Известный писатель и журналист отвечает на собственные вопросы
Мне предложили взять у себя интервью, чтобы читатели знали, с кем имеют дело. Идея необычная, но здравая. Это лучше, чем звать на роль вопрошателя кого-то из друзей. Вдруг он начнет мямлить, глупить, или спросит, какие у меня творческие планы. Так лучше самому задавать себе вопросы, яснее будет.
Начать мне хочется с краткого, без красот, изложения своей биографии. Я родился в Москве в 1948 году, у интеллигентных родителей. Отец, детский писатель, был евреем. Мама, библиотекарь, была русской. Она прикрывала отца (был тогда такой термин) правильной биографией, национальностью и пр. Часть этого прикрытия перешла на меня. В результате я провел в аду первые тридцать лет своей жизни. Все двери были открыты передо мной, но ни одна не открывалась. Семьи, которые я создавал, разваливались, журналистика (я работал в «Труде» и «Крокодиле») не приносила радости.
Пройдя много препятствий и мук, я понял, что у человека есть душа, которая может резко не совпадать с внешним рисунком его жизни. Более того, этот рисунок может оказаться для души клеткой.
Очень хорошо, что Всевышний не послал мне тогда удачи, иначе я просто бы завяз в ней, как корабль в болоте. Друг-еврей сообщил мне, что на свете есть Тора. Мы стали учить с ним трактат «Пиркей авот». Меня поразило, что голос из далекой древности звучит так просто и доходит до сердца. В разных вариациях эта формула «просто и душевно» повторялась тогда в моей судьбе много раз.
Семь лет я был в отказе, учил Тору и учился жить по-новому. За это время я прошел гиюр, женился, мы родили двух сыновей. Когда началась перестройка, отказников просили к выходу первыми. Так наша семья и много ей подобных оказались на Святой Земле. Мы поселились в Рамоте, пригороде Иерусалима, и, благословение Всевышнему, живем здесь до сих пор.
Наверное, пора задавать вопросы…
— Эзра, почему, попав в Эрец, ты пошёл в школу учителем истории, а не попытался устроиться в газету?
— Во-первых, меня всегда интриговала и манила история евреев во все времена. Была возможность два года изучать ее в учительской семинарии, и я воспользовался этим. Во-вторых, я хабадник, а уроки в школе для детей из светских семей — это — «а ну, смоги!», это посланничество. В-третьих, тогда, в начале 90-х, был медовый месяц порнографии в русскоязычной прессе. И я решил: без меня…
— Но ты ведь и книги писал в ту пору…
— Ох, спасибо, что напомнил. За 19 лет, что мы в стране, я выпустил больше десяти книг, посвященных евреям России, движению хасидизма, ХАБАДу в советском подполье. Из них самые известные: «Ребе советует», «Свеча на снегу», «Непокорившийся».
— А что ты затеваешь в этой газете?
— Хочу вести раздел «Синий вечер». В Иерусалиме это означает мягкие сумерки с розовыми бликами заката на склонах гор, с туманом, что ползет из вади, с соседями, которые переговариваются, сидя на теплых камнях. Говорить можно о чем угодно. Но все равно разговор собьется на дела еврейские, где смех, тревога, прошлое и будущее — все в одной тарелке. Мы тоже двинемся этим путем. Начнем с традиционного местечка, возможно, побываем в Палестине, или махнем через океан. Да собственно, не я один решаю, читатель тоже будет давать советы.
— Большой тебе удачи!
— Непременно. Изо всех сил.
