Еврейский Мир

Философия оказалась не в силах удержать в себе божественный свет, оказалась не в состоянии построить адекватную Синайскому откровению теологию.

Свет и тьма

В 331 году до н.э. Александр Македонский разгромил персидского царя Дария III. В этот переломный момент, в момент перемещения центра человеческой истории из Азии в Европу, и произошла эта встреча — встреча иудаизма с эллинизмом, встреча откровения с умозрением, света со тьмою.
Такова традиционная символика: если Израиль соответствует свету, как сказано: «будешь светом для всех народов», то Греция… мраку, как сказано «и тьма над бездною».
Дело в том, что слова Торы «Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною» (1:1) трактуются как последовательность четырех пленений («галутов»), в которых довелось побывать еврейскому народу. Пустота соответствует Вавилону, хаос – Персии, тьма — Греции и бездна – Эдому-Риму.
При этом, однако, существенно, что тьма – это необходимая составляющая света, точнее, возможности его восприятия. Без «среды», без «затемнения» свет лишь слепит, т.е. попросту перестает быть виден. Без тьмы свет — это та же тьма.
Однако смысловая полярность Света и Тьмы невольно создает для этой актуализации препоны. Когда Тьма не чувствует себя обязанной принимать Свет, когда она отталкивает или полностью поглощает его, это ведет к их разделению, начало которому было положено во времена Маккавеев.
События Хануки знаменуют собой фронтальное столкновение Света с Тьмою. Свет Торы, исходящей с Сиона, был воспринят Тьмой эллинской мудрости, но не был ею опознан.
Начало, положенное встречей Израиля с Александром Македонским, было радужным. Воспитанник Аристотеля оказался поражен ответами, данными еврейскими мудрецами на его многочисленные вопросы. А когда Первосвященник Шимон Ацадик приблизился к Александру, тот сошел с колесницы и поклонился ему.
— Лицо этого человека, — объяснил Александр своим изумленным приближенным, — живое подобие лика ангела победы, сопровождающего меня в битвах. (Йома 69а).
Александр попросил Шимона Ацадика в знак их союза установить возле жертвенника Иерусалимского Храма его статую. Шимон Ацадик объяснил царю, что это запрещено Торой, но пообещал Александру, что все коэны, которые родятся в этом году, будут названы его именем. С той поры имя Александр стало одним из имен Израиля.
После этой обнадеживающей встречи дальнейшая история продолжалась под знаком выяснения отношений между религией и философией, между Откровением и Умозрением.
У любознательных греков пробудился интерес к еврейской религии. Дело кончилось тем, что менее чем через столетие ТАНАХ был переведен на греческий.
Перевод, именующийся «Септуагинта», выглядит пределом сближения двух миров. Как об этом сообщается в Талмуде, эллинизированный египетский царь Талмай (Птолемей II Филадельф), правивший с 283 по 246 годы до н.э., «собрал однажды 72 старейшин, поместил их в отдельные комнаты, не сказав зачем их собрал. Он заходил в комнату каждого и говорил: «Напиши мне по-гречески Тору Моше, учителя твоего». Бог же вложил в сердце каждого из них мудрость, и они перевели все в точности одинаково» (Мегила 9).
Поначалу перевод этот был воспринят в еврейском мире восторженно. Свиток Септуагинты (в отличие от любого другого последующего перевода на какой-либо иной язык) был признан пригодным для чтения в собрании молящихся (Мегила 1:8, См. также «Гилхот тфилин» 1:19).
Однако в эллинском мире Септуагинта была воспринята лишь как одно из прочих творений человеческого гения. Книга удостоилась почетного соседства с диалогами Платона, но не сакрального почитания! Дело кончилось тем, что евреи объявили Септуагинту «львом, посаженным в клетку».
Разочарование возрастало, а еще через столетие, в пору правления Антиоха IV Эпифана (175-164), проводившего насильственную эллинизацию, произошло восстание Маккавеев.
Свет вступил в открытую конфронтацию с тьмой, не желавшей принимать его, и одолел ее. В память об этой победе, а точнее о сопровождавшем ее чуде горения священных светильников, был учрежден праздник Хануки.

