Рождение человека

Возьму маленький перерыв — ещё не понял, что скажу о следующем герое нашей рубрики, великом мудреце раве Шимшоне Рафаэле Гирше. Этот человек остановил победное шествие реформизма в Германии, которая была тогда ему столицей — а значит, ослабил его разрушительное влияние по всему миру. Честь и хвала! Но, с другой стороны, пошли немецкие евреи — те, кто не сумел вернуться на свой настоящий путь,- в коммунисты, в секулярные демократы… Разбудили зверя, который, может, и не заметил бы их в бытность обитателями чисто еврейской тусовки? Надо всё ещё основательно обдумать.

Как раз подоспела подборка от нашего давнего израильского друга Фрэдди Зорина — он перевёл с идиш поэму Моисея Лемстера, посвящённую Бар-мицве. Бар-мицва (буквально: сын заповеди) у мальчиков и Бат-мицва (дочь заповеди) у девочек — это момент превращения еврейского ребёнка в полноценных, взрослых мужчину или женщину, обязанных соблюдать все законы Торы и получающих за это от самого грамотного бухгалтера — Творца мира — полноценную награду в надёжной вечной валюте.

Вы, конечно, помните, что у евреев «гадоль мецуве ве осе мишеэйно мецуве веосе» (более велик тот, кто обязан и делает, чем тот, кто делает, не будучи обязанным)? А знаете, почему? Наиболее известный ответ таков: дурное начало человека, «старый и глупый царь», видит свою обязанность в первую очередь в том, чтобы испытывать человека и отводить его от жизни по воле Всевышнего. И с момента, когда человек вступает в пору обязательности заповедей, сей «царь» засучивает рукава. Б-г хочет, что человек исполнил заповедь — ну-ка, увлечём и отвлечём его чем-нибудь другим!

Б-г, по своей бесконечной доброте создавший каждого из нас, желающий подарить максимально возможное благо и давший нам для того свободную волю выбирать между добром и злом — только Он действительно знает, как и для чего мы устроены. И что лично тебе хорошо. Но есть же у человека и иной советчик, сотворённый вместе с ним внутренний противник — дьявол, злое начало, путь смерти. А уж друзей-подсказчиков снаружи ему не занимать…

Классический анекдот: «попал еврей на необитаемый остров и построил себе три синагоги: здесь я молюсь, сюда изредка заглядываю, а сюда я ни ногой!». Дурное начало — это «та синагога», куда хорошо бы «ни ногой». А за осознанный выбор добра — против подсказок зудящих внутри тебя лени, распущенности, наглости, вожделения, привычки ко всевозможным иллюзиям… — человек удостоится чистейшего, вечного, дистиллированного добра.

Говорить об этой награде, которой «ухо не слышало, глаз не прозревал» и о которой мы знаем только частично и косвенно, как человек, никогда не отведавший чая из неведомых трав, но слышавший, что аромат его восхитителен — можно долго. Но зачем? Ведь настоящий выбор — это выбор мудрости и совести, а не арифметический подсчёт преимуществ того или иного решения.

Создатель даёт человеку время освоиться на этой Земле, познакомиться с её нравами и обычаями, пройти здесь, так сказать, «курс молодого бойца»: детство. И вот — ты уже готов к главному сражению в своей жизни, сражению между добром и злом в себе. Между жадностью и бескорыстием, между ленью и ответственностью, совестливостью и самоуправством; между болтовнёй и размышлением, между ухарством и организованным умом…

Бар и Бат мицва в еврейском восприятии мира это — настоящее рождение человека. Человека самостоятельного, способного поднять на плечи ношу ответственности за себя, а потому вскоре, вероятно, за свой народ и весь мир.

Знаете, почему у мальчиков это происходит в 13, а у девочек в 12 лет? Девочки быстрее взрослеют? Возможно. Заповедей на них возложено меньше? И это, наверное, одна из причин, ибо подготовить «абитуриентку» легче. Но есть у наших мудрецов ещё одно объяснение, которое из-за своей возвышенной непонятности нравится мне особенно. Когда малышу на 8-й день делают обрезание, «брит-милу», его, говорят учителя наши, «вводят в 13 заветов», лишь один из которых — буквальный «завет обрезания».