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
— Можно ли давать взятки? — с таким вопросом Эзра Ховкин обратился к сидящему во главе стола Илье Эссасу. Что за вопрос, ведь все знают: взяток давать нельзя, подумал я…
В 1977 году я впервые пришел на урок Торы. Несколько десятков евреев собирались по четвергам в квартире московского юриста Валерия Прохоровского. Первую часть урока Илья Эссас обычно посвящал одному из еврейских законов, а во время второй части отвечал на вопросы. Тогда Эзра и задал свой вопрос о взятках…
— Если взятка позволит тебе вызволить из тюрьмы еврея, осужденного несправедливым судом, то такую взятку давать можно и нужно! — ответил Илья…
После урока я разговорился с Эзрой и узнал, что он журналист, работающий в газете «Труд» и в журнале «Крокодил», одновременно преподает кунг-фу — китайское боевое искусство. Вскоре я стал его учеником. Первый урок проходил после обеда в пятницу в зале городской школы. Во время тренировки Эзра попросил одного из своих продвинутых учеников продолжить занятия, а сам направился к выходу из зала. Вдруг остановился, посмотрел на меня, а потом подошел.
— Почему вы не идете домой? Ведь скоро суббота — нужно зажигать свечи!
— А как это делать?
Я пошел домой и зажег субботние свечи.
Эзра учил меня произносить благословения после еды, а затем повел к одному пожилому еврею изучать Тору с комментариями Раши.
— Я не знаю этих букв, — пожаловался я.
— Читайте — и узнаете, — вдохновлял он меня.
Однажды Эзра пригласил меня на праздник дарования Торы в тогда небольшую синагогу в Марьиной Роще. После праздничного ужина, состоявшего из мацы и крутых яиц, Эзра предложил мне, как положено по традиции, заниматься Торой до рассвета. Я же ответил, что ночью я всегда сплю, даже перед экзаменом, чтобы голова была свежей.
— Веши духовные и чудесные такие, как дарование Торы, стоят над человеческим разумом, — объяснил мне Эзра.
Помню, как во время хупы Эзры Ховкина и Геулы, состоявшейся у нас дома, у дверей почему-то оказалась милиция. Естественно, кое-кто из гостей замандражировал: а вдруг они войдут и всех арестуют? Тогда Эзра решил поднять настроение и произнес тост, обращаясь к стоявшему за дверью милиционеру…
Я рад возможности познакомить читателей нашей газеты с известным еврейским писателем Эзрой Ховкиным.
Лев КАЦИН
В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ ЗДОРОВЫЙ ДУХ!
ЭЗРА ХОВКИН О СЕБЕ
— Вы бежите… Куда и зачем?
— В юности я привык к пробежкам, которые помогли мне избавиться от астмы. Теперь они перешли в плавный бег трусцой по долам и горам иерусалимского Рамота. Это помогает мне на шестом десятке поддерживать приемлемый вес, дыхалку и общую форму. Во время спусков и подъемов я встречаюсь с различными слоями населения…. Большая часть из них, от грудных детей до старцев, укоризненно качают головами: «Чего это ты, брат?» И только мужики моего возраста одобрительно орут: «Молодец! Коль акавод!»
ГЕУЛА ХОВКИНА — КОНСУЛЬТАНТ ПО ВОПРОСАМ ПЕДАГОГИКИ
— Как, работая в нескольких школах и перемещаясь на автобусе, вам удается находить время для занятий китайской гимнастикой ци-гун?
— Именно поэтому. После рабочего дня, который иногда очень затягивается, мне не хочется прыгать, отжиматься и совершать другие резкие движения. А избавиться от усталости и нервного напряжения нужно, иначе они не оставят тебя даже во сне. И тут на помощь приходит моя школа «Белого журавля». Плавные, округлые движения, своего рода замедленный танец, помогают расслабить мышцы, тихо расстаться с физическими и душевными зажимами. Правда, ци-гун требует серьезного отношения и определенной концентрации. Но это окупается. Через полчаса занятий я уже в норме, я уже не хватаюсь за голову от криков сыновей и даже с материнской лаской смотрю на мужа.
Друзья, есть вопросы, на которые нет ответа. Уже не первый год и не второй десяток лет ведущие светила мировой науки ведут спор, где находится столица местечкового еврейства. Кембридж говорит — в Бердичеве, Принстон возражает — в Черновцах. Лобби одесситов твердит что-то совершенно несусветное, не приводя в защиту своей теории ни единого аргумента или хотя бы факта.
А какую позицию занять нам? Как сделать так, чтобы наш домашний спорт — откручивание пуговицы на пиджаке у собеседника — не перерос во взаимное срывание манжет и сбивание тростью котелка с чужой макушки?
