Еврейский Мир

Первый раз Лондон отметил колоколами победу через три с третью года после начала первой мировой, в декабре 1917-го. И прежде были не одни поражения, но ощущение, что сейчас можно, что побеждаем, пришло только в этот год, только когда Алленби вошёл в Иерусалим. Масштаб события, из наших времён и мест такое труднее увидеть.

Вступившие в Иерусалим войска Алленби были британскими. Это, безусловно, так, но это не только так. Это были войска Великобритании в составе войск Антанты, британская часть войск Антанты, короче, это Антанта в ходе продвижения в Палестине заняла Иерусалим.

Как, скажем, антигитлеровская коалиция в 1944-м заняла Марсель, Рим и Минск.

Логично, что страны Антанты имели основания полагать, что у них есть право участвовать в управлении находящейся под контролем Алленби частью Палестины.

На стороне Антанты, между прочим, к зиме 1917-го было стран двадцать, Китай и Румыния уже тоже (Гондурас присоединился только через полгода), и об интересах на Ближнем Востоке мог заявить почти кто угодно. Понятно, что Франция, которая не только была ключевым членом и основателем Антанты, но и, например, крупнейшим довоенным инвестором в экономику Турции, шкуру неубитой которой пора было начинать реально делить, не считала, что она это «кто угодно».

На Святой земле французы, то воюя с турками, то воюя на стороне турок, вытаскивали из них договоры, капитуляции, статусы, и к началу двадцатого века имели в Палестине очень прочные позиции, Англии или России такие и не снились.

С началом Первой мировой все активы обнулились: Франции пришлось покинуть Палестину и начать её бомбить и обстреливать.

Это, кстати, тоже происходило не так, как мы бы себе представили. На хайфской Мошаве Германит, когда рассказывают про дом германского консула, обязательно упоминают, что он был обстрелян французами с моря. Тогда кто-нибудь спрашивает, сколько человек пострадало (консул жил почти у самого берега), и, узнав, что ни одного, сильно изумляется.

Французы тогда воевали организованно. Утром к Хайфе подходил броненосный крейсер «Эрнест Ренан» (Ренан, между прочем, был философ, преподаватель еврейской грамматики и писатель. Как сейчас называются французские военные корабли? Атомная подводная лодка «Жан-Поль Сартр»? Авианосец «Франсуаза Саган»?).

С «Ренана» на берег отходила шлюпка с офицером на борту, в порту её встречали турецкие солдаты, они сопровождали офицера к губернатору Хайфы. Офицер вручал губернатору послание командира крейсера и устно излагал его содержание: сегодня между 13.00 и 14.00 будет произведён обстрел такой-то части города, обстрел сосредоточится на таких-то объектах. Офицер возвращался на борт, губернатор организовывал эвакуацию населения из указанного района, крейсер в обещанное время производил точный залп, сооружения (склады, предприятия, резиденции) были разрушены, людские потери были минимальны. Когда итальянские самолёты бомбили Хайфу в начале сороковых, было по-другому…

Серьёзные наземные формирования в Палестину Франция послать не могла, все силы пожирал германский фронт. А британское командование сильно и не просило, у французов стали зарождаться подозрения и они прислали к Алленби Пико. Это был тот самый Пико — соавтор «соглашения Сайкс-Пико», тайного плана раздела Османской империи между Францией, Россией и Англией. (Правильнее было бы «Сайкс-Пико-Сазонов» . Имя российского главы МИД С.Сазонова после ноября 1917-го и его роль,  русские историки с советских времен предпочитают умалчивать. Прим.ред.)

Он прибыл в необычном статусе. Мы привыкли считать, что первый Верховный комиссар появился в Палестине только в 1920-м, британский, Герберт Самуэль. А Франсуа Пико (Жорж-Пико, если полностью), приехал Верховным комиссаром (Haut-commissaire) Франции в Сирии и Палестине уже в конце 1917-го.

Как обычно, историю личных отношений, того, что, согласимся, может сильно влиять на ход любой истории, мы знаем хуже всего.

Что подумал Алленби, получив сообщение, что к нему идет комиссар?

Это очередная интригующая история: когда Пико выезжал на Ближний Восток, его знаменитое детище, «соглашение», было гиперсекретным. Только сокрытие планов раздела позволило Бальфуру и Камбону наобещать евреям, Лоуренсу и Мак-Магону, арабам, правительствам Франции, России и Англии, создать у Америки впечатление, что отвоёванные у турок земли будут отданы под управление «освобождённых народов».

