Первый день Песаха в этом году выпадает на шаббат. Поэтому очередной недельный раздел Пятикнижия будет перенесен на следующую субботу. А вместо него во время утренней молитвы «Шахарит» в синагогах прочтут специальные отрывки из Торы, соответствующие теме праздника Исхода.
После главной молитвы «Амида» («Восемнадцать благословений») и благодарственного праздничного гимна «Алель» вначале прочтут «Песнь Песней», которая аллегорически повествует о вечной любви между Б-гом и еврейским народом, выкованной именно в период Исхода. Затем настанет очередь отрывка из книги «Шмот», раздела «Бо», в котором говорится о ночи Исхода, в годовщину которой мы уже сотни лет проводим пасхальный Седер. Раздел включает в себя описание десятой Египетской казни — умерщвлении первенцев, подготовку к Исходу и заповедь «корбан-песах» — пасхальной жертвы. Вслед за этим разделом прочтут «афтору», дополнительный отрывок из Пророков, взятый из книги Иегошуа (гл. 3 и 5), в котором рассказывается о том, как сыны Израиля готовились к вступлению в Эрец-Исраэль после 40-летних скитаний в пустыне.
***
В пасхальной Агаде приведена нравоучительная притча о четырех сыновьях, символизирующих четыре разных типа характера и четыре вида отношения евреев к своему духовному наследию: мудрец, циничный вероотступник, простак и тот, кто не умеет спрашивать.
Что говорит умный сын? «Какие свидетельства, указы и законы заповедовал Г-сподь?» — «И ты должен, — продолжает Агада, — рассказать ему о законах Песаха, что после пасхальный жертвы больше ничего нельзя есть».
Что говорит сын-злодей? «Что означает для вас все это занудство?» Для вас, не для него. Он сам исключает себя из общины, отвергая фундаментальные принципы иудаизма. Агада советует «притупить ему зубы», ответив: «Из-за этого Г-сподь сделал для меня, когда я вышел из Египта». Для меня, а не для него. Потому что если бы он был тогда с нами, то не удостоился бы спасения.
Что говорит простодушный сын? «Что это?» Ему надо ответить: «Сильной рукою вывел меня Г-сподь из Египта, из дома рабства».
А тому, кто не знает, как спросить, начни рассказывать всю эту историю, как сказано в Торе: «И скажешь («ве-игадета», отсюда слово «агада») ты сыну своему в тот день, говоря: Из-за этого Г-сподь сделал для меня, когда я вышел из Египта».
При вдумчивом чтении этого отрывка возникает много вопросов. На первый взгляд кажется, что мудрый сын — антипод сына-циника. Но тогда почему первого из них не называют «хорошим сыном»?
Сын-простак тоже загадочная фигура. Можно ли противопоставить его сыну, который не знает, как спросить? Если да, то в чем именно они отличаются друг от друга? Простак задает вопрос, проще не придумаешь: «Что это?» Но в таком случае, кто такой сын, который не знает, как спросить? Маленький ребенок, не умеющий разговаривать?
Сыну-цинику отвечают: «Из-за этого Г-сподь сделал для меня, когда я вышел из Египта — для меня, а не для него, потому что, если бы он был там, то не был бы спасен». Почему ответ дается в третьем лице?
Странно также, что в ответе сыну-цинику используется тот же самый стих Торы, что и в ответе сыну, который не знает, как спросить. Почему?
Итак, четверка сыновей делится на две пары: мудрец и простак с одной стороны, циник и тот, кто не знает, как спросить, — с другой.
Сын-простак хочет учиться и пытается подражать сыну-мудрецу. Мудрец задает вопрос, и он тоже хочет спрашивать. Его вопрос «Что это?» примитивен, в нем нет глубины, но в нем отражено такое же искреннее желание учиться и понимать.
Сын, который не знает, как спросить, восхищается своим братом-циником. Он хочет быть таким же ироничным и так же презрительно высказываться о Торе, но ему не хватает ума. Боясь оказаться в дураках, он молчит, чтобы сойти за умного.
