Еврейский Мир

Его издатель — Союз русских писателей в Германии. Редактор — известный писатель и литературный деятель Владимир Батшев. Выходит журнал раз в месяц. Добирается он до Америки долго, и я представляю, как не спеша собирает германская почта большой морской контейнер, затем, когда таких контейнеров в порту наберется достаточно много, их погрузят на пароход, отправляющийся в долгое плавание, потом разгрузка, перевозка, сортировка… да всё малой скоростью. Конечно, авиапочта была бы предпочтительней, но понимаю, что небогатому издательству накладно обременять себя непомерными расходами на экспресс-доставку журнала заокеанским подписчикам. При этом я бы не сказал, что журнал, даже и надолго задержавшийся в пути, стареет своим содержанием.

Последний доставленный мне «Литературный европеец» — № 106 — датирован декабрем 2006 года. Поделюсь впечатлениями. Открывается он повестью Игоря Гергенрёдера «Тень и источник». Точнее, публикацией окончания этой повести. Начало было опубликовано в № 100 за июнь 2006 года, а продолжение в № № 102 и 103. Вещи, печатающиеся с продолжением, я обычно откладываю, чтобы прочитать всё сразу. Так и на сей раз. О чем эта повесть? О литературной и окололитературной жизни бывших советских граждан в эмиграции и внимании, проявляемом к ним по старой памяти российскими спецслужбами. Слово «источник» в названии повести — это источник информации для органов слежки, иначе говоря — сексот. Ведь бывших сексотов в эмиграции немало.

Центральная фигура повествования — писатель Слотов, в прошлом рижанин, живущий ныне в Берлине, член тамошней Ассоциации русских литераторов. Образ респектабельного подлеца, небесталанного, но с червоточиной, выписан мастерски — то от третьего лица, то от первого и как бы изнутри следящего за собой, с оборотами типа «кажется, мы моргнули». Это бывший номенклатурный советский журналист, выбившийся там также в писатели, сексот со студенческих лет — так уж вышло, не устоял — карьерист, партийный, конечно. В то же время давно мечтавший как-то слинять в благополучный зарубеж, где с его опытом и багажом мог бы дорого продаться и пожить, наконец, в своё удовольствие. Ради этого он пытался познакомиться с еврейской девушкой. Мерещилась Вена, а там, авось, и Нью-Йорк. Не вышло, но другой вариант удался: женившись на русской немке, выехал с ней в Германию.

Смазливой Ульяне, бывшей москвичке, ныне руководительнице берлинского эмигрантского общества «Беседа», легко удалось заманить этого молодящегося негодяйчика в свою постель, а затем свести его с неким Николаем Сергеевичем из посольства, проявляющим интерес к творческой интеллигенции — России, дескать, небезразличны судьбы эмигрантов. Тот не преминул поведать «источнику», что его «дело» удалось вывезти из Риги и оно хранится в Москве. «Вы хорошо помогали, могли бы помочь и теперь»…

Пропуская массу интересных подробностей, в описании которых автор повести проявил себя весьма наблюдательным бытописателем советской и эмигрантской жизни, перейду сразу к тому, кто для Николая Сергеевича представлял наибольший интерес. Это Вольфганг Тик, видный русский писатель зарубежья, признанный и в России, где звался Владимиром. Какую книгу он теперь пишет, о чем, где собирается издать? Ничего не подозревающий Тик, к которому сумел подкатиться Слотов, за рюмкой вина откровенничает, а у Слотова в кармане включен миниатюрный звукозаписывающий приборчик Николая Сергеевича.

И вот выясняется, что Тик уже собрал и проанализировал для своей почти законченной книги ряд впечатляющих фактов карьеры своего ровесника и тёзки, ставшего президентом России. Что еще остается выяснить для полноты картины, так это имя человека, который провёл его тёзку на юрфак. Кто-то из Питера уже пообещал ему эту недостающую информацию (небезвозмездно), но с ним что-то неожиданно стряслось. Одновременно и издатель почему-то вдруг отказался публиковать его книгу. Тик в недоумении, а пока ему все-таки надо самому съездить в Питер. «В таком случае, — с неожиданной для себя грустью подумал Слотов, — недолго еще нам общаться в этой жизни»…

Повесть «Тень и источник» была написана задолго до убийства Политковской и отравления Литвиненко, но она невольно вызывает ассоциации. Кстати, сразу за повестью Гергенрёдера в журнале размещена информация о панихиде в Париже в сороковой день после гибели Политковской. Присутствовали известные люди, среди них там был и редактор «Литературного европейца».