На память пришел отрывок из футбольного репортажа многолетней давности: «Игра начинается с центра…» (произносить торжественно, типа «от судьбы не уйдешь»). Мы тоже решили начать рассказ с центра, т. е., с обширной местечковой зоны в Центральной Европе. Сюда входит часть Польши, Богемия, Венгрия, Трансильвания, немного Румынии и Карпатские горы. Туристом там проехать — одно удовольствие, а вот евреем жить — проблема. Впрочем, как везде.
Плач извозчика
Б-г даст, еще в Субботу
Я буду у раввина
И опишу ему я
Чудесную машину.
У ней железный панцирь,
Как зверь, она рычит,
Водичка снизу льется,
А сверху пар валит!
Ой, Владыка мира!
Трудно будет жить,
Если та машина
Будет всех возить!..
В этой берущей за грудки балладе чувствуется законное беспокойство еврейского балаголы, что немецкое изобретение — железная дорога — отобьет у него клиентов. С этой целью он, настегивая лошадок, спешит к ребе, чтобы попросить совета и помощи.
Мы не сомневаемся, что после этой встречи горизонт балаголы станет шире. Он поймет, что «айзн-бан» не помешает, а наоборот, ПОМОЖЕТ ему искать клиентов. Эти клиенты, покинув трясучий вагон и сгибаясь под тяжестью узлов и баулов, будут мечтать о понятной и надежной конской тяге, которая доставит их на Крещатик или на Французский бульвар.
И цену, между прочим, можно будет поднять за срочность и точность исполнения. «Мусью, не журитесь! Мы имеем на носу двадцатый век!»
Уравнение с двумя
неизвестными
— Реб Юр, предположим, вы идете по улице в базарный день…
— Ну!
— И находите бумажник, где лежат, нивроко, сто тысяч рублей…
— Ну!
— У вас хватит сил вернуть всю сумму законному владельцу?
— Послушайте, если это бумажник Ротшильда, кадохес он у меня получит, лихорадку в бок! Но если это деньги нашего бедняка шамеса — верну все до копейки!..
Вдвоем
с оглоблями
Рабби Ицхак из Варки познакомил своих хасидов с новейшими достижениями в науке о лошадях и о тех, кто держит вожжи:
— Есть два вида извозчиков. Первый — это еврей, который изо всех сил служит Творцу, однако дело житейское, нуждается в пропитании. Поэтому Всевышний посылает ему лошадку. А также телегу, сбрую, мешок с овсом и все, что в таких случаях положено.
Второй извозчик тоже еврей… Всевышний, который жалеет каждую тварь, приставил его к этой лошадке, чтобы дать ей приличный уход и ее лошадиную парнасу. Выходит, что он живет и трудится ради лошади…
Кстати, можно вспомнить и Мидраш. Там объясняется, почему человек был сотворен последним, когда весь мир уже стоял. Если это достойный человек, тогда он слышит: «Мир создан для тебя!» Если нет, тогда ему кричат: «Комар, и тот сотворен раньше. А ты, человече, бродишь по земле, только чтобы было комару где напиться крови…
Заговор императрицы
Вот история, которая случилась в славном городе Праге, где сидел на раввинском троне рабби Ехезкель Ланда, написавший галахический труд «Нода бе-Еуда». Он также был главой иешивы, где одним из лучших учеников считался рав Шмуэль Юнграйз. Кроме способностей к Торе и душевной чистоты, этот юноша и внешне привлекал внимание: высокий рост, гордая осанка, горящий взгляд.
Раз шел он на урок, держа в руках том Гемары. Его обогнала роскошная карета, запряженная шестеркой лошадей, с лакеями в белых париках, что важно тряслись на запятках.
«Ну и катись», — прошептал Шмуэль, который не любил всех этих финтифлюшек.
