Увидев фото впервые, можно подумать, что перед нами кадр одного из фильмов итальянского неореализма. Тем более что старый снимок, датированный 1951 годом, совпадает со временем послевоенного расцвета итальянского кино. Запечатлённая на нём сцена, на протяжении многих лет неоднократно тиражировалась.
Её можно было увидеть буквально повсюду — в роскошных холлах концертных залов и скромных комнатах студенческих общежитий, в отелях или ресторанах самых различных уровней, даже на футболках тех лет. Более того, каждая юбилейная дата со дня появления знаменитого кадра, как правило, сопровождалась выставками, специальными публикациями, семинарами. Тем не менее, к нашему времени столь известная когда-то фотография, так же, как и популярные киноленты тех лет, стала основательно забываться.
Сейчас же она снова привлекла к себе пристальное внимание. Вызвано оно тем, что в минувшем году ушла из жизни героиня этого, действительно в чём-то таинственного произведения — Нинели Крейг, последняя из всех участников съёмки давно уже ушедшего времени.
Автор легендарного шедевра «Американская девушка в Италии, Флоренция, 1951» Рут Оркин родилась в Бостоне в 1921 г. Единственный ребёнок Самуила Оркина и Мэри Руби ещё в школьные годы нашла своё будущее призвание. В 40-е годы, уже успешный фотограф, она работала на многие популярные издания. Выполнив задание журнала Life в Израиле, неутомимая искательница впечатлений приехала в Италию. Во Флоренции Рут познакомилась с американской студенткой Нинели Крейг. Они вместе целыми днями бродили по покорившему их городу. Как-то гуляя по извилистым улочкам, заложенным, наверное, ещё в эпоху раннего Средневековья, девушки заблудились. Нинели обратилась к прохожим, чтобы узнать, как им выйти из бесконечного лабиринта, который не выпускал чужестранцев из своих объятий. В послевоенной Европе туристов почти не было, и обитатели тех мест заметно оживились, узнав в ней иностранку. Заметив необычное возбуждение мужского сообщества при виде незнакомки, Рут, у которой фотоаппарат был всегда наготове, моментально щёлкнула затвором своей камеры.
Тем чутьём, которое не даётся университетом, а существует только внутри человека, особенно, если ты дочь актрисы немого кино, она почувствовала, что взгляд её захватило нечто совершенно необычное. Профессиональный фотограф предложила взволнованной спутнице ещё раз пройти по той же стороне небольшой улочки для повторного снимка, и Нинели, не без колебаний, но с какой-то вдруг появившейся решимостью согласилась. Затаив дыхание, девушка ещё раз, словно по минному полю, прошла сквозь фалангу никуда не спешащих итальянских мужчин. Они уставились на неё любопытными или плотоядными взглядами. Один из них делает недвусмысленный жест руками, и кажется, что их возгласы или свист даже сейчас способны донестись до современного зрителя, но она ступает так, как будто ничего не слышит, шествуя по узкому тротуару так, словно рядом с ней никого вообще не существует.
Испытывала ли она беспокойство, унижение или страх, проходя с потупленным взором сквозь строй непредсказуемой публики? Эти вопросы, также оживившие интерес к «Американской девушке во Флоренции», возникли сравнительно недавно у активисток нового движения #MeТоо, которое ставит своей целью борьбу за защиту женского достоинства. В фотографии они усмотрели оскорбительное отношение к слабому полу. Под их давлением повсеместно стали изымать это изображение из всех общественных или частных помещений Америки. На самом деле Нинели Крейг от души смеялась над таким поверхностным толкованием. Напрасно она убеждала борцов нового сообщества, что её никто не оскорблял, ей не было страшно, и она не испытывала вообще никаких отрицательных эмоций. Наоборот, она ощутила тогда мощный эмоциональный подъём, необыкновенное чувство взволнованности и ощущение своей силы. «Когда мужчина свистит тебе вслед или выкрикивает «Que Bella!» — это только воодушевляет тебя, — говорила она, — и я становилась от этих жестов только выше. В тот момент я владела всей этой улочкой и была счастлива…».
Во Флоренции она ютилась в крошечной комнате недорогой гостиницы на берегу Арно. Над её кроватью, как наверное, и в любом другом номере того отеля, висела репродукция знаменитой картины Гарри Холидэя «Данте встречает Беатриче на мосту Санта-Тринита». В сцене, запечатлённой на полотне, английский художник изобразил идущую по набережной реки Беатриче, которая старательно не замечает застывшего перед ней Данте. Она демонстративно, не повернув к нему головы, проходит мимо удручённого поэта, сплетни о котором больно задели его возлюбленную.
