— Дамы и господа, минуточку внимания!
Хозяин дома Боря Бондарев, полный, лысоватый мужчина по кличке Бочка позвонил вилкой по стакану и, дождавшись, чтобы гости затихли, сказал:
— Вы знаете, по какому поводу мы сегодня собрались?
Поднялся оглушительный галдёж, потому что каждый хотел ответить на вопрос и таким образом блеснуть своим остроумием. Бочка снова постучал по стакану, призывая к порядку, и сказал:
— Вы все правы, но никто не угадал. Мы собрались по двум причинам. Во-первых, мы давно не виделись, и пришло время вместе выпить и закусить. Во-вторых, и это главное, Фима Трахман, как вы знаете, недавно вернулся из поездки в Патагонию. Представляете, ребята? В Патагонию! Можно сказать, на край земли! И сегодня он нам расскажет о своём удивительном путешествии. Вот для этого мы и собрались. Так что, давай, Фима! Слово предоставляется тебе. И, пожалуйста, не упускай подробностей.
Все захлопали, и Фима Трахман, щуплый рыжеватый мужчина невзрачного возраста, застенчиво улыбнулся и кивнул, признавая за собой право оратора.
— Значит, так, — сказал он.
— А может, сначала выпьем? — раздался звучный бас с другого конца стола.
— Конечно, — сказал хозяин дома Бочка. — Давайте, ребята! За встречу!
Снова поднялся галдёж и звон бокалов вперемежку с радостными выкриками:
— За встречу!
— Со свиданьицем!
— Будем здоровы!
— За нас с вами!
— Извини, Фима, сказал Бочка, когда все выпили и угомонились. — Можешь продолжать.
— Значит так, — сказал Фима. — Летели мы туда больше двадцати часов. Сначала почти двенадцать часов до Буэнос-Айреса, а потом…
— Мы тоже недавно летели в Израиль, — сказала Ниночка Белянская, увесистая дама с вырезом на груди, в котором просматривалось глубокое ущелье между двумя устрашающего размера вулканами. — Тоже летели часов двенадцать, если не больше
— Ну, это ты брось, — возмутился Додик Волков. — Из Кеннеди до Тель-Авива десять с половиной часов без пересадки, а никакие не двенадцать.
Застольное общество всполошилось, и все заговорили одновременно:
— Конечно, десять с половиной!
— Ты, Нинка, сама не помнишь, сколько вы летели..
— Чего пристали? Может, она с пересадкой летела?
— А мы тоже недавно летали в Европу…
— Так вот, — сказал Фима Трахман, продолжая рассказ. — Это двенадцать часов только до Буэнос-Айреса.
— Я слышала, что Буэнос-Айрес очень красивый. Это там все ходят в белых штанах? — вопросила Анечка Любкина. Голос у неё был писклявый, неприятный, и звучал так, как будто Анечка всё время на всех обижена.
— Ты что, милая? Это в Рио-де-Жанейро ходят в белых штанах, если ты имеешь в виду «Золотого телёнка», — опять возмутился Додик Волков, который всегда был чем-нибудь возмущён до глубины души.
— А мы с Людкой были в Рио-де-Жанейро три года назад, — сказал Володя, дотягиваясь до селёдки. — У нас, слава Б-гу, обошлось, но вообще-то, я слышал, там среди бела дня с тебя могут любые штаны снять, хот белые, хоть серые…
— Ну, не преувеличивай. В каком отеле вы останавливались?
— Дай вспомнить. Что-то вроде…
— Подождите, ребята. Пусть Фима дальше рассказывает.
— Конечно, конечно, давай, Фима. Вали дальше.
— Ну вот, летели мы, значит, сначала двенадцать часов до Буэнос-Айреса, — сказал Фима. Я за это время посмотрел три фильма и съел завтрак, ланч и обед, не считая всяких там орешков и претцелов.
— Надо же! — с обидой сказала Анечка. — Повезло тебе. А у нас в самолётах больше не кормят.
— Знаешь что, ты не говори, чего не знаешь, — возмутился Додик. — На международных рейсах всегда кормят. Иногда даже выпить дают.
— Конечно — подтвердил Фима. — Пока мы летели, я два скотча выпил.
— Я тоже раньше пил скотч, — сказал Володя. — А теперь перешёл на бурбон.
— И я! И я! — радостно подхватил Дима Бобкис, который до этого молчал. — Какой бурбон ты пьёшь?
— Любой. — отвечал Володя. — Предпочитаю Мейкерс Марк или Джек Дэниелс, но вообще — какой угодно.