Но карета замедлила ход. Кучер натянул вожжи, а занавески откинулись. На юношу пристально смотрела дама средних лет, по части красоты — четверка с минусом, вся в пудре и брильянтах. Наконец-то он признал ее: это была императрица Австро-Венгрии, знаменитая Мария-Терезия. Знаменитая антисемитка. Это она, последняя в Европе, издала указ об изгнании евреев из своей столицы, это она заставила их носить на груди желтый знак, чтобы всяк знал, кто движется: навстречу: презренный талмудист или почтенный каторжанин-христианин. Но на пригожего ешиботника императрица взирала без своего обычного фе. «Какой красивый молодой мужчина! — думала она. — Как жаль, что он не при дворе… Ах, евреи, когда вы прекратите ваши глупости и станете людьми?..»
У Шмуэля хватило ума понять ход мысли августейшей бабы. «Вот влипли, — прошептал он. — Может, она не разобралась, кто я такой?» И он показал императрице Талмуд — книгу, которой боялась вся Европа, так как вот уже две тысячи лет не могла понять о чем там, собственно, говорится.
Но бык не заметил тряпку. Коронованная тетя прошептала что-то адъютанту, что ошивался невдалеке на своей гнедой кобыле. Тот улыбнулся дипломатически, гаркнув: «Битте, яволь!» И пешком, скрипя ботфортами, направился к Шмуэлю.
— Господин, э-э-э, наша повелительница приглашает вас, э-э-э, на чашку вечернего чаю — примерно часа в два ночи. Передать, что вы горды и счастливы?
— Но кто же меня впустит? — возразил юноша, цепляясь за последнюю соломинку.
— Чтоб у вас об этом не болела голова, — совсем по-еврейски высказался посланец. — Вот бланк, вот я ставлю там закорючку…
Бумага с золотым тиснением осталась в руках Шмуэля, а карета укатила. Задыхаясь от волнения, он поспешил к своему учителю, рабби Ехезкелю Ланда, и рассказал ему про козни императрицы. Раввин спросил:
— Ты помнишь про историю Йосефа-праведника, за которым тоже гонялась одна гойка?
— Еще бы мне не помнить, — вздохнул Шмуэль.
— Так вот, из-за нее сын Яакова попал в тюрьму. Но потом, в награду за его чистоту и праведность, Всевышний сделал Йосефа правителем Египта… Тебе не нужно будет садиться за решетку. Ты просто должен уйти, бежать из Праги поскорее. На свете полно местечек, где можно учиться и служить Творцу в тишине и радости. А наша милостивая повелительница хоть лопнет, но там тебя не найдет.
— Но я не хочу покидать отца и мать, — возразил Шмуэль. — И мне жалко расставаться с вами…
— Может, тебе нужно, чтобы эта баба в короне сделала тебя генералом и заставила ходить в церковь?!
Шмуэль больше не спорил. На следующее утро он исчез из города. Адъютанты Марии-Терезии пару раз проехались по еврейскому кварталу, осаживая коней у входа в синагоги и иешивы и спешиваясь, чтобы сунуть нос в узкие проулки. Но юношу с горящим взглядом, стройного, как пальма, они не нашли. Когда пешком, а когда в почтовом дилижансе, он добрался до венгерских земель и вскоре стал уважаемым всеми раввином в скромном селе Шоша.
Шмуэль получил награду за свое внезапное бегство. Рав Ланда оказался прав: Всевышний наградил его большим потомством, а внуки и правнуки еще больше размножились. На съезде раввинов-ортодоксов, который проходил в Будапеште, один из делегатов заявил:
— Я приглашаю на праздничный обед всех, кто происходит из семьи Юнграйз!
И больше половины зала встали и пошли за ним.
Один из потомков Шмуэля как-то приехал в село, где когда-то бросил якорь беглец из Праги. Он пришел в дом, где жил Шмуэль, и заметил, что в одной из комнат из-за белой занавески раздается неясный шум. Заглянул туда — под каменным сводом бежал подземный ручей, наполняя водой небольшое ложе миквы. Гостю рассказали, что его предок совершал здесь погружение несколько раз в день. Очевидно, липкий взгляд императрицы оставил свой след, и теперь приходилось смывать его день за днем.
Вода в ручье леденит, но зато греет душу.