Творец хочет, и душа человека к тому же стремится, чтобы Его любимое творение и Он Сам были друг к другу максимально близки. Что для этого требуется? «Чтобы исчезли, “были обрезаны” 13 нечистых покровов». Заповедями, учёбой, добрыми делами, работой над собой… По-настоящему заветы обрезания начинают воплощаться с момента Бар-(Бат)мицвы. То есть тогда, когда человек начинает сам «обрезать» отделяющие его от Создателя нечистые духовные покровы.

В Традиции они именуются «клипот», как скорлупки орехов или яиц. Ну-ка угадайте с трёх раз, какого из 13 обрезаний евреи не делают девушкам (в отличие от бедуинских племён)? Вот и нужно дамам годом меньше на подготовку к душевным подвигам. Говорят учителя, что женщина изначально несколько чище мужчины.

Но разве злое начало, «встроенное» в нас от греха Адама, так просто позволит? Ведь эти покровы — его, внутреннего чёрта нашего, любимые одеяния! И начинается нечто, что на туземном жаргоне именуют «тинейджером» или teen — время, когда молодой человек ещё не слишком себя, самостоятельного, знает, не научился пока отличать новые внутренние импульсы и взлёты от фантазий и нарастающих желаний-страстей.

Синхронно с переходом духовным у большинства юнцов идёт и физиологический переход — девочки в девушку, мальчика в юношу, сопровождающийся гормональными и (оттого) социальными бурями. Об этом гуляет модная прибаутка: «that time crazy to be normal, normal to be crazy» (в это время сумасшествие быть нормальным, нормально сходить с ума». Что, конечно, полнейшая чепуха и незачем обучать ей молодёжь, выдавая тем ей индульгенцию на распущенность. Но — есть в этой шутке некоторая доля штуки.

И всё-таки, со всеми вдруг нападающими на человека ветрами и возможностями, день этот — великий для самого юноши и его близких. Для всего нашего народа. Ещё один ратник выходит на битву добра со злом — с настоящим уже, не с картонным тренировочным мечом. Рождается человек, «олам акатан» (малый мир), микрокосм. Близкие веселятся в отсветах радости Небес…

Удивительно — когда я захотел дополнить присланную Фрэдди подборку, ничего стоящего, кроме зарифмованных застольных тостов, не нашёл. Видимо, таинство этого рождения, рождения духовного — ещё непостижимей, чем таинство рождения маленького человечка.

Так что вот вам для затравки пара слов от меня лично, изобретённых на заказ:

Такое ли во сне иль наяву?!

Б-г обратил склонённую главу

К тебе, дружок, и дал избыток сил:

В тебе Себя, Свой образ воплотил!

Ты к Торе приглашён был неспроста —

Да будешь ты, душа твоя чиста,

И будет свят судьбы твоей покров.

Будь счастлив. Алевай! И мазал тов!

И — к поэзии.

Аркадий Арталин

Бар-мицва

В нашем доме повод есть для радости,
И для этого — особая причина:
Для родителей ещё не время старости,
А сынок уже становится мужчиной.

Книжки детские дочитаны последние.
Годы прошлые растаяли как дым,
И сегодня — совершеннолетие.
Стал сынок мужчиной молодым.

Разделите с нами радость, дорогие!
Парус мчится к новым берегам.
Горизонты открываются иные,
Сын и внук вступает в новый храм.

И отныне он — традиции хранитель.
В память предков: дедов и отцов.
Так иди вперёд, как победитель!
Будь мужчиною, сыночек! Мазаль тов!
Ирина Вайнер

Бат-мицва

Любимой внученьке Нике-Николь
Ника, солнышко моё,

Лучик заглянул в окно,

Задрожал в твоей ладошке,

И тебя согрел немножко.

Осень нам дожди прислала,

Ветер воет у причала,

Брызжет пеною-слюной,

И пугает нас с тобой…

Ничего мы не боимся,

Мы поём и веселимся…

Ветер, дождь нам не помеха,

Дом наполнен громким смехом.

Внученьке — двенадцать лет,

Вот и дан на всё ответ…

Бат-Мицва! Бат-Мицва!

Радостные лица!

Попрощалась Ника с детством,

И в сторонке, по соседству,

Возраст ждёт уже другой,

Ты не бойся, дверь открой.

Ни к чему его бояться,

Закружись с ним в бальном танце,

И открой ему при этом,

Все и тайны, и секреты.

Ты доверься, он поверит,

Счастье с щедростью отмерит.

Бат-Мицва! Бат-Мицва! –

Время веселиться.

