Еврейский Мир

Два года прошло, как попрощалось с нами «Еврейское счастье» Познера. Рассказ об Израиле получился не таким уж плохим. Странными и наивными мне показались попытки гостей осмыслить, понять, узнать ту древнюю землю, на которой они очутились.

Тогда и сам подумал: а знаю ли я Израиль?

Впервые в стране — в марте 1990 года, с февраля 1996 — репатриант.

Семь лет работы в газете. Исколесил тогда (на общественном транспорте) всю страну, брал интервью у министров и мэров, у бойцов ЦАХАЛа и офицеров, у торговцев на рынке, у писателей и читателей… Где я только не был и с кем только не разговаривал.

В Израиле выросли, получили образование, служили в армии, мои дети. В Израиле родились мои внучки. Я работал в кино Израиля, я написал о Еврейском государстве не меньше ДВУХ тысяч статей и заметок.

И я, признаюсь честно: Я НЕ ЗНАЮ ИЗРАИЛЬ.

Я только пробую понять ту страну, где оказался, отметив пятидесятилетний юбилей. Я люблю Израиль, люблю искренне, но достаточно ли любви, чтобы узнать ту землю, на которой ты оказался уже зрелым человеком.

Знаем ли мы любимую женщину, детей наших. знаем ли мы сами себя?… Как там у Франсуа Вийона: «Я знаю всё, но только не себя».

Израиль, небольшое государство, кажется мне космосом, пространством бесконечным и неведомым.

Мне и Тора кажется такой книгой. Я каждый раз открываю её будто впервые.

«Да что же это такое! Как ты мог раньше не понять прочитанное, не увидеть главного, ты был слеп и глуп всего лишь в прошлом месяце, когда, в очередной раз прочел о Моше. О том, как он, торопливо, чуть не падая, спускался вниз, с тяжестью скрижалей в руках — и вдруг был остановлен голосом Бога… Как же ты мог забыть о…»

Мне иногда кажется, что я никогда не читал то, что перечитывал много раз. Иной раз я чувствую физически, кожей, что эта Земля неведомой силой ставит человека на своё место, заставляет «мыслящий тростник» оказаться там, где он и должен быть: в самом начале пути, дороги… Куда?

И этого я не знаю. Мне только кажется, что Земля Израиля подобна стартовой площадке, что только отсюда возможен полёт в небо, в неведомое… Зачем? И этого я не знаю, но когда-то в туннеле Хасмонеев, прикоснувшись к черному, словно отполированному, базальту Краеугольного камня, подумал об этом…

В России все было не так. Лучшие книги не были тайной. Да и сама жизнь там не казалась загадкой, а чем-то заведомо известным, привычным и даже скучным. Россия была для меня страной с застывшим временем.

В Израиле и ход времен мне непонятен. Я не знаю, «какой век у нас сегодня во дворе».

Когда-то, в Цфате, на старом кладбище, у могил еврейских мудрецов, вдруг ощутил, что течению мысли подвластно течение времени. И за всем этим стоит не обычное воображение литератора, а реальная способность быть там, где это совершенно невозможно. Стоит только захотеть, и ты окажешься в толпе своих предков, во время похорон Ицхака Лурия, пять веков тому назад.

В Израиле я был совершенно свободен, перемещаясь во времени и пространстве, хотя никогда не понимал того, странного закона, по которому это происходит. Появлялось особое родство с историей и почвой: я уже был здесь, и всё это было со мной когда-то, и все подвиги моего народа — мои, и все грехи — мой удел, моя тяжкая ноша.

Я не знаю Израиль.

Да и как я могу знать нечто высшее и всесильное, что лепит меня по-своему произволу, преображает, несмотря на старую плоть, не способную, казалось, к перерождению.

Я не знаю Израиль, потому что никак не могу понять, почему старика Авраама, а не молодого, сильного, энергичного человека, увел Бог к чужой земле, к тем холмам, на горизонте… Мне начинают отвечать, комментировать, иногда хором, иногда соло, но я все равно не способен понять, почему старик и старуха стали отцом и матерью моего народа и меня самого?

Евреи задуманы Всевышним не как дети плоти, а дети — духа, потому нет разницы в том, кто родил Ицхака. Да, читал, знаю, но откуда тогда столько плоти: греховной и святой в еврее, сколько жажды обычной жизни, секса и чадолюбия, сколько страсти в грехе и праведности?

Загадки, загадки, загадки… В Израиле я мечусь между тысячами зачем, где, куда и почему? Иной раз, мне кажется, что даже пыльные бури сбивают в нашем небе миллиарды песчинок в один гигантский вопрос. Бури проходят, но вопрос остается.

И я где-то под ним, под тяжелой точкой — маленький, растерянный и бессильный.

Я не знаю, что такое Израиль.

Но живу надеждой, что сам Израиль когда-нибудь поймет и примет меня… В жизни, которая только здесь кажется мне бессмертной. Поймет когда-нибудь, пусть даже тогда, когда и меня самого не будет на этом свете, просто потому, что текст без точки — самый честный текст…