Апология Бутиной

В конце минувшей недели вашингтонские федеральные прокуроры, занимающиеся делом 29-летней россиянки Марии Бутиной, потребовали, чтобы ее адвокат Роберт Дрисколл соблюдал правило, которое запрещает и защите, и обвинению делать заявления прессе по поводу конкретных обстоятельств и доказательной базы судебных дел. Это так называемое местное правило, специфическое для данного суда и введенное для того, чтобы стороны не могли обрабатывать потенциальных присяжных через прессу. Прокуроры привели ряд цитат из интервью Дрисколла, которые, по их мнению, являют собой грубые нарушения этого запрета. Так, 3 августа адвокат заявил «Вашингтон пост», что переписка Бутиной с неким американским политтехнологом демонстрирует ее стремление «общаться с американцами, у которых были те же интересы, и ничего больше».

Прокуратура обвиняет Бутину в том, что она внедрялась в американские политические круги по заданию своего «куратора», которым якобы был зампред Центробанка Александр Торшин, и не известила об этом минюст США.

Вопреки распространенному заблуждению, она привлечена к суду за нарушение не закона FARA (от Foreign Agents Registration Act, «Закон о регистрации иностранных агентов»), а аналогичного закона, известного как «параграф 951». Он предусматривает не до пяти лет тюрьмы, как FARA, а до десяти. Он тоже карает отказ от регистрации в качестве «иностранного агента», но относится не к политической деятельности, как FARA, а к той, которая больше смахивает на шпионскую и прозвана «шпионаж лайт». Именно по нему в 2010 году были осуждены десяток российских разведчиков, в том числе и Анна Чапман. Как явствует из доклада генинспектора минюста США за 2015 год, даже сотрудники ФБР и минюста сплошь и рядом путают эти два закона.

Вовращаясь к претензиям прокуроров в адрес Дрисколла, в интервью с сайтом «Политико» он высмеял утверждение прокуратуры, что Торшин является российским «обершпионом». Адвокат также заявил, что Бутина неоднократно говорила ему, что Торшин «искренне полюбил Америку». Прокуратура предупредила Дрисколла, что если он не прекратит делать подобные заявления прессе, то она будет вынуждена просить судью вообще запретить ему обсуждать дело Бутиной со СМИ. Такие запреты иногда практикуются в США и называются gag orders. На следующий день Дрисколл разразился документом, в котором он по очереди опровергает обвинения, в том числе самые сенсационные, — в адрес своей подзащитной и который адресован судье, а не прессе, и поэтому не подпадает под указанное местное правило. Адвокат ходатайствует в нем об освобождении Бутиной под домашний арест с электронным датчиком на ноге. По словам адвоката, утверждение прокуратуры, что Бутина «участвовала в тайной российской операции влияния в США», является «чистым вымыслом». Она приехала в США с целью поступить в аспирантуру с рекомендациями Торшина, который является не ее «куратором», а другом. Она искренне хотела учиться, а не проводила какую-то «тайную операцию», которую вменяют ей прокуроры. «На обыске у нее не обнаружили передатчиков, пачек денег, фальшивых паспортов и обратных авиабилетов в Москву», — иронически замечает адвокат. По его словам, Бутина открыто ездила по США со своим «куратором», и, организовывая поездки Торшина, предъявляла визитку с титулом его помощницы, «чтобы ее не приняли за платную девушку из эскорт-сервиса». По словам Дрисколла, прокуратура не утверждает, что Бутина была сотрудницей какой-то из российских спецслужб. Вместо этого, обвинение цитирует ряд твитов, которые Бутина добровольно предоставила сенатскому комитету по разведке, и утверждает на их основании, что она действовала по указаниям российского официального лица, хотя Россия не оплачивала ее поездки в США, ее учебу и проживание в Америке, да и вообще ничего ей не платила. Прокуратура заявляет, что обвинительная база дела Бутиной весьма значительна, но не утверждает, что та получала какие-то указания от Российской Федерации. Бутина фотографировалась на память с политическими знаменитостями и делилась впечатлениями с родными и друзьями на родине, как делают сотни других иностранных студентов. А прокуратура пытается представить ее невинные политические интересы как нечто зловещее, заявляет адвокат. Дрисколл обвиняет прокуроров в том, что они изымают из переписки Бутиной целые предложения, перевирают цитаты, обрезают разговоры и цитируют их вне контекста. Как пишет дальше адвокат, «Бутина — не преступница», а порядочная женщина, пять лет встречающаяся с американским политтехнологом Полом Эриксоном. Прокуроры уверяют, что россиянка делала это из конъюнктурных соображений, рассматривая роман с американцем «как необходимай аспект своей деятельности».

