Раиса СИЛЬВЕР
На письменном столе моего деда стояла фотография молодой красивой дамы в элегантном платье старинного покроя и в шляпе с широкими полями. Положив холеные руки на подлокотники кресла, дама с чувством глубокой уверенности в себе взирала на окружающий мир.
Дама мне очень нравилась, она была не похожа ни на маму, ни на бабушку, ни на хорошенькую воспитательницу детского сада, в которую я мог влюбиться (в нашей семье все мужчины невероятные ловеласы), если бы она не заставляла меня пить рыбий жир. Я спросил деда, как зовут тетю в шляпе, и он сказал, что это одна знакомая, которая у нас никогда не была, так как очень далеко от нас живет.
Дед мой был по специальности химиком. Незадолго до революции фирма, в которой он трудился, послала его в деловую поездку в Америку. На рождественском обеде в доме своих коллег он увидел молодую и очень привлекательную даму, и встреча эта надолго лишила его покоя. Странно, мне, шестилетнему, от одного только взгляда на эту даму, вернее, на ее портрет, становилось спокойнее, а у деда все было наоборот. Дед вернулся на родину, восторженно встретил Октябрьскую революцию, а когда восторг погас, деваться было некуда, надо было строить новую жизнь. В этой новой жизни деду невероятно повезло. Он много лет проработал в большом проектном институте, начальство его ценило, он никогда нигде не состоял, ни в чем не участвовал, на Колыму и в Заполярье ездил довольно часто, но только в служебные командировки. Слава Богу, соответствующие организации как-то упустили из виду его поездку в Штаты перед революцией, а ведь могли и вспомнить…
В армию деда не брали. Он слегка прихрамывал и всю жизнь ходил с палочкой. Для него это не было большим удобством, но для бабушки, которая деда обожала, его хромота не имела никакого значения.
Бабушка была главным везением деда. Она терпела его взрывчатый характер, слушала, не перебивая, его пространные монологи на исторические темы, хотя сама в истории ничего не понимала. Она была простой женщиной и очень хорошо пекла пироги. Дед любил книги. Продавцы букинистических магазинов были его закадычными друзьями, но бабушка его походов за книгами боялась как огня. И если у Николая, нашего соседа по дому, раз в квартал случались запойные дни, то у деда примерно с такой же периодичностью происходили дни книжные.
И тогда разговор бабушки с дедом происходил примерно по такой схеме:
— Мося, ты ведешь себя, как Рокфеллер. Я же не против книг, но когда одна книга стоит столько, сколько пара модельных туфель. У нас уже места в доме нет, все полки твоими книгами забиты до потолка!
— Соня, я счастливее Рокфеллера. Когда у человека есть все, он не испытывает радости от того, что приобрел что-то важное, дорогое, даже если ради этого он будет ходить всю жизнь в старых ботинках. Я думаю, Рокфеллер неплохой парень, просто он слишком богат.
— Моисей, оставь богачей в покое, поговорим о наших делах. Ты можешь подвезти ребенка к «этим» на пару часов? Я не хочу, чтобы они сюда приходили. — «Этими» бабушка называла моего отца, своего зятя и его новую жену, третью по счету. Я же говорю, мужчины в нашем роду по отцовской линии были ловеласами. А я жил с мамой и ее родителями, дедом Моисеем и бабушкой Соней.
Однажды дед пришел из очередного набега на книжный магазин с толстым фолиантом, завернутым в газету. Я редко видел деда в таком прекрасном настроении. Глаза его сияли, на губах блуждала улыбка.
Он потрепал меня по голове и, не раздеваясь, прошел в комнату.
— Моисей, что случилось, почему ты не снял пальто, не надел тапки?
Что-то особенное произошло? — встревоженно спросила бабушка.
— Иди обедать, я два раза грела борщ.
— Подожди, Соня. У тебя есть острый ножик?
Бабушка грустно вздохнула и протянула ему нож, которым рубила капусту.
— Ты большой ребенок, Моисей.
Ничего не ответив, дед положил на стол книгу, которую принес с собой, открыл ее и осторожно вырезал одну страницу. Я подошел поближе, чтобы получше рассмотреть, что он делает. На странице, которую дед вырезал из книги, была изображена молодая красивая дама в платье старинного покроя, в широкополой шляпе на пышных вьющихся волосах. Положив холеные руки на подлокотники кресла, она с чувством глубокой уверенности в себе взирала на окружающий мир. У дамы были большие серые глаза, вздернутый носик, красиво очерченные губы. Я посмотрел на портрет и вдруг почувствовал, как меня захлестнула волна чего-то непонятного, необъяснимого. И чем больше я смотрел, тем оно меня больше захлестывало.
