До еврейской капли крови

Летом 1976 года я, как обычно, приехал на каникулы к бабке в небольшой украинский городок Прилуки. Мне было 13 лет — тот самый возраст, когда, по еврейской традиции, наступает совершеннолетие, но я об этом, разумеется, не имел ни малейшего понятия. Пухлый, маленький еврейский «ботаник», я совершенно не умел драться, и украинские сверстники на улице меня откровенно пугали, оттого большую часть времени я проводил, валяясь на огромной бабкиной кровати и читая книги. Благо, в доме стояло несколько книжных шкафов, набитых подписными изданиями. Проглотив за неделю несколько томов Чехова, Гоголя и Паустовского, я добрался наконец до красно-черных томов собрания сочинений Фейхтвангера и вытащил наугад седьмой том — с «Иудейской войной». И пропал. Меня отбросило на две тысячи лет назад — я оказался в Древней Иудее. Я и любил, и ненавидел Иосифа Флавия, и вместе с ним прошагал по всем дорогам той войны, увидел осажденный Иерусалим и последние минуты существования Храма, когда первосвященник иудейский бросил в небо ключи от его врат, возвращая их Создателю.

Следующие две книги этой трилогии — «Сыновья» и «Настанет день» — я проглотил в каком-то бреду и под ворчание бабушки, что «мальчик в таком возрасте не должен читать до трех ночи». Наутро я проснулся другим человеком. Надо сказать, что я и до этого увлекался древней историей, а историей Рима — в особенности. Прочитал все книги, которые были на эту тему в городской библиотеке, а фильмы «Спартак» и «Даки» смотрел бесчисленное количество раз. Но почему-то никто никогда до этого не говорил мне, что мы, евреи, тоже оттуда — из этой древности. Что у нас были свое государство, своя столица и свой Храм. И евреи, вопреки тому, что я думал о себе и своих родственниках — это не затюканные, старающиеся вести себя как можно тише и стесняющиеся своей национальности человечки, а единственный народ, который смог на равных противостоять Великому Риму и так и не склонил перед ним голову.

И стало уже не важно, что римляне все-таки смогли взять Иерусалим и разрушить Храм — теперь этот Храм продолжал существовать во мне, снова и снова гореть и снова возрождаться из пепла. И, как выяснилось чуть позже, не только во мне, но и во многих других моих соплеменниках продолжал гореть этот Храм, рождая в душе странный коктейль из горечи, гордости и надежды и превращая хлипких еврейских «ботаников» в самых отчаянных драчунов в школе. В итоге даже самые «блатные» ребята на нашей улице старались со мной не связываться. И не потому, что я все-таки сумел накачать немного силенок, а оттого, что знали — драться я буду не до первой крови, а до конца, до отключки, как бились когда-то защитники Храма. А с «сумасшедшими», как известно, не связываются.

Это сегодня я знаю, что мы все повязаны той трагедией, а тогда я, разумеется, не имел и понятия, что 9 Ава — день разрушения Храма, и в него принято поститься и молиться. И все же в 18 лет, когда я с друзьями работал в студенческом стройотряде, со мной произошла странная история: в один из дней я ни с того ни с сего решил ничего не есть и не пить. День был заполнен работой, так что пролетел как-то легко, и разгружая очередной вагон, я вдруг, тоже ни с того ни с сего, начал пересказывать напарнику «Иудейскую войну» Фейхтвангера.

День тот почему-то засел у меня в памяти, и лет через пять, проверяя его по еврейскому календарю, я вдруг увидел, что он пришелся как раз на 9 Ава. Потом мне не раз доводилось слышать подобные истории от самых разных людей — вдруг посреди лета в один из дней у них или пропадал аппетит, или начинало так тошнить, что в рот ничего не лезло, и день этот опять-таки приходился на 9 Ава. Случайность, мистика или генетическая память?

В Талмуде есть история о том, как рабби Акива и Бен-Зома шли возле руин Иерусалимского Храма, и когда мимо них прошмыгнула в свою нору лисица, Бен-Зома заплакал, а рабби Акива рассмеялся.
– Почему ты плачешь, Бен-Зома? — спросил рабби Акива.
– Я вспомнил пророчество, что настанет день, когда там, где был Храм, будут рыскать лисицы и волки, и ужаснулся, что оно сбылось. И на глаза навернулись слёзы. А отчего ты смеялся, Акива?! — удивился Бен-Зома.
– Я вспомнил продолжение этого пророчества, в котором сказано, что у нас еще будет свое государство, еврейские старцы будут сидеть в воротах Иерусалима, а дети — играть на его улицах. И радостно стало мне на душе: раз сбылась одна часть пророчества, то сбудется и вторая! — ответил рабби Акива.

Я иду сегодня по улицам Иерусалима и вижу отдыхающих на скамейках стариков и играющих на улицах детей, которые говорят и пишут на том же языке, что и умиравшие на поле боя защитники древнего Иерусалима, и понимаю, как сказочно мне повезло. Хотя бы уже в том, что я удостоился увидеть своими глазами, как история замкнула свой круг. И еще я наконец понимал, почему Фейхтвангер назвал последнюю книгу своей трилогии «Настанет день» и какой именно день он на самом деле имел в виду.

«Иудея пала» — отчеканили римляне на своих монетах в честь победы в той войне и разрушения ненавистного им Храма. Но ведь затем пал и Великий Рим. Разница лишь в том, что мы снова поднялись и пошли в бой, а Вергилия и Ювенала сегодня в оригинале могут прочесть лишь единицы, и нет народа, который считал бы их книги своим национальным наследием.

Я буду поститься 9 ава не только, чтобы отдать дань традиции, но и в память обо всех тех евреях из всех поколений, которые не дошли, не дожили до этого дня, но своей беззаветной верностью традиции сделали его возможным для меня. И я буду плакать, как Бен-Зома, и смеяться, как рабби Акива. И посмеюсь над старым анекдотом о еврее, который говорит на допросе в КГБ:
– Был фараон и были евреи — больше фараонов нет, а евреи остались. Потом были вавилоняне и евреи — теперь вавилонян нет, а евреи тут. Затем были римляне и евреи — римляне ушли, а евреи здравствуют. Потом были фашисты и евреи — фашисты пали, а евреи — живы. Сейчас есть коммунисты и есть евреи…
– И что вы хотите этим сказать? — грозно спрашивает его следователь.
– Ничего. Просто мы, кажется, вышли в финал.
И финал этот может быть покруче любого мундиаля.

Петр ЛЮКИМСОН, http://Jewish.ru