«ИСААК да МАЙЯ»
Памяти родителей
Михаил Лернер — бывший москвич, в Америке тридцать лет. Печатался в русскоязычных СМИ.
Десятикратный дед, двукратный прадед. Кандидат технических наук.
Как в украинском местечке Ляховцы,
Где шумели сосны и скворцы,
А в речушке тихо и игриво
Полоскала свои кудри ива,
Где рождалась, старый мир сметая,
Власть Советов, буйная, хмельная.
Там жила девчонка озорная
С именем весенним, звонким — Майя.
А когда над местным райсоветом
Полыхали флаги алым цветом,
Полыхали флаги алым маком,
Майя познакомилась с Исааком.
Исаак да Майя. Повесть коротка.
Звенела свадьба, а из-под смычка
Слетали упоительные звуки,
Мелькали в танцах ноги, лица, руки.
Шумело, пировало всё местечко
И не было свободного местечка,
Нам, нынешним, суметь понять бы,
Какие это были свадьбы!
СЕМЬЯ ЛЕРНЕР
Шуршали сосны, не смолкая,
И небо было синим-синим,
А у Исаака да у Майи
Уже качалась люлька с сыном.
А из Германии пугал
Фашизма бешеный оскал,
Вопил «тысячелетний» рейх:
Германия превыше всех!
Тихи украинские ночки,
И звёзды всё-таки мерцают,
А между тем ещё три дочки
За старшим братом подрастают.
И снова сын, и снова дочь,
Потом июньская та ночь,
Ночь летнего солнцестояния,
Душистых трав благоухания.
И соловьиные дуэты,
И миг короткого рассвета,
И сладкий сон, и в поле где-то
Соломой пахнущее лето.
Всё это вспомнилось потом бы,
Но самолеты, взрывы, бомбы
Вспороли землю, словно смерч,
Неся на черных крыльях смерть.
За самолётом — самолёт,
Ещё заход, ещё заход,
Огонь, пожарище и дым,
И крики ужаса под ним.
Хоть в это верится, как в чудо,
Сумели выбраться оттуда
Исаак да Майя. Плач детей,
Подвода, пара лошадей.
Разбитый каменистый шлях,
Надежда и тоска в глазах —
Прости-прощайте, Ляховцы,
И вы, весенние скворцы.
Там все, от мала до велика,
Погибли ровно через год.
Теперь лишь камень обелиска
Их память молча бережет.
Подводы тихое движенье,
И мессершмит над головой,
И вражеское окруженье,
Разрывы бомб, снарядов вой.
А ночью непрерывно снится
Уже почти забытый хлеб.
Но как-то удалось пробиться
На переправу через Днепр.
Потом товарные вагоны,
Вместившие всех кое-как,
И благодатный край зеленый
Оазис сказочный — Кипчак!
Увенчан шапкой золотою,
Горою-крепостью Чалпык,
Обласканный Аму-Дарьёй,
Кипчак объятия раскрыл.
И незнакомые узбеки
Несли душистые чуреки,
Арбузы, дыни и урюк
И угощали — кушай, друг.
Бухгалтер высшего разряда,
Исаак незаменимым был.
Его узбеки дружбы ради
Любовно звали Исмаил.
Шумит-гудит базар кипчакский,
От зноя прячется под тень.
Воды, воды хотя бы каплю,
Страдали люди целый день.
Владела Майя вкусным даром —
Была искусным кулинаром,
Взялась сотрудничать с базаром
Со свойственным ей пылом-жаром.
И вовсе не мираж в пустыне —
Холодный на базаре морс,
Мороженое здесь впервые
Узбекам скушать довелось.
А где-то в Ляховцах далеких
Хозяйничал проклятый враг.
Ловил безрадостные сводки
От Совинформбюро Исаак.
День ото дня, не доедая,
Детей кормила как-то Майя,
Терпя лишения и беды,
Но твердо веря в День Победы.
И он пришел в начале мая,
Бурлил восторгами Кипчак,
Заплакала от счастья Майя,
Запел от радости Исаак.
Ликуя, радуясь, сияя,
Съезжались пыльные бойцы,
И собрались Исаак да Майя
Назад, в родные Ляховцы.
Исаак да Майя. Ляховцами,
Лишь только ими дни полны,
И снится долгими ночами
Всё, всё что было до войны.
Вот так, наверно, сохнут корни
У дерева в чужой земле,
А Ляховцы на Белогорье
Переиначены уже.
Теперь и карты никакие
Не сохранят их добрый след,
И точит, точит ностальгия,
И от нее спасенья нет.
О, Белогорье, Белогорье,
Придет ли светлая пора,
Когда войду, как после шторма,
В прохладу тихого двора?
И после долгих-долгих странствий
Чужую пыль смахну с сапог.
И через время и пространство
Вступлю на стершийся порог.
Но далеко до Белогорья,
Не менее чем до Луны.
По Белогорью бродит горе,
Оставшееся от войны.
А ностальгия, как проклятье,
И сердце сжато, как кулак,
И в декабре сорок девятого
Растаял, как свеча, Исаак.
Пришли печальные узбеки,
Закрыв контору на замок,
И о хорошем человеке
Поговорили — кто как мог.
И на окраине селенья
Его зарыли в шар земной.
Вот где нашел Исаак последний
Приют и вечный свой покой.
И можно, дальше не читая,
Легко себе вообразить,
Что плохо представляла Майя,
Как дальше без Исаака жить.
Все слёзы и печали мира
Так сфокусировались в ней,
Что оказались не под силу
Ей тяготы суровых дней.
Явились приступы болезней,
Не разбирая день ли, ночь,
Врачи, хоть и из кожи лезли,
Бессильны были ей помочь.
Сегодня вовсе не проблема
Из почек камни удалить.
Тогда же это было темой
На грани «быть или не быть».
Проблема эта не решалась
Кипчакским форумом врачей.
И в город, рядышком, Ташауз,
Советовали съездить ей.
Она со старшей дочкой Асей
Залезла в пыльный грузовик,
А я из школы возвращался
И оказался возле них.
Я помахал рукой беспечно,
Не думая в тот миг и час,
Что мы прощаемся навечно,
Что видимся в последний раз.
И скальпель чистого металла
Рассек бездушно жизни нить.
Из «быть или не быть» осталось
Одно лишь черное «не быть».
Еще не истекло трех месяцев
Как предан был земле Исаак,
А Майя-мученица сделала
Свой на земле последний шаг.
С тех давних пор Аму-Дарья
Воды перенесла немало,
Жизнь, по законам бытия,
Нас и ласкала, и трепала.
Но ветви дерева растут
Неудержимо и упорно,
Поскольку силы им дают
Ушедшие глубоко корни.
Исаак да Майя. Жизни повесть
Они исполнили на совесть.
А написал я этот стих
На память добрую о них.
Оцените пост
(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
