«Начальнику спецкомендатуры Таразевичу Вацлаву Ксаверовичу от условно осужденного по статье 160 часть 2 УК БССР Рабиновича Владимира Борисовича.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу Вашего разрешения для выезда за пределы административной зоны по адресу:
г. Минск, ул. Черняховского 26 А.»
— Чего тебе туда ехать? — спрашивает мент.
— Гражданин майор, там жена, сын…
— А что ты меня гражданином называешь. Ты же условно осУжденный. Зови меня товарищ.
Обычно ментам званием и должностью помельче я отвечал: «Гусь свинье не товарищ», но от этого хитрожопого поляка, предки которого во время переписи тридцать девятого года заявили себя белорусами, чтобы избежать выселения в Сибирь, многое сейчас зависело.
— Пускай твоя жена и сын сюда приедут, в Мядель. Поселятся, пропишутся. Жена устроится на работу. Она у тебя зубной техник, я слыхал. Нам в районе зубные техники нужны. Я вот сам с железными зубами хожу. А хочется, чтобы культурно, как у вашей нации — золотые…
Б…! Чего он хочет. Разорили бизнес, вымели из дома все, раскулачили, унизили, целый год держали в тюрьме, а теперь зубы ему золотые…
— Так ведь там еще отец, мать, собака, — сказал я как можно жалобней.
Почему-то ляпнул про собаку. Как раз перед посадкой мы купили щенка овчарки. За год вырос красивый ласковый пес.
— Собака, говоришь? Ну, к собаке отпущу. Только должен будешь сделать для спецкомендатуры что-нибудь хорошее.
— Стучать не буду.
— Стучать не надо. У меня без тебя есть кому стучать. Думаешь, нет? Вот про тебя, например, знаю, что «Голос Америки» по ночам слушаешь.
— A что, запрещено?
— У тебя дома, может, и не запрещено, а в местах ограничения свободы могут запретить и приемник твой отобрать.
— Чего вы хотите?
— Недавно комиссия из пятого отдела УВД была, мне замечание сделали, что вся наглядная агитация устарела. Политбюро висит неправильное. Которые умерли, а которых на пенсии. Новые пришли. Поедешь в Минск. Там на Карла Маркса есть магазин «Политкнига». Купишь новое политбюро и все переклеишь. Три дня тебе хватит? Давай сюда свое заявление.
* * *
— Политбюро нет, — сказала молодая толстая тетка в отделе «Плакаты, наглядные пособия». Дефицит.
— С каких это пор политбюро — дефицит?
— С тех пор как Суслов умер. По всему Союзу в организациях переделывают агитацию. Весь наглядный материал разобрали.
— Что же мне теперь делать?
Я выложил на прилавок заготовленную шоколадку.
— Возьмите политбюро с кандидатами в члены только меньшего размера, а если всех поклеить, то по площади то же самое будет. Сейчас многие так делают.
— Хорошо, давайте.
— Три рубля в кассу. Учтите, последнее отдаю.
Она улыбнулась мне роскошным верхним золотым мостом от клыка до клыка.
Политбюро вместе с кандидатами в политбюро оказалось чудесного карманного размера колоды игральных карт.
“Бля, как в руку ложится”, — сказал мой сосед по комнате Шура Шалыгин — ломщик, шулер и наперсточник. — Смотри, как красиво: свои тузы, короли, шестерки.
— Шура, карты, шахматы — это как бы модели социальной жизни. Ты увидел сходство, но не понял его смысла…
— Да, — глубокомысленно сказал Шура, — нет дам.
Oн перетасовал колоду с членами и кандидатами в члены политбюро ЦК КПСС и протянул мне: «Тяни».
Я вытащил Алиева. Он перетасовал еще раз, и опять вышел Алиев.
— Шура, как это у тебя получается?
— Дарование. Это у меня с рождения.
— А погадать можешь?
— Запросто. Что хочешь узнать?
— Кто будет следующий после Брежнева?
Шура разложил карточки вверх рубашками. Перевернул одну. Вышел Андропов.
— A после Андропова?
— После Андропова этот, — Шура взял карту. Вышел Черненко.
— Ну а после Черненко? — спросил я.
После Черненко открылся Горбачев.
— Это еще что за штымп?
— Кандидат в члены политбюро.
— П…т твои карты, Шура.
— Moжет быть, — ответил Шура невозмутимо.
— Ладно, последний вопрос: кто после Горбачева?
— Могу ошибиться.
— Давай, Шура, постарайся.
Он взял карточки, перетасовал сложной рифленой тасовкой, разложил вверх рубашками и перевернул одну с края.
Вышла пустая карта с текстом: «Типография издательства ЦК КПБ. Упаковщица номер 6».
Владимир РАБИНОВИЧ, isrageo.com