На подготовку Одессы к сдаче отводилось 15 дней. Никого не интересовало, что в городе остаются 300 тысяч человек, советских граждан, которым советская власть объяснялась в любви по сто раз на день.
Весь моторный транспорт — 2500 автомобилей и автобусов и 180 тракторов были сброшены в море. Все 90 паровозов были уничтожены. 9000 лошадей были частично зарезаны и переработаны в колбасу, но в основном НКВДисты их просто расстреливали из автоматов ППШ (это единственная категория, которая имела такие автоматы в тот год). Вся улица Приморская была завалена трупами лошадей.
Были сожжены даже все повозки — около 9000 единиц. В ночь с 15 на 16 октября 1941 года оставленные в городе подрывные группы уничтожили всё, что только представляло какую-то ценность. Интересно, что уничтожению многих объектов помешали местные жители. Это признавалось и в советской литературе. Их называли «немецко-румынскими шпионами». В городе также оставались румынские и немецкие военнопленные. Сколько их было — точно никто назвать не может. Говорят, что от 900 до 3-4 тысяч. Все были расстреляны.
Но и этого было мало. НКВДисты еще и решили затопить часть города, находящуюся ниже уровня лиманов. Население, как вы уже догадались, предупреждено не было. Вот как это описывает Евгений Гуф в своей статье «День последний, день первый (Обыкновение войны)»: «Сотрудник специальной команды НКВД поднес к бикфордову шнуру огонек. Желтый шипящий шарик покатился кубарем в темноту. Взрыв, потом злой вздох воды в камышах. Через два десятка минут грязная волна ударилась в стены окраинных пересыпьских домов. Затем поднялась по щиколотку, колени… В воде плавали листовки «Одессе быть!» Этой же ночью НКВД подорвало городскую электростанцию, все хлебозаводы. Водопроводные краны окончательно пересохли. К утру сгорели практически все городские школы. Целыми остались лишь три заведения. Триста тысяч человек отлетели костяшкой на каких-то ужасных счетах.
Наши, родные войска уходили из Одессы так, словно в городе не оставалось ни единой живой души. 15 сентября был взорван Воронцовский маяк. Деяние бессмысленное. На Новом рынке прозвучал очередной аккорд одесской драмы. Рано утром над рынком появились краснозвездные самолеты. Заход, пологий разворот, и на головы горожан россыпью летят бомбы. Убитых мирных жителей было около сотни. Грубые красного цвета осколки посекли стены домов. Ракушечная пыль засыпала лица убитых. Такие же осколочные бомбы рвались в клочья возле нынешнего Музея морского флота. Во время обороны там был устроен склад конфискованных у якобы ненадежного населения радиоприемников. Утром народ поспешил за своим добром… Вокруг здания, на брусчатке, тоже лежали жертвы. Под вечер в город начали входить румынские части».
При этом на оборонительных позициях были брошены несколько тысяч солдат и моряков. Их, по сути, просто кинули. Причем многие сидели в окопах и узнали, что город уже несколько дней под румынами, от жителей, которые специально пришли им это сообщить. Кому-то удалось сменить форму на гражданскую одежду и прикинуться местным жителем, а кто-то был отловлен и перемещен в один из спецлагерей.
Но это была мелочь в сравнении с тем, что будет потом в Севастополе. Там, в начале июля 1942-го, тайно эвакуируют только командование — генералов и адмиралов. Весь гарнизон — 90-100 тыс. плюс 20 тыс. раненых, будет просто брошен и попадет в плен в полном составе. А для народа напишут шикарную песню «Заветный камень» про «последнего моряка» (!), который захватил с собой «кусочек гранита», умирая, отдал его товарищам, взяв с них клятву, что они поставят его на место».
Татьяна КОРИНЕНКО