— Мося, кто эта женщина? — донесся до меня откуда-то издалека, как будто из другого измерения, голос бабушки. Дед помолчал немного, а потом сказал, как мне показалось, первое, что пришло в голову:
— Ты разве не видишь, Сонечка, что она… она очень похожа на тебя в молодости. Ну просто — одно лицо!
— В самом деле? — сказала польщенная бабушка. (Она к старости стала неважно видеть).
— Да, — бабушка, — авторитетно подтвердил я. — Правда, у тебя нос не короткий, а длинный, но волосы вьются, и глаза такие же большие, только черные.
— Я, как мог, выручал дедушку. Но бабушка меня уже не слушала. Она торопилась в кухню жарить блинчики с творогом, дед их очень любил. Потом дед снял с книжной полки портрет Салтыкова-Щедрина, повозился с ним немного и через минуту, вместо великого русского сатирика, с портрета на меня смотрела молодая красивая дама.
Я погладил деда по руке и сказал:
— Дедушка, давай поставим.., — тут я запнулся, не зная, как назвать даму.
— Давай поставим принцессу (ну, конечно, принцессу, как я сразу не догадался!) на письменный стол. А то надо очень высоко голову задирать, чтобы на нее посмотреть.
— Давай, — засмеялся дед. Он положил мне руку на голову, потрепал мои кудрявые волосы и спросил, показывая на портрет.
— Что, нравится?
— Очень, — чистосердечно ответил я.
— То-то! — засмеялся дед, обнял меня за плечи, и мы пошли есть блинчики. В тот далекий зимний день я, шестилетний мальчик, понял: мы с дедом из одной команды, мы любим одну и ту же женщину!
Скажите, положа руку на сердце, много ли вы знаете мужчин, которые хранят как реликвию портрет женщины, которую никогда не видели, которой наверняка давно нет в живых и про которую они почти ничего не знают? Так вот, я отношусь к их числу. Толстая книга, которая стоила столько же, сколько одна пара модельной обуви, куда-то исчезла, а портрет дамы навсегда остался в нашей семье. После того как деда не стало, он перекочевал на мою книжную полку, а когда мы уезжали в Америку, я, разумеется, взял его с собой.
— Кто это? — спросил таможенник, открыв коробку, в которой лежал портрет.
— Прабабушка, — не моргнув глазом, ответил я.
— Красивая женщина, — одобрительно сказал таможенник.
Через пару месяцев после того как мы приехали в Америку, к нам заглянула старушка-соседка. Она попросила нас забирать ее газеты, пока она на несколько дней уедет к сыну. Мы пригласили соседку выпить с нами чашечку кофе. Она села на диван, посмотрела по сторонам и сказала, указывая на портрет дамы на письменном столе:
— Вот уж никогда не думала, что в доме у русских увижу нашу принцессу!
— Она не ваша, а наша, — возразил я.
— Дочь американского президента не может быть вашей, — соседка пожала плечами, сердясь на мою непонятливость.
— Дочь президента?
— Конечно. Это Алиса, дочь президента Америки Теодора Рузвельта.
Надо ли говорить, что в тот же день я поспешил в библиотеку.
— Вы русский? — спросила меня молоденькая девушка-библиотекарь, когда я обратился к ней с вопросом на своем довольно топорном английском.
— Я тоже из России. Мы здесь живем пять лет.
И дальше мы уже объяснялись по-русски. Пятнадцать лет назад я пошел в городскую библиотеку, чтобы узнать правду о молодой женщине со старой фотографии. Я ушел оттуда с двумя толстыми книгами и телефоном славной девушки с прекрасным именем Алиса. Четырнадцать лет тому назад мы с ней поженились.
У нас двое детей, Теодор и Соня. Тедди шесть лет. Он обожает сидеть у меня в кабинете и рассматривать старинные фотографии. Я их коллекционирую. Больше всего ему нравится та, на которой изображена Алиса, дочь президента Теодора Рузвельта. Он с нее глаз не сводит. И в этом нет ничего удивительного. Ведь мы с ним из одной команды!
