Краткая биографическая справка о Борисе Гулько, человеке, родившемся в Германии, выросшем в СССР и играющем сейчас за США:
Родился в 1947 г. в Эрфурте. После окончания факультета психологии МГУ опубликовал несколько статей о своих работах в области эргономики. С 1975 г. – профессиональный шахматист. Международный гроссмейстер по шахматам с 1976 г. Участник 8 чемпионатов СССР, чемпион СССР 1977 г., чемпион Москвы 1974 и 1981 гг. С 1975 г. участник соревнований на первенство мира.
С мая 1979 г. по май 1986 г. – отказник, активный участник отказнического движения. Трижды держал голодовки. Возможность эмигрировать завоевал после месяца ежедневных демонстраций вместе со своей женой Анной Ахшарумовой (бывшей чемпионкой СССР по шахматам среди женщин) и, соответственно, ежедневных арестов.
С 1986 г. в США. Чемпион США 1994 и 1999 гг. В 1994 г. был в восьмерке претендентов на первенство мира, в 2000 г. – среди шестнадцати соискателей титула. Выиграл ряд американских и международных турниров. Имеет положительный баланс с Гарри Каспаровым: 3 победы, одно поражение и 4 ничьи.
— Как произошла твоя встреча с шахматами и возникла ли при этой встрече любовь с первого взгляда?
— Любовь возникла раньше встречи. Произошло примерно как у героя набоковской «Защиты Лужина». Ребёнком, услышав о существовании шахмат, и ещё не зная ходов, я почувствовал, что меня с ними что-то связывает. Вскоре после этого тётя привезла нам домой старенький комплект шахмат, точнее, часть комплекта. Недостающие фигуры и пешки я заменял катушками и пуговицами. Впрочем, играть всё равно было не с кем. В моей семье шахматистов не было. Когда мне было 12, наша семья перебралась из захолустной части Подмосковья в близкий пригород, и в зоне досягаемости для меня оказался шахматный кружок Дома пионеров.
— Как быстро ты двигался по лестнице шахматных разрядов?
— Стартовал я в 12, по нынешним меркам, очень поздно. Сейчас в 13 уже становятся гроссмейстерами. Мастером я стал в турнире, в середине которого отметил 18-летие. Моё удостоверение Мастера имело номер 36. Сейчас на территории бывшего Советского Союза живут не меньше сотни, а то и двух, гроссмейстеров. Девальвируются не только деньги, но и звания.
— Поощряли ли в твоей семье увлечение шахматами?
— Мои родители относились к моим шахматным успехам спокойно. Куда больше их волновала моя учёба. Я понял причину этого из недавних объяснений моего сына. «Вы — русские евреи, — объяснил он, — помешаны на учёбе. Вот сирийские евреи (они обжили в наших краях нью-джерсийский город Deal) занимаются коммерцией, учат этому своих детей и потому миллионеры». Так что это наше “видовое” свойство – быть “помешанными” на учёбе.
— Кто из шахматных корифеев оказал на тебя наибольшее влияние?
— Начало моего увлечения шахматами совпало со временем феерического взлёта Михаила Таля. Таль показал нам, что на шахматной доске невозможное возможно, и дух важнее материи. Это не могло не очаровать. Потом я учился, конечно, у всех больших мастеров.
— Использовал ли ты свои профессиональные знания психологии во время турниров?
— Конечно, эти знания были полезны. Но большинство выдающихся шахматистов разбираются в некоторых аспектах психологии личности на уровне профессора психологии без всякого образования.
— Опиши вкратце, если можно, атмосферу шахматного мира СССР.
— Атмосфера была замечательной. Помню себя, 13-летнего, в огромной толпе любителей шахмат на заснеженном Тверском бульваре в марте 1960 года. Рядом, в Театре Пушкина, играется партия матча Ботвинник – Таль. Зал, естественно, битком. Для нас, в театр не попавших, выставили огромную демонстрационную доску. Шахматная публика в Союзе была многочисленной и высоко квалифицированной.
Вот ощущения голландского гроссмейстера Ханса Рее в начале его первого визита в СССР: «Вышел из аэропорта и ужаснулся: неужели здесь каждый таксист играет сильнее меня!»
