Десяти Заповедей были записаны на двух каменных скрижалях: по пяти на каждой. На их содержании никак бы не отразилось, если бы все они были записаны на одной таблице, пусть и в две колонки. Но они оказались полностью разделены, разделены как два независимых законодательных свода. Почему?
Двуглавый закон
В недельной главе «Итро» описывается дарование Десяти Заповедей, запечатленных в дальнейшем на двух каменных скрижалях: по пяти на каждой.
На одной скрижали были записаны заповеди, регулирующие отношения между Богом и Человеком («бейн адам леАшем»), и на другой – между людьми («бейн адам лехаверо»).
На содержании этих заповедей никак бы не отразилось, если бы все они были записаны на одной таблице, пусть и в две колонки. Но они оказались полностью разделены, разделены как два независимых законодательных свода. Более того, скрижали эти между собой никак не были скреплены даже каким-то дополнительным внешним образом. Почему?
Быть может, потому что таким образом они могли занимать относительно друг друга разные позиции, каждая из которых обладает своей ценностью? Быть может, потому что «запеленговать» Высшую ценность можно лишь с двух точек слежения?
Итак, на первой скрижали было записано: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других Богов сверх Меня… Не делай себе кумира… Не произноси имени Господа, Бога твоего, попусту… Помни день субботний, чтобы святить его. Чти отца твоего и мать твою».
На второй: «Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не отзывайся о ближнем твоем свидетельством ложным. Не домогайся дома ближнего твоего; не домогайся жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (20:1-14).
При этом характерно, что нарушение большинства этих заповедей (как «ритуальных», так и «этических») каралось смертной казнью. За осквернение субботы нарушителя полагалось «забросать камнями» (сбросив предварительно со скалы), за убийство — обезглавить.
Как же сопрягаются между собой две скрижали? Как соотносятся заповеди, регулирующие отношения между Богом и Израилем, и заповеди, регулирующие отношения между людьми?
Приоритет этической сферы над ритуальной заявлен Торой вполне однозначно. Так у пророка Иешайяу мы читаем: «К чему Мне множество жертв ваших? – говорит Господь. — Пресыщен Я всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови быков и овец и козлов не желаю Я. Не приносите больше пустого дара; воскурение – мерзость для Меня; собраний, которые вы собираете в начале нового месяца и в субботы, не терплю Я: беззакония с празднеством. (Жертвы) ваши в начале нового месяца и празднества ваши ненавистны стали душе Моей, обузою они стали для Меня: устал Я терпеть их… руки ваши полны были крови. Омойтесь, очиститесь; удалите зло поступков ваших от очей Моих; перестаньте творить зло. Учитесь творить добро; требуйте справедливого суда; поддержите угнетенного, (верно) судите сироту; вступайтесь за вдову» (Иешайяу 1:10-14).
Характерно, что какая-либо симметрия между «воскурениями» и «справедливыми судами» явно отсутствует, так как нигде в ТАНАХе не сказано противоположного. Т.е. не сказано: «ваши справедливые суды; ваша поддержка угнетенных, защита сирот и вдов, ненавистны стали душе Моей, так как крови быков, овец и козлов вы не приносите Мне».
В трактате «Йома» (23.а) приводится история о том, как два священника бросились к жертвеннику, горя благочестивым желанием очистить его от пепла. При этом священник, подоспевший вторым, от досады ударил жертвенным ножом того, который его опередил. После этого отец зарезанного священника приблизился к телу сына и с облегчением воскликнул: мой сын еще в агонии, а значит, нож в ране остался неоскверненным! Нет препятствия для продолжения жертвоприношения!
Можно ли вообразить, чтобы Гемара представила случившееся как образец благочестивой ревности, а не как предел духовного ослепления?!
Верно, как за убийство, так и за осквернение субботы полагается одно и то же наказание, и все же имеются нюансы.
Мудрецы вывели из Торы ряд условий, делающих применение смертной казни практически невозможным. Во-первых, смертный приговор может быть вынесен только на основании показаний двух свидетелей преступления, а не каких-либо улик, а во-вторых, требуется, чтобы преступник был предупрежден относительно последствий, в том числе должен быть уведомлен относительно способа умерщвления.