Хуже того: прокурор Эрик Кенерсон писал суду, что, «по крайней мере, в одном случае Бутина предложила секс другому мужчине (а не Эриксону) в обмен на должность в одной общественной организации». Это откровение, естественно, взбудоражило прессу — от либеральной «Нью-Йорк таймс» до консервативной «Нью-Йорк пост», поскольку оно вписывалось в сакраментальный образ «кремлевской соблазнительницы», пишет Дрисколл, который запросил у прокуратуры доказательства. Несколько недель спустя она их, наконец, предоставила. По словам адвоката, доказательство было всего одно и представляло собой обмен невинными смс трехлетней давности между Бутиной и ее старым другом, помощником и представителем ее движения «Право на оружие», который закодирован в судебных документах как ДК. Как пишет Дрисколл, ДК, который часто водил бутинскую машину и числился в страховом полисе, отвез ее на ежегодный техосмотр и после этого послал ее хозяйке смс. Он писал, что не знает, сколько Бутина должна ему за продление страховки, в ходе которого из него вытянули все жилы (здесь и далее обратный перевод с англ. — В.К.). Бутина шутливо ответила, что может предложить ему «секс. Большое спасибо! Больше у меня ничего нет. Ни гроша за душой».

ДК послал в ответ иконку с унылым лицом.

Дрисколл пишет, что Бутина дружит с женой и ребенком ДК и относится к нему как к брату. О том, что она просто пошутила насчет секса, свидетельствует и продолжение переписки. ДК пишет дальше, что оставил машину у дома Бутиной, что «страховка и документы на столе у тебя дома», и что зимние шины лежат в багажнике машины.

Как замечает адвокат, все это не выглядит как реакция на серьезное предложение сексуальных услуг. В конце ДК пишет Бутиной: «Придумай что-нибудь. Секс с тобой меня не интересует. Думай!».

Как резюмирует адвокат, утверждения прокуроров, что Бутина якобы предлагала мужчине секс за трудоустройство, являются «сексистским наветом», выставляющим ее шпионкой из Джеймса Бонда. Дальше Дрисколл разбирает переписку Бутиной с подругой, тоже встречавшейся с американцем и зашифрованной как ИС. Прокуратура основывает на этом диалоге старых подруг, датируюшемся 2015 годом, свое утверждение, что Бутина состояла в связи с Эриксоном лишь в агентурных целях. Из переписки, которую Дрисколл приложил к своему ходатайству, явствует, что Бутина действительно жаловалась подруге на Эриксона. Он «проел мне плешь своей маменькой», — писала она.

«У меня ощущение, что я живу в доме для престарелых», — продолжала сетовать Бутина, имея в виду, что Эриксон был поглощен недугами своей престарелой матери, и просила ИС прислать ей адрес сайта знакомств.

Мать Эриксона умерла в прошлом году, и Бутина летала на ее похороны, пишет Дрисколл, который стыдит прокуроров за то, что они используют частную переписку и делают из нее безосновательный вывод, что Бутина сожительствовала с Эриксоном исключительно для дела. Ходатайство адвоката выглядит вполне убедительно. Прокурорский ответ на него, скорее всего, будет выглядеть не хуже.