***
Она была одной из самых знаменитых женщин своего времени. Ей дарили подарки, посвящали песни, преподносили цветы. О ней писали газеты Америки, Европы и Азии. Америка была в нее влюблена. Женщины называли своих новорожденных дочек Алисами и шили себе голубые платья такого же фасона, который носила дочь президента. Куда бы она ни прибывала — на лошадиные скачки, спортивные соревнования или просто на железнодорожную станцию, оркестр начинал играть специально для нее сочиненную песню «Алиса, где ты?»
Она ни минуты не могла сидеть без дела: участвовала в благотворительных вечерах, конвенциях, приемах и ответственных встречах, где присутствие популярной, всеми любимой дочери главы государства часто напрямую способствовало успеху мероприятия. Она получала тысячи приглашений на подобные мероприятия. Один французский журнал подсчитал, что за 15 месяцев Алиса посетила 407 званых обедов, 350 балов и 300 вечеринок. Она могла танцевать до рассвета с кавалером, который меньше всего мог на это претендовать и со смехом отказать тому, к кому явно благоволила. Она была непредсказуема во всем, что бы ни делала, и в этой непредсказуемости часто шла впереди своего времени: открыто курила в общественных местах, в то время как хорошо воспитанные леди из приличных семей редко осмеливались закурить даже у себя дома. Однажды во время визита на корабль она во всей одежде прыгнула в плавательный бассейн к великому конфузу сопровождавшего ее конгрессмена. На Гавайях Алиса великолепно станцевала танец хула-хуп, что привело в полный восторг, как местных жителей, так и американских туристов.
Причина невероятной популярности этой энергичной, обаятельной, экстравагантной девушки заключалась, разумеется, не только в том, что она была очень хороша собой, и что отцом ее был президент страны.
Для миллионов американских женщин она олицетворяла идеал женщины будущего. Раскрепощенная, остроумная, пренебрегающая условностями, со вкусом одетая, не уступающая мужчинам ни в спорте, ни в танцах, ни в политических дискуссиях, она очаровывала, подчиняла, сглаживала трения, превращала врагов в союзников.
Она общалась с людьми с такой искренностью, что те, кто хоть раз с ней встречались, хотели видеть ее снова и снова. Она очаровывала людей разных национальностей и социальных статусов, они наперебой приглашали ее посетить их страну, они засыпали ее подарками.
В семье президента очень любили животных. Зная это, китайская императрица послала Алисе в подарок маленького черного щенка очень редкой породы. А от германского кайзера она получила прекрасный бриллиантовый браслет. «Я была переполнена чувством жадного восторга, когда получала такие прекрасные подарки», — вспоминала она впоследствии. Ей было не занимать искренности и непосредственности. Как-то в Сан-Франциско на дипломатическом приеме один «доброжелатель» сказал ей с притворным сочувствием:
— Бедная Алиса, вы, должно быть, смертельно устали, пожимая стольким руки?!
— Устала? — переспросила она с удивлением. — Да нет. Когда я устану от рукопожатий, я могу просто обнять человека и расцеловать его. Это ведь тоже приветствие, не правда ли?
На страницах ведущих европейских газет публиковались снимки Алисы с принцами королевской крови. Правительство Англии провело специальное совещание, на котором решило дать ей статус члена королевской семьи, для того, чтобы она могла присутствовать на коронации Эдуарда VII в Вестминстерском Аббатстве. В противном случае мог быть нарушен протокол. Президент США, отец Алисы, вежливо отверг это предложение.
В Японии громадные толпы народа стояли вдоль улиц, встречая Алису и скандировали «банзай», так велика была ее популярность среди японцев. Китайская императрица пригласила Алису провести ночь в королевском дворце в Пекине, что в Китае считается верхом уважения к высокому гостю. А султан Зулу, ревностный мусульманин, предложил Алисе руку и сердце. Он надеялся, что в качестве седьмой жены она станет жемчужиной его гарема. Однако за султана Алиса замуж не вышла. И вовсе не потому, что он был ниже ее ростом на 80 сантиметров. Просто большинство принцесс, как правило, не выходит замуж за султанов.
Алиса вышла замуж за конгрессмена из Охайо Николаса Лонгворта. Их свадьба состоялась в 1905 году и стала событием сезона. Девушка, которую обожала вся Америка, стала замужней женщиной.
Это обстоятельство, скорей всего, помогло ее отцу, Теодору Рузвельту, трудиться на своем посту с еще большей отдачей и еще лучше, чем прежде, управлять государством. Не зря ведь он сказал: — Я могу делать что-то одно. Либо быть Президентом Соединенных Штатов, либо контролировать Алису. Я не могу заниматься этими двумя вещами одновременно!