В Талмуде сказано: «Сангедрин, приговаривающий к смерти раз в семь лет, называется кровавым; рабби Элазар бен Азария сказал: «Даже раз в 70 лет»; рабби Тарфон и рабби Акива говорили: «Если бы мы заседали в Сангедрине, смертные приговоры никогда бы не выносились», а раббан Шимон бен Гамлиэль сказал: «Если так, они бы умножили число убийц в среде Израиля» (Макот 1:10).
Итак, и нарушение субботы, и кровопролитие караются одинаково, т.е. исходно равно сурово, а результативно – равно смягченно. И все же на деле повелось иначе. На деле приведенные ограничительные правила мудрецы отнесли исключительно к преступлениям ритуального («бейн адам леАшем»), а не этического («бейн адам лехаверо») характера. На деле позволительно «умножать число» осквернителей субботы, но все же не убийц. От ответственности освобождает незнание только тех законов Торы, которые записаны на первой, а не второй скрижали.
Действительно, если казнить человека за нарушение субботы было почти немыслимо даже и во времена Храма, то смертные приговоры выносились убийцам даже и в гораздо более поздние времена, и даже в галуте, т.е. судами куда более низкой инстанции нежели восседающий на Храмовой горе Сангедрин. Впрочем, в знак признания некомпетентности вершить в данной ситуации суд Торы, средство казни должно отличаться от предписанного на Синае (см. Мишне Тора «Незикин» «Илхот роцеах» 4:8).
Христианство, вообразившее, что ритуальная часть Закона вовсе отменена, разумеется, подхватило соответствующий подход как свое знамя («не тот иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти»). А с победой секуляризма для ритуала, казалось бы, не осталось вообще никакого места. Как говаривал захваченный этим пафосом Иммануил Кант, «все, что человек сверх доброго образа жизни предполагает возможным сделать, чтобы стать угодным Богу, есть лишь иллюзия религии и лжеслужение Богу».
Этого подхода, как известно, фанатично придерживаются многие израильские интеллектуалы, воображающие, что храня вместо субботы свой причудливый моральный кодекс, они оказываются несоизмеримо ближе к Создателю, чем их примитивные пейсатые сородичи.
Да и, вроде бы, как иначе? Если сама Тора признает смертную кару за осквернение субботы фиктивной, то почему соблюдение субботы не посчитать «иллюзией религии»?
Банька с пауками
Прежде всего следует напомнить, что хотя казнить грешника за осквернение субботы по закону весьма затруднительно, добровольно евреи не раз шли на смерть, чтобы такого осквернения избежать. От иудея ожидается, что он погибнет, но не удовлетворит требование нарушить субботу, в той же мере, как и пролить невинную кровь.
Какой в этом может иметься смысл? Каким образом Всевышний даже и поныне не считает строгое соблюдение субботы «иллюзией» и «лжеслужением»?
Ответ достаточно прост. Невозможно любить ближнего, не любя при этом Бога. Иными словами, открытая приверженность заповедям второй скрижали («бейн адам лехаверо») подразумевает латентную верность Богу. И наоборот, почитание заповедей первой скрижали («бейн адам леАшем»), не подтвержденное приверженностью к заповедям скрижали второй, обнаруживает свою полную лживость.
Человек, любящий только людей, даже и не ведая того, любит также и Бога. Человек, любящий только Бога, лишь мнит себя таковым, на деле же не любит никого.
Однако все дело в том, что по большому счету невозможно любить людей, не возлюбив Бога!
«Я объявляю, — писал в своих дневниках Достоевский, — что любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой». «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, и именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все стальные «высшие» идеи жизни из одной ее вытекают».
Идея бессмертия, разумеется, вовсе не «высшая», что следует из слов самого же Достоевского, вложенных им в уста Свидригайлова: «Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится».
Итак, ничего «высшего» в «бессмертии души» нет, так как без Бога это бессмертие оборачивается кошмаром, в условиях которого «любовь к человечеству немыслима, непонятна и совсем невозможна».
Подлинная «Высшая Идея» — это идея личного живого Бога – Бога Авраама, Ицхака и Йакова, представленного исключительно заповедями Первой скрижали, полное забвение которых ведет к всеобщей ненависти, к вечности в баньке с пауками.
Делясь на два независимых свода, законы Торы позволяют «запеленговать» вдохновляющую их Высшую ценность.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