Теологическая скорлупа

Однако с победой христианства ситуация решительно ухудшилась и усложнилась. Выяснилось, что Септуагинта в значительной мере предопределила развитие христианской теологии, и в память об этом переводе был установлен общественный пост – пост 10 тевета. Свет и тьма как будто бы вконец перемешались. Почему все пошло не так?
Эту историю было бы интересно проинтерпретировать в терминах теории «разбиения сосудов» — «швират акелим».
Согласно каббале, после превращения сфирот в Адама Кадмона произошел сбой. От головы Адама хлынули мощные потоки света, давление которого выдержали три верхние сфирот, но шесть следующих оказались разбиты, сосуд последней десятой сфиры Малхут только треснул. Смешавшийся с их обломками свет оказался покрыт скорлупами – клипот.
Обычно «Швират акелим» возводят к «смерти предвечных царей», описанной в 36 главе Берешит. Но этот образ невольно опознается также и в истории Хануки. Философия оказалась не в силах удержать в себе божественный свет, оказалась не в состоянии построить адекватную Синайскому откровению теологию.
«Общие соображения» оказались неспособны вместить логику Творца, избравшего себе один народ, оставаясь при этом Царем всего мира. Уже апостол Павел провозгласил временность Торы, объявив ее «Законом, имеющим тень будущих благ, а не самый образ вещей» (Евр 10:1).
Со ссылкой на пророчество Йеремиягу о «новом завете», он стал учить об упразднении завета «первого»: «Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» (Евр. 8:8-13). «Итак закон был для нас воспитателем, ведущим ко Христу, дабы нам оправдаться верою; По пришествии же веры, мы уже не под руководством воспитателя» (Гал. 3:24,25).
Этот подход был с энтузиазмом подхвачен обращающимися в христианство народами. Так, христианский апологет Иустин, не напрасно прозванный Философом, в следующих словах выразил общее «здравое» отношение народов к законам Торы: «Что же касается до чрезмерной разборчивости иудеев в пище, их суеверия в соблюдении субботы, тщеславия своим обрезанием, лицемерия в постах и новомесячиях, — все это так смешно и не стоит слова, что, думаю я, нет нужды тебе узнать об этом от меня… Также не достойно ли осмеяния тщеславиться уменьшением плоти как свидетельством особенного избрания, как будто за это они преимущественно возлюблены Богом?»
Далее ожесточение только возрастало. Столп православия Афанасий Великий заявил, что «Евреи более не народ, избранный Богом, а властители Содома и Гоморры» (Послание X, 338 г.).
Амвросий Медиоланский назвал синагогу «вертепом безбожия, прибежищем безумцев, осужденных самим Богом». Ему вторит Иоанн Златоуст: «Синагога хуже публичного дома… это притон негодяев, логово диких зверей… капище демонов, поклоняющихся идолам… прибежище бандитов и развратников, пристанище дьяволов».
Эта теология, объявившая Израиль тьмой, а саму себя светом, с полным основанием может именоваться «клипой». Клипой, которая, однако, со временем подверглась определенному исправлению – «тикуну».
В своем романе-исследовании «День Шестой» я выдвинул предположение, что этот «тикун» (подразумевающий восстановление разбитых сфирот) осуществился в секулярной культуре, а именно — в европейской литературе и европейской философии. Процесс начинается с инициированной Данте новой литературы, соответствующей разбившейся сфире «красота», и в завершении восстанавливает сфиру «вечность» в творениях юдофилов Шеллинга и Кьеркегора, поделивших между собой патент на разработку экзистенциальной философии (преодолевшей «ветхую» – эссенциальную).
Между тем интересно, что в лице царей Александра Македонского и Тамлая опознаются признаки двух верхних, выдержавших напор света сфирот. К третьей из них можно отнести Аристотеля, который был воспитателем Александра. Хотя это мудрец ни словом не обмолвился о евреях, уважение к нему в еврейском мире несомненно присутствует. Причем его адептом являлся не только Рамбам. Вот как высказывался об Аристотеле испанский каббалист XIV века р. Моше Ботарел (в комментарии к «Сефер Йецира»): «Душа Аристотеля находится в раю, в Саду Жизни, в заслугу за его важные и верные мысли. Жизнью клянусь, что глубоко его почитаю и считаю отцом мудрости. Он учил множеству мудрых вещей, которые находятся в согласии с учением наших мудрецов. Благодаря ясности своего восприятия он постигал глубокие истины — а наши раввины говорили, что мудрец выше даже пророка. И хотя он был греком, он стремился продемонстрировать единство и величие Творца».
Таким образом, в трех этих фигурах — Александре Македонском, Аристотеле и Тамлае позволительно усмотреть отблески трех верхних сфирот, удержавшихся при первом столкновении со Светом. Но прочие, как видно из приведенных выше цитат отцов церкви – вдребезги разбились.

Оцените пост

(голосовало: 6, средняя оценка: 4,83 из 5)

Загрузка...

Поделиться