Продолжая обзор журнала, пропущу несколько страниц хорошей поэзии талантливых авторов (ибо нельзя объять необъятное), а далее идет «Литературный календарь». Эту постоянную рубрику в журнале ведет Владимир Батшев, ежемесячно представляя серию очерков о русских литераторах по случаю дат их рождения или ухода из жизни. В этих очерках (кому в несколько строк, кому в целую страницу) всегда особый авторский взгляд, есть и неожиданные оценки, чем-то новым для нас обусловленные, а о многих упоминаемых именах, причем значительных, но на родине забытых, мы и вовсе узнаем сейчас впервые. В этом номере журнала таких имен большинство.

Четыре интересных материала размещены в рубрике «Мы и литература». Первый — Виталия Амурского «Переделкино как метафора, или Размышления по поводу осквернения могилы Пастернака», где автор удивляется отсутствию ожидавшейся реакции СМИ на этот вандализм. «Словно это дело милиции, а не общественности. Наверняка укуси комар Пугачеву или Киркорова, шуму было бы больше». А за такими размышлениями следует интервью, полученное им от проживающей в Париже Ирины Емельяновой, дочери Ольги Ивинской, автора книг «Легенды Потаповского переулка» (на русском в 1997-м, на французском в 2002-м) и «Пастернак и Ивинская» (2006).

Следующий автор этого раздела — Эдуард Бернгард, писатель острокритического стиля, эмоциональный в высшей степени и не чуждый психоанализу, в повести «Сотрясение» вспоминает торчащий в его памяти с давних лет смотр самодеятельности. «На диплом первой степени!», — возгласил бодрый голос, когда отзвучало стандартное — он не помнит чьё — стихотворение. «Какой-нибудь симонов, повторял он, возвращаясь домой… какой-нибудь багрицкий… нет, в общем — вариация демьяна бедного. Вышинский от поэзии. Портупейный отдел изящной словесности»… А потом не выходит у него из головы подлая учительница, тиранившая его в четвертом классе: «Ну что, Розенберг, осознал свою ошибку? Или как там тебя? А-а, нет, не Розенберг… Впрочем, какая разница! Садись на место, Розенберг, то есть… тьфу… как тебя там?»

В материале «Всякое лыко — в строку» Виктор Кузнецов (московский корреспондент журнала) сообщает: «В том, что прогрессивный и диссидентский в прошлом журнал «Континент» сорвёт бурю аплодисментов у авторов и читателей газеты «Завтра», журнала «Наш современник» и множества иных «красно-коричневых» изданий в России, сомневаться не приходится». Оказывается, в журнале «Континент» опубликована большая статья о «духовном противостоянии сионизму», принадлежащая перу Якова Рабкина, бывшего советского историка, ныне живущего в Монреале. В этой статье, пишет Кузнецов, «нетрудно обнаружить… генетическую связь с многочисленными брошюрами Госполитиздата 1940-х, 1950-х и последующих лет… По Рабкину, Израиль виноват не только в том, что возник в 1948 году на этой полупустынной земле, но и в том, что продолжает существовать. О вине и ответственности арабских лидеров… в его многостраничной статье ни слова», там только «антисемитизм под видом антисионизма».

Процитирую заключительный абзац этой публикации: «Важно постоянно помнить еще и то (в статье Рабкина об этом ни полслова!), что существование Государства Израиль на Святой Земле гарантирует нам не только сохранность главных христианских святынь, но и доступ к ним паломников. Если Иерусалим, Назарет или Вифлеем попадут в руки мусульманских фанатиков, всё, что не связано там с Мухаммедом, окажется поруганным или уничтоженным».