Вопрос сына-циника носит чисто риторический характер: он не требует ответа. Но тот, кто не знает, как спросить, сидит за столом, слушая остроумные реплики брата. Он может оказаться под его влиянием, поэтому, отвечая сыну-цинику на его презрительный выпад, мы на самом деле обращаемся к тому, кто не знает, как спросить: «Берегись, не подпадай под влияние его пошлого цинизма. Если бы он был в Египте, он не вышел бы с другими евреями. Он сам отсек себя от вечного древа еврейского народа».
Глупцы двух сортов
Разный подход к этим двум сыновьям афористично сформулирован в Книге Мишлей (Притчи царя Шломо): «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему. Отвечай глупому по глупости его, а то он будет мудр в глазах своих» (26:4-5). Какая противоречивая фраза! Так как же: отвечать или не отвечать глупцу?
На самом деле, речь идет о двух категориях глупцов. Глупец, относящийся к первой категории, все заранее «знает». Любую дискуссию он пытается использовать для демонстрации своей несравненной «эрудиции». Отвечать и доказывать ему бессмысленно, потому что он все равно не признает свою несостоятельность. Наоборот, всякая попытка разъяснить ему истину, натолкнется на высокомерное презрение и заранее обречена на провал. Поэтому все наши аргументы в разговоре с ним будут выглядеть жалкими, а мы сами — «глупцами».
Но есть глупцы другого вида. Они видят свою ограниченность. Их взгляды ошибочны и невежественны, но они, по крайней мере, ищут правду. Если мы сумеем установить с ними тесный контакт, нам, возможно, удастся повлиять на них, исправить их мировоззрение. Если мы отвернемся от такого человека, он подумает: «Я давно придерживаюсь этих взглядов, и никто мне еще не возражал. Значит, я прав!»
Ложные стереотипы
В этом сравнении заключена очень актуальная проблема. В Израиле много людей, презирающих Тору и «пейсатых», не упускающих возможности цинично и грубо высмеять еврейские традиции. Верующему человеку часто приходится решать, как реагировать на антирелигиозные выпады, в каком русле вести диалог. Мудрый царь Шломо, автор «Мишлей», дает ценную рекомендацию. Первым делом надо попытаться вывести спор за рамки беспричинной ненависти, голословных обвинений и циничного презрения, поднять диалог на конструктивный уровень. Если это невозможно, то любой разговор становится бессмысленным.
При этом надо искать контакта с теми, кто искренне хочет знать правду, но чье мышление отравлено ложными стереотипами. Здесь медлить нельзя, иначе мифы о «религиозных мракобесах и паразитах» окончательно утвердятся в сознании «тех, кто не знает, как спросить».
В очерке «Четыре сына» Владимир Жаботинский представляет сына-злодея неисправимым ассимилятором, который с непобедимым цинизмом и высокомерием попирает духовные святыни своего народа. Он порвал с еврейством и, возможно, лишь на смертном одре признает свою ошибку. В то время, около ста лет назад, еврейская молодежь массами уходила «в люди», крестилась или пополняла ряды борцов за дело социализма.
Сейчас иная ситуация. Сын-злодей растерян; все идеологии умерли, и ему не на что опереться, кроме туманных фраз о равенстве и демократии. В нашей ситуации он сидит за пасхальным столом вместе со своими братьями. Мы не отвергаем его лично, а лишь избегаем бессмысленной полемики в тайной надежде, что наша твердая позиция и убежденность подорвут его самоуверенность, пробьют стену цинизма, и тогда можно будет начать плодотворную дискуссию.
«Кто мудр? — спрашивают мудрецы в мишне из «Пиркей авот». — Тот, кто учится у каждого человека». На иврите знатока Торы называют «талмид-хахам» — ученик-мудрец. Чтобы учиться у других, нужно признать две вещи. Первое: «Я мало знаю, и мне предстоит еще многому учиться», и второе: «Окружающие люди обладают необходимыми для меня знаниями».
Теперь ясно, почему Агада противопоставляет сына-мудреца и сына-циника. Главный недостаток циника в ограниченности его мышления, в его идейной зашоренности. Ибо верх глупости считать, что ты все знаешь и все понимаешь. Корень всякого зла и цинизма заключен в этой непробиваемой самоуверенности. И наоборот, мудрость первого сына в том и состоит, что он ищет мудрость у других людей.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
