Семьдесят лет назад, 31 июля 1937 года, Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило оперативный приказ НКВД СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». За этим невыразительным названием — едва ли не самый страшный документ «большого террора»: из более чем 700 тысяч расстрельных приговоров 436 тысяч были вынесены в ходе «кулацкой операции». Два нуля в номере приказа означали: «совершенно секретный».
Тридцать Седьмой Год. Один из главных символов советской эпохи. Дата, которую трудно не упомянуть, даже при очень большом желании.
В советское время — да! — это был прежде всего символ. Даже простой школьник, не читавший самиздат, а только «про войну», натыкался на эту — финальную — дату в биографиях «героев Гражданской»: Тухачевский — Уборевич — Якир…
А потом для читателя самиздата (и для тех, кто знакомился с теми же текстами в перестроечных публикациях) открывалось, что отнюдь не всё сводится к 37-му или к «культу личности Сталина». Советская власть с террора начинала и держалась на нём до самого своего конца. Всё распалось, как только кончился террор, — и само властное насилие, но прежде всего наводимый им ужас. СССР скрепляла «инерция страха».
И этот ужас — прежде всего оттуда, из конца 30-х.
Едва ли не главное ощущение, и от воспоминаний, и от документов эпохи, — чудовищная бессмысленность происходящего. Людей заставляли признаваться в преступлениях не только тяжких, но и невозможных. «Подготовка взрыва Кремля с помощью теодолита…» в тексте обвинения и приговора была вызвана безграмотностью следователя. Но и изящно обставленные стандартные обвинения в шпионаже — «За что я могу держать зло на советскую власть? При какой иной власти местечковый еврей мог стать резидентом итальянской разведки?» — могли быть основаны на проживании подследственного в 1920-м году в уездной гостинице «Италия»…
Для тех, кто пытался осмыслить работу кафкианского механизма, происходящее казалось лотереей — людей вокруг выдёргивали случайным образом, и все они оказывались «виновны»! Это вселяло в окружающих тот самый ужас, «террор»: «Сейчас настанет мой черёд, за мной одним идёт охота…»
А для современного исследователя, для того, кто оперирует не эмоциональными оценками, а архивными документами, «1937-й» означает как раз чудовищный, не известный дотоле в истории размах плановости террора. «Эмоциональные оценки», «миллионы расстрелянных, десятки миллионов в лагерях», тоже важны: они показывают эффективность террора, глубину поселившегося в людях ужаса. И то, что число без шести нулей не вызывает у нас особых эмоций, небрежение к отдельным человеческим жизням, которые составляют статистику, — тоже наследие террора.
Так вот, с октября 1936-го по ноябрь 1938-го по делам, которые вели органы госбезопасности, были арестованы не менее 1710 тысяч человек, осуждены не менее 1440 тысяч, приговорены к расстрелу не менее 724 тысяч (это «не менее» будет преследовать нас и дальше). Кроме того, за тот же период «милицейскими тройками» осуждены как «социально вредный элемент» (СВЭ) не менее 400 тысяч человек, высланы в административном порядке не менее 200 тысяч, осуждены судами общей юрисдикции по общеуголовным обвинениям не менее двух миллионов человек, из них в лагеря отправлены не менее 800 тысяч…
Но даже на этом фоне статистика «кулацкой операции» впечатляет — трое из каждых пяти расстрелянных. Это была не первая, но самая массовая из «массовых операций» (были ещё «национальные» — по ним расстреляны не менее 247 тысяч человек).
Каковы же были её механика и логика?
31 июля были утверждены сроки операции и ассигнования на ее проведение. Было принято решение об организации шести новых лесозаготовительных исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) для осужденных не к расстрелу, а к заключению. Плановое хозяйство…
«Контингенты, подлежащие репрессии», были определены весьма чётко. «Бывшие кулаки», оставшиеся в деревне или осевшие в городах, бывшие члены социалистических партий, священство, «бывшие белые» и так далее — эвфемизм «бывшие люди» приобретал вполне конкретный и зловещий смысл. Проводилась грандиозная «социальная чистка». Так же власть действовала потом и на территориях, оккупированных Советским Союзом в 1939 — 1940 годах, — там это теперь пытаются представить как геноцид…
Человека арестовывали не потому, что он совершил преступление, а потому, что он попал в «категорию». Потом следователи на допросах «рисовали» ему «дело» — каждый получал своё индивидуальное обвинение.
Ещё за месяц, 2 июля, Политбюро приняло постановление «Об антисоветских элементах». 3 июля его направили секретарям региональных парторганизаций. Директива, подписанная Сталиным и Молотовым, предписывала «всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки». «Плановое хозяйство», в котором партийный аппарат был задействован отнюдь не меньше, чем чекисты, — ведь секретари парторганизаций входили в «тройки», кроме них начальник управления НКВД и облпрокурор. В приказе они были перечислены персонально.
Приговоры «троек» выносились заочно, без обвиняемого, без участия защиты и обвинения, и обжалованию не подлежали. Специально оговаривалось, что приговоры к расстрелу должны приводиться в исполнение «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения».
Под 447-й приказ подпадали и ранее судимые по общеуголовным статьям — общество «чистили»… Репрессиям подлежали и ранее осуждённые: в отношении «наиболее активных антисоветских элементов» операцию предполагалось проводить в тюрьмах, лагерях, «трудпоселках».
Приказ устанавливал для каждого региона СССР «лимиты» по «первой категории» (расстрел) и «по второй категории» (лагерь). Согласно приказу, за четыре месяца предполагалось осудить к расстрелу 75950 человек, заключить в лагерь 193000 человек.
Дальше начались «встречные планы» и «инициатива с мест», сроки неоднократно продлевали, регионам давали «дополнительные лимиты». «Кулацкая операция» в основном завершилась к весне-лету 1938 года. Всего были осуждены не менее 818 тысяч человек, лимит «по первой категории» был превышен на 356 тысяч человек. Не менее…
До и после «два нуля четыреста сорок седьмого» были открытые процессы, были расстрелянные генералы и маршалы, было многое. Но тогда, семьдесят лет назад, началась самая массовая операция по превращению людей в «бывших».
Надо ли говорить, что при всей «лотерее» был ведь шанс и не попасть под «лимит» — карательные органы «вырубали», отправляли в небытие отнюдь не худших людей, а тех, кто успел выделиться.
Людей лишали прошлого, личной и семейной памяти, заменяя её на искусственно сконструированную коллективную память.
И делали это отнюдь не дьяволы, а люди. Сколько их таких понадобилось, чтобы мясокрутка работала без сбоев? А ведь именно этих людей — тех, кем теперь у нас принято гордиться, — можно по праву назвать «бывшими». «Сверхлюдей» в ежовых рукавицах, отказавшихся от всего человеческого в себе.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
