восторженное и вечное повторение плотской радости.
Наше наслаждение лишь потому так невыразимо хорошо, так безгранично, что в нем оживают унаследованные нами воспоминания о зачатиях и рождениях миллионов. В одной лишь творческой мысли оживают тысячи забытых ночей любви и делают эту мысль возвышенной и величавой. И влюбленные, которые неизменно встречаются каждую ночь и качаются на волне наслаждения,— они творят свое важное дело, копят сладость, силу и глубину для песен какого-то будущего поэта, который придет, чтобы сказать о самом большом блаженстве…Те, кто плохо и дурно хранит эту тайну (а таких много), теряют ее лишь для самих себя и все равно передают ее дальше, сами того не зная, как запечатанное письмо».
Остается лишь напомнить, что высшим соприкосновением с этой тайной являлось праздничное посещение Иерусалимского Храма.
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