Позже, во времена студенчества, я привёл как-то свою подругу в шахматный клуб на Гоголевском бульваре, в бывший особняк покровительницы Чайковского баронессы фон Мекк. «Это же настоящий Клуб, — восхитилась моя знакомая, — люди приходят сюда пообщаться, поиграть. Как Английский Клуб. Я не думала, что такое бывает в Союзе». Шахматы были тогда отдушиной в идеологизированной советской жизни.
Незабвенный Юра Карабчиевский назвал своё последнее эссе «Всё ломается». Это справедливо и относительно шахмат. В начале 70-х в клуб пришел новый начальник. «Не мешайте людям работать. Это учреждение», — сказал он мне строго, когда я зашел туда поиграть. Так почти “Английский Клуб” превратился в советское учреждение.
А в середине 70-х над советскими шахматами распластались совиные крылья Анатолия Карпова. Образцовый советский человек сделал шахматы идеологическим ристалищем. На шахматной доске он защищал советскую систему. И мне, антисоветчику, в этой атмосфере было весьма неуютно.
— Какие у тебя были взаимоотношения с шахматными “генералами”, то бишь, с советскими чиновниками от шахмат?
— Они меня не любили, но не больше, чем я их. Я поражался: люди занимают огромные кабинеты, получают большие зарплаты. И вся их работа – не давать мне играть в шахматы. Слава Б-гу, после эмиграции у меня не было ни одного начальника.
— Когда и почему ты решил покинуть СССР?
— Заявление подали в мае 79-го, уехали в мае 86-го. Окончательное решение уезжать я принял в ноябре 78-го в Буэнос-Айресе, где играл за советскую команду в шахматной Олимпиаде. В делегации из 20 человек шахматистов было только 10. Среди нормальных, независимых людей быть советским означало принадлежать к “породе” недоумков. В Союзе, когда все вокруг были такими, я этого не чувствовал.
— Расскажи о своей борьбе с советской властью за выезд из СССР.
— Три голодовки, месяц ежедневных демонстраций, начиная с 10 апреля 86-го – моя жена Анна и я прерывали лишь на Шаббаты и на неделю Песах. Похоже, советская власть вышла из этой борьбы с большими потерями, чем мы, и вскоре после нашего отъезда развалилась.
— Какую роль сыграла в получении вами разрешения на выезд общественность западных стран?
— Решающую. Без их поддержки мы бы отправились не на Запад, а на Восток. Наши демонстрации мы начали одновременно с шахматным мероприятием «Салют Гулько», организованным в Берне во время конференции по правам человека американцами Эдвардом Лозанским и гроссмейстером Львом Альбуртом. Голландский гроссмейстер Гена Сосонко попал на демонстрацию в нашу защиту, организованную в Лондоне женским “Комитетом 36-ти”. “Твоих портретов развевалось над лондонской площадью не меньше, чем брежневских над Красной 7 ноября”, – рассказывал он мне позже. В нашу защиту выступали Владимир Буковский, писатели Георгий Владимов и Владимир Максимов, ряд американских сенаторов и конгрессменов. А в целом судьбу советского еврейства решили пожилые американские еврейки, которые объединились в комитеты защиты советских евреев и своей энергией заставили американские власти оказать достаточное влияние на советских вождей.
И я испытываю огромное чувство благодарности названным и неназванным людям, способствовавшим Исходу нашему и других евреев из советской империи.
— Как сложилась твоя судьба непосредственно сразу после выезда из СССР?
— Рассказывать, вроде, нечего. Всё стало хорошо. Было такое ощущение, что от каждой ноги отвязали по двухпудовой чугунной гире. После семилетнего перерыва вернулся к серьёзной профессиональной деятельности. Для людей, теряющих вкус к жизни, рекомендую 7 лет отказа. После них почувствуете, как прекрасна нормальная жизнь!
— Есть ли существенные различия между положением шахматиста в СССР и США и вообще каково отношение к шахматам в этих двух странах?
— Шахматы в Америке – это хобби. И человек, у которого хобби – профессия, выглядит необычно. Но Америка – страна динамичная. И когда Р. Фишер всех обыграл, он стал национальным героем. Чтобы шахматы стали популярны здесь, как были когда-то в СССР, нам нужен новый Фишер.
— Как ты оцениваешь противоборство человека и компьютера и чем оно закончится?