Известность Пико на востоке была, увы, нелестной: в 1914-м он служил консулом в Бейруте, уезжая, не сжёг бумаги, и турки пытали и вешали арабов и армян, упомянутых в оставленных Пико документах.

А как раз в дни, когда Алленби подходил к Иерусалиму, статус Пико изменился. Через пять дней после декларации Бальфура в Петрограде произошли некоторые события и иностранными делами вместо сахарозаводчика Терещенко стал  командовать публицист Троцкий.

По его приказу матрос Маркин опубликовал «соглашение Сайкс-Пико». «Правда» и «Известия» напечатали сверхсекретные бумаги 23-го ноября, «Manchester Guardian» — 26-го, солдаты Алленби в эти дни уже видели русскую церковь Вознесения на Масличной – шли бои за Наби-Самуэль. Как повлияла публикация на отношения Пико-Алленби – загадка. Французскому консулу прибыть из Каира на церемонию 11-то декабря у Яффских ворот запретили, а Пико там был.

Что было после церемонии, рассказал Томас Лоуренс, Аравийский:

«Стыдясь триумфа, который был не столько триумфом, сколько воздаянием должного администрации Иерусалима со стороны Алленби, мы возвращались обратно, в штаб-квартиру. Наши помощники вытащили из больших корзин все необходимое для обильного ланча из многих блюд. Нам выпали короткие минуты отдыха, тут же нарушенного французским политическим представителем мсье Пико, которому Алленби разрешил войти в город вместе с Клейтоном и который объявил звучным, как флейта, голосом: «А завтра, мой дорогой генерал, я предприму необходимые шаги для того, чтобы учредить в этом городе гражданское управление».

Это было чрезвычайно смелое официальное заявление. За ним последовало молчание. Салат, цыпленок под майонезом и сэндвичи с паштетом из гусиной печенки замерли в наших ртах неразжеванными, и мы, замерев, повернулись к Алленби. Даже он какой-то момент казался растерянным. Мы уже стали опасаться, как бы вождь не проявил слабость. Но лицо его уже наливалось краской. Он сглотнул, выпятив подбородок (его любимый жест), и жестко проговорил:

– В зоне военных действий единственной властью является главнокомандующий, то есть я.

– Но сэр Грей, сэр Эдвард Грей… – забормотал месье Пико.

– Сэр Эдвард Грей имел в виду гражданское управление, которое будет учреждено, когда я сочту это уместным в условиях военного положения, – оборвал его Алленби.

Вновь заняв места в автомобиле, мы, выразив благодарность, устремились по спасительному горному склону в свой лагерь».

(я знаю, вы во мне не сомневаетесь, но всё равно подчеркну: это я не я назвал выпячивание подбородка жестом! Так в обоих русских переводах. У Лоуренса «his chin coming forward (in the way we loved)» — Е. К.)

Сэр Эдвард Грей, на которого ссылался Пико, министр иностранных дел в период подготовки «соглашения», к этому времени был ровно год не то, что в отставке — в оппозиции. Понятно, что Пико и Алленби это знали. Что очень интересно — оба должны были уже знать о публикации «соглашения». Что это изменило в статусе Пико, его зауважали или запрезирали? Как оценил Алленби само соглашение, он вряд ли знал о нём раньше, не его уровень? У него как у военного, подданного, аристократа, могли быть свои оценки, а кроме этого, публикация сразу создала ему оперативные проблемы: арабы, с которыми он сотрудничал, и так не собирались успокоиться после декларации Бальфура.

А тут выяснялось, что если обещанную им землю не отдадут евреям — так поделят с французами.

Вряд ли Алленби обсуждал это с Пико, места для нормальных отношений, похоже, не было: из Лондона чётко требовали не допускать французов и итальянцев к управлению, что, между прочим, могло соответствовать и представлениям самого генерала о природе момента: турки никуда не исчезли, они укрепляются в Рамалле, это километры от Иерусалима; улицы города четыре года не убирались, нет продовольствия, малярия, оспа, проституция, не хватает воды для жителей и для армии, а та, которая есть – ужасная. Назначенный губернатором генерал, боевой, и тот через две недели сдался, подал в отставку, какое тут гражданское управление, надо военными эшелонами везти пшеницу из Египта, а рельсы турки разобрали…

Пико, осознав, что к серьёзным делам его не подпустят, находит себе занятие. Солдаты в французской форме (в стотысячной восточной армии их было два батальона, примерно 7 тысяч, в основном, арабские и армянские легионеры) берут под охрану Святые места, открываются закрытые турками французские школы и больницы, где можно – вывешивается флаг Франции, короче, Пико фиксирует присутствие.