— Ни фига ты не понимаешь. Джек Дэниелс — не бурбон.
— А что же это?
— Бурбон делают в Кентукки. А Джек Дэниелс — в Теннеси. Понял?
— Эй, вы, кончайте базарить, — сказал Бочка. — Дайте Фиме договорить.
— Конечно, конечно, — загалдели гости. — Говори, Фима.
Фима глубоко вздохнул и заговорил снова.
— Полёт, конечно, был долгий, но не утомительный. Пока выпьешь, пока вздремнёшь, пока посмотришь кино …
— Какие фильмы ты посмотрел? — сказала Ниночка, не переставая жевать салат оливье.
— Один назывался «Салли», — сказал Фима, — а другой…
— А, я знаю, это про пилота, который сел в Нью-Йорке на воду, — вмешался Володя. — Там Том Хэнкс играет.
— Том Хэнкс очень хороший актёр, — сказал Дима. — Помните его фильм «Форрест Гамп»?
— Том Хэнкс либерал, — возмутился Додик. — Я его фильмы вообще не смотрю. Из принципа.
— Какая разница, либерал — не либерал, если он хороший актёр? — возразила Ниночка, дожевав оливье и переходя к селёдке под шубой.
— Ты что, не знаешь, какая разница? — завизжал Додик. — Огромная!
Тут за столом разразилась оглушительная перепалка. Все кричали одновременно, и поэтому невозможно было уловить, кто говорил и какую мысль пытался выразить. Фима терпеливо ждал, не принимая участия в сражении, чтобы не потерять нить своего рассказа. Когда страсти начали затихать, он сказал:
— Ну вот, в Буэнос-Айресе мы три часа ждали самолёта в Патагонию.
— Фима, Патагония — это где-то около Австралии? — пропищала Анечка Любкина обиженным голосом.
— Нет, нет, ты что, Анечка? — заговорили сразу несколько человек, громогласно проявляя знание географии. — Это в Южной Америке. На самом кончике. В Аргентине.
— Не только в Аргентине, в Чили тоже. В общем, на юге.
— Ну да, на юге, — подтвердил Фима. — Туда ещё семь часов лёту.
— Фирочка, твой салат — просто фантастика, — сказала Нина, обращаясь к хозяйке дома. — Чем ты его заправляешь?
— А это секрет, — кокетливо сказала Фирочка. — Позвони мне завтра, тогда расскажу.
— А я вчера новый принтер купил, — сказал Володя, обводя стол торжествующим взором. — Эйч-пи. Шестьдесят долларов на сэйле.
- Ну и что? Я свой за сорок пять купил.
- Слышали? На следующей неделе будет жара под девяносто.
На мгновение воцарилось молчание, и Фима, поймав момент, сказал:
— Самолёт наш, конечно, немного опоздал…
— Слушай, Фима, — раздался звучный бас. — Ты лучше скажи главное: ты там патагонку трахнул?
Мужчины заржали, Фима засмущался, а дамы стали наперебой выражать возмущение и протест:
— Фу! Лёня, что ты говоришь!
— Лёня, имей совесть!
— Лёня, постыдился бы! При Фиминой жене!
— А чего? — сказал Лёня звучным басом после того как дамы немного успокоились. — Я уверен, что у патагонок все устройства на том же месте.
— Лёня, не хами! — снова забушевали дамы.
— Совсем распоясался!
— Так вот, про самолёт, — сказал Фима, продолжая рассказ.
— Володечка, — сказала Люда, — ты знаешь, что уже полдесятого? А нам ещё ехать минут сорок.
— Да, конечно, — сказал Володя, взглянув на часы. — Извините, ребята, нам пора. Боря, спасибо за приём. Фирочка, салат у тебя сказочный.
— Ой, нам тоже пора — сказала Ниночка.
— И нам! И нам! — загалдело общество, поднимаясь из-за стола.
Гости начали наперебой прощаться. Зазвенели поцелуи.
— Фима, ты очень интересно рассказывал, — сказал Володя. — Жаль, что нам пора уходить. Извини. В следующий раз дослушаем.
— Да, Фима, очень интересно.
— Фима, ты молодец. Спасибо за рассказ.
— Знаешь, Фима, так интересно, что даже завидно, — сказала Ниночка. — Мне тоже всегда хотелось побывать в Португалии.
Фима Трахман вздохнул и расцеловался с Ниночкой.
Дом опустел.
Иллюстрации Вальдемара КРЮГЕРА
Александр МАТЛИН
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 2,33 из 5)
Загрузка...