Моисей Лемстер

Оба моих дедушки умерли ещё до войны, задолго до моего рождения. Отец покинул этот мир, когда мне было два с половиной года. Я рос и воспитывался в семье без мужчин. Приобщить меня к еврейству вызвалась моя бабушка…

Бар-мицва* в «Красной Стране»*

Бабушкино решение

— Мы тебе Бар-мицву* справим, внук любимый мой,

Обещаю, погуляем шумно всей родней.

Так мне — мальчику сказала бабушка моя,

Будешь помнить, — предсказала, — ты всю жизнь меня.

Ту стряпуху, что в местечке знают все у нас,

Пригласим на праздник к печке, — будет в самый раз!

Клезмеров* мы лучших наших тоже призовем,

Выпьем, радостно попляшем, да ещё споем.

— Вот веселье, — скажут люди, — лучшее в краю!

… Ну, а ты не позабудешь бабушку свою.

Радуги на заборе

— Бар-мицва* эта будет — хоть куда!

Всем заявить такое можно, да,

Но чтобы в дело превратить слова,

Должна ведь поработать голова,

Ну, а ещё должны, в придачу к ней,

Трудиться руки бабушки моей.

И не пугаясь возраста ничуть,

Пешком с утра пораньше держит путь,

Но если в этот час ей повезёт,

Тогда в одной доедет из подвод.

На праздник нужно денег накопить,

По селам из овечьей шерсти нить

Своею красит бабушка рукой –

Вот жёлтый цвет, вот красный, голубой.

Глаз бабушкины радуют труды —

Тех нитей разноцветные ряды,

Что радугам сверкающим сродни.

Так на заборе сушатся они,

Как будто наяву, чаруя взгляд,

У горизонта в небесах висят.

Когда придет осенняя пора,

И принесет и ливни, и ветра,

И опустеют, погрузившись в сны,

Поля в окрестных селах до весны,

Из бабушкиных ниток шерстяных,

Зеленых, жёлтых, красных, голубых,

Соткут крестьянки яркие ковры.

В домах на стенах запестрят миры,

Чтоб радовать хозяев и гостей,

И взрослых, и восторженных детей.

Ну, а в местечке, в доме небольшом,

Согретом бабушки моей теплом,

Бар-мицву* так отпразднуют в мой срок,

Что затанцуют пол и потолок,

И может, с ними вместе, вся земля –

Луга и бессарабские поля.

Соседству с молдаванами под стать,

Нам будут «Фрейлехс»* с «Дойной»* играть

Те клезмеры*, которых лучше нет,

И пусть они разгонят тучи бед.

Еврейских вкусных столько будет блюд,

Что только съешь, и снова подадут.

От всей души повеселимся мы –

Весь вечер и до полуночной тьмы.

Родной язык

В вечерний час, после занятий школьных,

После обеда и забав раздольных,

Мой пионерский галстук ярко алый

На стульчике, хотя и не устало,

Но всё равно, спокойно отдыхает,

И может, с любопытством наблюдает

За мною — Моисеем, сыном Шайи.

Традиций дедовских ещё не зная,

Я постигаю — хороша картина! –

Искусство наложения тфилина*.

Но я учусь не перед целым светом,

И не должны соседи знать об этом,

Ну и конечно, в школе педагоги,

Там, в классе, только заикнись о Б-ге…

А мой наставник — старый Шлойме Кравец,

Был в молодости, говорят, красавец,

Ему года не оказали милость,

Но красота души в нём сохранилась.

Глаза горят, хотя на вид и хмур.

Я у него учусь читать сидур*,

И возносить, с печалью на лице,

Кадиш* — молитву о моём отце.

Вам, Шлойме Кравец, низкий мой поклон –

Я к идишу был Вами приобщен.

На этом языке однажды смог

Я написать: «Вначале создал Б-г…»

А Шлойме Кравец поощрял в тиши:

— Ты — пионер пиши, пиши, пиши…

Нет, это — не религия. Она

Уже давно у нас запрещена.

Я — твой учитель, ты — мой ученик,

И учишь идиш — свой родной язык.

В доме, где собирался миньян*

В местечке дом от центра был далёк,

И небогат, но бедность — не порок,

Он собирал евреев на миньян*,

И был, как остров, всюду — океан,

И с маленького чудо-островка

Молитвы плыли ввысь, за облака,

Как стаи голубей, и домик сам

К высоким приближался небесам.

… Вот — мой миньян*. Молюсь. На мне — тфилин*,

И плачет мама, потому что сын

Не только по особому одет –

Исполнилось ему двенадцать лет!*

И бабушка так рада за меня,

Счастливей словно и не знала дня

Она в дороге жизненной своей –

Ведь внук отныне для небес — еврей!