Ещё он добивается, чтобы ему воздавались те же литургические почести, что французским консулам до войны.

Это отдельная тема. Консул раньше – не то, что консул сейчас, у этих людей был статус и они умели его укреплять. Есть забавный рассказ про Базили, бейрутского консула России, который путешествовал с Гоголем в Иерусалим.

Вот Пантелеймон Кулиш, первый биограф Гоголя:

«Б<азили>, занимая значительный пост в Сирии, пользовался особенным влиянием на умы туземцев. Для поддержания этого влияния он должен был играть роль полномочного вельможи, который признает над собой только власть «Великого падишаха».

Каково же было изумление арабов, когда они увидели его в явной зависимости от его тщедушного и невзрачного спутника! Гоголь, изнуряемый зноем песчаной пустыни и выходя из терпения от разных дорожных неудобств, которые, ему казалось, легко было бы устранить, — не раз увлекался за пределы обыкновенных жалоб и сопровождал свои жалобы такими жестами, которые в глазах туземцев были доказательством ничтожности грозного сатрапа.

Это не нравилось его другу; мало того: это было даже опасно в их странствовании через пустыни, так как их охраняло больше всего только высокое мнение арабов о значении Б<азили> в Русском государстве. Он упрашивал поэта говорить ему наедине что угодно, но при свидетелях быть осторожным. Гоголь соглашался с ним в необходимости такого поведения, но при первой досаде позабыл дружеские условия и обратился в избалованного ребенка. Тогда Б<азили> решился вразумить приятеля самим делом и принял с ним такой тон, как с последним из своих подчиненных. Это заставило поэта молчать, а мусульманам дало почувствовать, что Б<азили> все-таки полновластный визирь «Великого падишаха» и что выше его нет визиря в Империи».

Франция при турках считалась покровителем всех католиков Святой земли, позиции французских консулов были невообразимо сильными, и в церквях им воздавались большие почести: особые места на главных богослужениях, специальные консульские мессы и т. п. И Пико уже к рождеству 1917-го, всего за полмесяца, добился себе таких.

Тут возмутились итальянцы, они пожаловались Алленби. Генералу, вообще, было чем заняться, кроме происходящего на церковных службах, он планировал к июню взять Хайфу. Алленби резко напомнил Пико, что тот не большая фигура, а всего лишь его советник. Пико мобилизовал епископов, итальянцы тоже: францисканская кустодия была против почестей, латинский патриарх, хотя сам и итальянец, за. К концу зимы, под предлогом, что до заключения мирных договоров нужно сохранять довоенный статус-кво, англичане согласились временно сохранить литургические почести Пико. С условием, что он не будет вмешиваться в дела администрации.

Администрация в Иерусалиме серьёзно работала. Она наняла местных и убрала с улиц мусор. Привила население от оспы. Починила железную дорогу и привезла из Египта пшеницу (раздавали бесплатно, но только женщинам; англичане, видимо, не зная слова «исламофобия», открыто говорили, что они много лет на всяком Востоке, много чего знают про нравы и традиции разных народов и исповеданий, и не уверены, что если раздавать мужчинам, то еда дойдёт до женщин и детей).

Протянула трубопровод от прудов Соломона, и в Ромему, а от неё по всему городу, пошла под напором вода. В каждом районе было место, где стоял британский солдат и открывал и закрывал населению кран. В Старом городе закрыли другие краны – запретили продажу крепких напитков, вывели за стену проституцию, сосредоточив её в Домах Файнгольда (где сейчас пабы).

Скорость моторизованных телег («агалёт моториот») ограничили восемью милями в час (а сейчас быстрее и не получается). Вызвали из мэрии Александрии инженера, он приготовил план развития города, в нём очень важный пункт: не строить вокруг стен Старого города, там надо в будущем сделать сад.

Всё это время Пико получает литургические почести, а итальянцы и кардиналы в Ватикане, не смирившиеся с идеей восстановления французского протектората над католиками Святой земли, при каждом случае заявляют протест. Все при деле, всем хорошо. Пока в 1919-м Haut-commissaire en Palestine et en Syrie не покидает Ближний Восток.

Алленби к этому времени уже давно занял Хайфу, разве что не в июне, а в сентябре…