— Уже в прошлом году сильнейшие в мире шахматисты Г. Каспаров и В. Крамник не смогли выиграть свои матчи у компьютера. Ясно, что в недалёком будущем компьютеры превзойдут сильнейших шахматистов. Происходит печальная для шахмат вещь – их деромантизация. Какое же это проявление высокой человеческой духовности, когда бездушная железка с лёгким добавлением кремния демонстрирует мастерство?!
— Какие проблемы стоят сейчас перед шахматными программистами?
— Небольшие. Основное усиление компьютеров происходит за счёт стремительного роста их мощности. Это называют «стратегией грубой силы».
— Как ты относишься к быстрым шахматам?
— Это неплохое развлечение. К сожалению, продукт быстрых шахмат – партии получаются, как правило, весьма низкого качества. Как добавление к классическим шахматам — быстрые приемлемы.
— Ты играл во многих странах мира. Какая из них тебе показалась, если так можно выразиться, наиболее шахматной?
— Похоже, шахматы не идут рука об руку с благополучием государства. Самыми “шахматными” странами были несуществующие ныне СССР и Югославия. А наибольшая «шахматная лихорадка», которую я наблюдал, — это декабрь 1975 года в Ереване, где я боролся за титул чемпиона СССР с Тиграном Петросяном и Рафаэлем Ваганяном.
— Какая из стран тебе больше всего нравится, если судить по красоте природы, архитектуре, интенсивности и высоте культурной жизни?
— Природа прекрасна везде. Всё созданное ею, совершенно. Самая красивая архитектура – у старушки Европы. Список любимых городов был бы слишком велик. А центр культурной жизни ныне – США.
— Чем объяснить, что удивительных высот в шахматах достигли именно евреи?
— По представлениям Каббалы, задача евреев – собрать искры Б-жественного, рассыпанные в этом мире. И в шахматах этих искр было предостаточно. Сейчас шахматы понятнее, тех самых искр осталось мало, и евреи стали покидать шахматы.
Другое, более рациональное объяснение еврейской экспансии в шахматах предлагал гроссмейстер Нимцович. По его мнению, века изучения Талмуда подготовили еврейские мозги для решения сложных логических задач, которыми полны шахматы.
— Каким ты видишь будущее Израиля?
— Судьба Израиля решается не на рациональном уровне. Иначе Израиль никогда не был бы создан.
… Судьба Израиля описана в Торе и в книгах пророков.
— Одобряешь ли ты строительство разделительной стены в Израиле?
— Всё, что может спасти еврейские жизни в войне с арабским террором, должно быть сделано. Но, с другой стороны, в Торе Земля Израиля определена как простирающаяся до реки Иордан. Так что евреи должны жить по обе стороны стены.
Вообще, хотелось бы видеть у израильских лидеров стратегический план решения проблемы более мудрым, чем Ословский договор.
— Считаешь ли ты оправданным переезд евреев на постоянное место жительства в Германию, где во времена гитлеровского режима было уничтожено несколько миллионов наших соплеменников?
— Поправлю, миллионы были уничтожены немцами при содействии местного населения, но, в основном, не в Германии. Видимо, в Германии осталось ещё немало упомянутых искр Б-жественного, которые мы должны собрать за время нашего рассеяния. И для этого евреи должны, наверное, исправить ошибку предыдущего еврейского населения Германии, решившего добровольно ассимилироваться. Мы можем выполнить наше предназначение, только оставаясь евреями и выполняя то, чего от нас требует Тора.
— Связывает ли тебя что-нибудь с Германией, кроме места рождения?
— Германия – это пласт человеческой культуры и истории. Для моего народа истории подчас трагической. В Германии живут многие наши родственники. Что ещё? В течение 13 лет в школе и в Университете я пытался выучить немецкий язык — не выучил…
— Как ты относишься к антисемитам — с презрением, жалостью или с пониманием того, что антисемитизм от Б-га?
— Наши мудрецы учат, что преследования достаются нам за наши ошибки. В то же время на личном уровне человек решает сам, вести ли ему себя достойно или стать антисемитом. Антисемитизм – это явление мистическое, часто – наказание, иногда – воспитание неприятия идолопоклонников, иногда защита от ассимиляции. Конкретный же антисемит – это всегда мерзость.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