Викторианский живописец, будучи знатоком Данте, не единожды обращался к образу великого флорентинца. Но именно к этой картине, как к главному делу своей жизни, он подошёл особенно трепетно. Стремясь наиболее точно воспроизвести городской пейзаж, он начал работу с зарисовок, сохранившихся с той поры мостов через Арно и всех окружающих зданий. С такой же тщательностью художник следовал, казалось бы, не столь значимым деталям того времени. Так, из городских хроник, которые ему были предоставлены, следовало, что к моменту встречи героев мост Понте-Веккьо был разрушен наводнением, и на его полотне он совсем не случайно, находится в строительных лесах. Задумав сюжет будущей картины, живописец по рисункам каждого персонажа сделал скульптурные модели, и только после этого, как заворожённый, приступил к созданию своей самой значительной работы.
Полотна таких мастеров иногда странным образом «оживают». Несколько лет назад, к примеру, американская туристка, отстав от группы, задержалась в Русском музее Петербурга у картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Спустя какое-то время из пустынного музейного зала раздались крики, зовущие на помощь. Лежавшая на полу девушка была вся в слезах: она утверждала, что один из запорожцев, она даже показала, кто именно из них, сошёл с картины и изнасиловал её. Подобные инциденты несколько раз были отмечены и в Национальном Музее Прадо в Мадриде. Но, если во всех этих случаях действующим лицом выступал персонаж художественного произведения, во Флоренции случилось обратное — сам зритель проник в ткань авторской фантазии.
Будущий искусствовед Нинели Крейг познакомилась с картиной Гарри Холидэя в Ливерпульской художественной галерее в то время, когда изучала в университете «Божественную комедию» Данте. Ещё тогда она не без интереса отметила своё внешнее сходство с музой великого флорентинца, какой увидел её художник. И то настроение, которое возникло у неё тогда, вернулось вновь. Сначала с улыбкой, а потом всё более серьёзно она представила себя Беатриче, не отвечающей взаимностью тому, кто её боготворит…
Не дождавшись ответа или, не расслышав, что говорят обитатели средневековых кварталов, она уверенно зашагала вперёд. В какой-то миг глаза её затуманились, и ей начало казаться, что ступает она уже в совершенно другом пространстве. «Заблудившись в бездне времён», американская девушка, словно провалившись в чёрную дыру, сделала свои самые незабываемые шаги в жизни.
Если мысль писателя-реалиста о том, что мы есть те, кем мы притворяемся, верна, то шествие новой Беатриче в послевоенной Флоренции представлял собой, как раз, тот самый случай. И, по крайней мере, одну минуту, совершив невозможное, она прожила в тринадцатом столетии. Но сила этой жанровой сцены не только в перевоплощении самой героини. Её магия заключена и в том, что таинственный статус незнакомки, «адекватно» воспринимается и теми, перед которыми она, как призрак, внезапно появляется, а потом так же неожиданно исчезает. Она шествует ни на кого не глядя, но поражает любого независимо от его возраста. Её взор опущен, но каждый, по-разному выражая свои эмоции, неотрывно смотрит ей вслед. Никто не пытается подойти, приблизиться или последовать за ней — все только неподвижно взирают на инопланетянку, сошедшую с небес, или вернувшуюся, неизвестно из какого столетия.
Нинели Крейг, как во сне, прошла сквозь время, и этот «сон», благодаря снимку Рут Оркин, стал явью, и мы его видим. Фотография, по крайней мере, в этой части света произвела необыкновенный фурор, оставив заметный след в памяти нескольких поколений американцев. Её успех был столь очевидным, что, как заметил критик, даже Голливуд, переживавший свой золотой век, замер, словно заколдованный этим чудом. Чудеса не оставляют следов, но случаются исключения. Впечатления современников от уникальной сцены, запечатлённой талантливым фотохудожником, похоже, были сродни тому шоку, который испытал отец Нинели. После месяцев неизвестности, когда от дочери перестали приходить письма из Европы, он получил невероятное послание. По дороге на работу он вдруг застыл, как вкопанный, впервые увидев гигантскую фотографию, которой был декорирован главный холл Центрального железнодорожного вокзала Нью-Йорка…
Такой она и запомнилась — высокой девушкой, которая, не догадываясь о будущей известности и почти вековой жизни, идёт по Флоренции под лёгкий цокот своих каблучков, выбивающих на старинной мостовой ритмы её новой власти.
Борис ЛИПЕЦКЕР
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