Плывет молитва к небесам моя,

И кажется мне, голос слышу я,

Оттуда, из-за белых облаков,

Меня он призывает: «Будь готов! —

В поступках не ослушиваться мать,

А нет — тебя придется наказать.

И двоек ты не приноси домой,

Ты больше не ребёнок, ты большой!

По–пионерски, и без лишних слов,

Хочу ответить я: «Всегда готов!»,

Но нет, Бар-мицва* — праздник перемен,

Произношу: «Амен, Амен, Амен!»*

Бар-мицва

Друзья! Свою Бар-мицву* помню ясно,

В Стране, в ту пору, как известно, красной.

Три клезмера*, молдавских три цыгана,

Играли с вдохновеньем неустанно.

За окнами остались все печали,

И «Фрейлехс»* вместе с «Дойною»* звучали.

И были гости несказанно рады,

Весь вечер танцевали до упада,

И даже наш почтенный Кравец Шлойме

Ногами топал в середине дома.

Мой дядя Сруль с густою сединою,

Портной, был на Бар-мицве* тамадою,

Известный мастер ниток и иголки,

До шуток был охоч, порою — колких.

Ну, словом, праздник выдался на славу,

Пришелся всем и каждому по нраву,

Казалась жизнь тогда, как лейках*, сладкой…

Я за весельем наблюдал украдкой,

И был не сильно рад, уж если честно,

В углу найдя себе такое место,

Где всё в себя я впитывал, что видел,

И никого, при этом, не обидел –

И даже и родных, сидевших рядом,

Мечтательным своим не детским взглядом.

И голос тот, не по земному звонок,

Мне повторил: «Ты больше не ребенок!

И будет путь твой и далёк, и светел,

Но ты за каждый шаг теперь в ответе»

Подарок

Бар-мицвы* праздник, как салют, был ярок,

И получил я памятный подарок –

Трюмо мне подарили дорогое,

И сколько лет оно уже со мною.

И с детством я давным-давно расстался,

Мой интерьер не раз, не два менялся,

Но старого уже трюмо три части,

Я был у вас и остаюсь во власти!

Заглядываю в зеркало большое,

И прошлое встает передо мною.

Позвать соседей я хочу: «Взгляните!

Вот — бабушкой покрашенные нити,

Как радуги небесные, сияют.

Я, бабушка, тебя не забываю!

Вот Шлойме Кравец строго, но не хмуро

Диктует мне отрывок из сидура*,

И добавляет, как в стихах поэта:

«Родной язык ты учишь, помни это!»

Мне в зазеркалье видится Бар-мицва*,

Она, похоже, вечность будет длиться!

Вот я молюсь с наложенным тфилином*,

И мама плачет, и гордится сыном,

А на столе — и яства, и спиртное,

И дядя Сруль в застолье тамадою…

И все плохое — муть на дне колодца,

А память о хорошем остается.

О бабушке забудет сердце разве,

Что подарила мне еврейский праздник,

Как луч надежды светлой и прекрасной —

В стране, которая была, по сути, красной?!

Перевод с идиш Фредди Зорина

Примечание:

Бар-мицва — праздник вступления еврейских мальчиков в религиозное совершеннолетие.
«Красная Страна» — имеется в виду коммунистическая держава, Советский Союз.
Клезмеры — исполнители народной музыки восточноевропейских евреев.
«Фрейлехс» — популярный еврейский танец
«Дойна» — молдавская и румынская лирическая народная песня
Сидур — молитвенник
Кадиш — еврейская поминальная молитва
Миньян — у евреев: кворум из десяти взрослых мужчин, необходимый для общественного богослужения
Тфилин — элемент молитвенного облачения иудея — две маленькие коробочки, выкрашенные черной краской из кожи кошерных животных, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Торы. Они накладываются верующему при помощи черных кожаных ремешков.
Праздник Бар-мицвы отмечается мальчикам по достижении ими 13-лет, но герою этой поэмы раввин, ввиду того, что у него не было отца, позволил отпраздновать Бар-мицву, когда ему исполнилось 12 лет. В двенадцатилетнем возрасте, по иудейской традиции, в религиозное совершеннолетие вступают девочки.
Амен — (дословно: верно) — традиционное завершение еврейских молитв, признанное подтверждать истинность произнесенных слов.
Лейках — медовая коврижка.