Статья Виталия Раздольского «О национальной гордости великороссов» обозначена как памфлет, ибо «оригинальность текущего момента состоит в том, что великороссам предлагается гордиться одновременно и трехсотлетием дома Романовых… и стотридцатилетием товарища Дзержинского, который этих Романовых в гробу видал». «Какие могут быть восторги у одра тяжелобольной страны… еще толком не оправившейся после тифозной чумы большевизма-сталинизма, кошмара восточной деспотии? Страны, делающей только первые робкие шаги к выздоровлению… Ее бы, сердешную, не обольщать, а лечить. Отпаивать потихоньку не наркотиками национальной спеси, а горькими пилюлями сатиры… вдалбливая в грешные головы сынов ее, что подлинное величие нации иногда в том, чтобы трезво взглянуть на себя со стороны… Не льстить этому народу грубо и беспардонно, а протрезвлять коллективное сознание, осторожно, шаг за шагом уводя к натуральной гордости за немногих своих: за тех ученых, которые из лагерных шарашек и тюремных отрав шагнули в космос, за тех Шостаковичей своих, Булгаковых, Платоновых, Гроссманов, творивших бессмертие национальной культуры… А сколько их сгинуло, не просияв?.. Рана еще кровоточит, а шаманы и колдуны неосталинизма уже ударили в свои бубны, уже заплясали вокруг костров. Вот и беспардонный двухтомный опус Вл. Карпова «Генералиссимус» поднят уже на уровень катехизиса русского национал-социализма… панегирик тирану, опустившему народ России на четвереньки — ко временам опричнины»…

Горько видеть всё это подлинному российскому патриоту. А еще «неуклюжая и провальная внешняя политика… Многократные просьбы дядюшки Сэма и мольбы тётушки Евры: не опекать! Не выгораживать! Не снабжать оружием и технологиями откровенных мерзавцев вроде Бесноватого Иранца, Сирийского Сына или Корейского Дегенерата! Неопровержимые доказательства, что оружие это через Бесноватого и через Сына прямиком перетекает в руки бесов террора… не вызывают у вас ничего, кроме досадливого: а пошли бы вы…».

«И надо же было случиться, — восклицает, осмотревшись вокруг, автор памфлета, — чтобы на таком перекрёстке веков народы Европы, обжёгшиеся на чудовищных самцах недавнего прошлого, избрали себе в лидеры политических евнухов, маленьких суетливых чемберленов».

Ох, цитировать бы еще и цитировать. Но пора закругляться. Кроме упомянутого, в журнале помещены переводы с английского и немецкого, несколько рецензий на новые книги, полемическая статья Татьяны Розиной о новой «пушкиниаде» — книге Михаила Армалинского «Чтоб знали!» и им же изданных «Тайных записках А. С. Пушкина» (процитирую из нее одну лишь фразу: «Секса в стране нет, а Пушкин — солнце русской поэзии»), а также большая статья Валерия Лебедева «Карнавальный возраст любви» (к 50-летию фильма «Карнавальная ночь»), из которой, помимо прочего, узнал новое о Василии Шукшине, а он мне, откровенно скажу, всегда был не по душе.

Цитирую из рассказа сокурсницы Шукшина и Гурченко по ВГИКу: «Одно время я была секретарем комсомольского бюро постановочного факультета. А Вася (Шукшин) у нас заведовал политической частью. Протоколы наших собраний сейчас выставлены в Сросткинском музее и неизменно вызывают гомерический хохот посетителей… После показа аргентинского музыкального фильма «Возраст любви» с Лолитой Торрес… Люся Гурченко стала целыми днями напевать песенки оттуда… И вот появилось «Дело Людмилы Гурченко»… Вася ее увещевал: «Ты же русский человек, далась тебе эта Лолита Торрес!» А Люся защищалась: «Что хочу, то и пою!»… Шукшин потребовал «высшей меры»: исключить из комсомола»… Такой вот штришок. Характерный. Напомню, что в исповедальной книге Юрия Нагибина «Тьма в конце туннеля» он показан и покруче (там он выведен на свет под именем Шурпин)…

Ну вот, кажется, и всё. Да, в журнале еще фотографии на обложке и карандашные портреты знаменитых русских парижан глазами художника Николая Дронникова. В общем — хороший, красивый, интересный, содержательный журнал.

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться