«Люся дала мне счастье, сделала жизнь более осмысленной. Ее же жизнь оказалась при этом такой трудной, трагической, но тоже, я надеюсь, получившей новый смысл».
Андрей Сахаров. «Воспоминания»
В 1979 г., в «разгар идеологической борьбы» (как писали советские газеты), в издательстве «Молодая гвардия» тиражом 200 тыс. экземпляров вышла книга Н. Яковлева «ЦРУ против СССР».
Это была не просто очередная пропагандистская агитка — доктор исторических наук на ужасном советском новоязе, набившем оскомину со сталинских времен, использовал (уже по отношению к диссидентам) такие штампы и клише, как «враги народа», «отщепенцы», «изменники родины» и т. д. и т. п. И гневно разоблачал «американский империализм», ЦРУ и «внутренних врагов Советского Союза», так называемую «пятую колонну», главным действующим лицом в которой был академик Андрей Сахаров — «простак, страдающий политической маниловщиной». Книга пестрела определенными фамилиями, наивный читатель (на которого она и была рассчитана) не мог не сделать вывод, что диссиденты почти сплошь одни евреи, либералы и демократы, и не задаться вопросом: а не Цукерман ли сам этот пресловутый Сахаров?
В издании 1981 г. главным объектом разоблачений стала Елена Боннэр. Автор в выражениях не стеснялся — он оскорблял, клеветал, унижал человеческое достоинство, рылся в «грязном белье» и выворачивал личную жизнь жены академика наизнанку. Вкратце это звучало так: распущенная девица в молодости отбила мужа у больной подруги и довела ее до смерти. Достигнув высот в искусстве соблазнения, затеяла роман с крупным инженером Моисеем Злотником, но у инженера была жена, он ее убил ради новой пассии и отправился в заключение. «Роковая женщина» на этом не успокоилась и, укрывшись от войны в госпитальном поезде (!), обольстила его начальника Владимира Дорфмана. А после войны затащила в свою постель — кого бы вы думали? — ну, конечно же, очередную жертву, крупного хозяйственника Якова Киссельмана. Правда, затем после наивных евреев был некто Семенов, и, наконец, в расставленные сети попался академик Сахаров. Короче, жизнь удалась.
Пасквиль был написан по заказу КГБ. В 1970-е гг. репрессированный в начале 1950-х, вслед за своим отцом, маршалом артиллерии Н. Д. Яковлевым, не полностью реабилитированный и потому «невыездной», доктор наук обратился в органы за разрешением на поездку в США. Был приглашен на площадь Дзержинского и в самых высоких кабинетах завербован для проведения «идеологических операций». В новые — российские — времена он откровенно рассказал, что с ним лично беседовал председатель КГБ Ю.В. Андропов, а необходимыми материалами, в том числе и явно сфальсифицированными, снабжал начальник 5-го управления КГБ (управление занималось борьбой с «идеологическими диверсиями» и диссидентами) генерал Ф. Д. Бобков.
Свои разоблачения жены академика Яковлев продолжил в журнале «Смена», где в июле 1983 г. опубликовал статью «Путь вниз». В сентябре Елена Боннэр подала в народный суд Киевского района Москвы исковое заявление о защите чести и достоинства. Суд не принял дело к рассмотрению: в бесправной стране работало только телефонное право, сверху позвонили — и в иске ей отказали.
Яковлеву даже после исполнения «грязной работы» покидать СССР не разрешили, полностью реабилитировали только в 1989 г., и, несмотря на то, что в 1996 г. похоронили его на престижном Новодевичьем кладбище (очевидно, за «заслуги»), свой «путь вниз» (в прямом и переносном смысле) он прошел до конца.
«Аскет» и «Лиса». Под такими кличками Андрей Сахаров и Елена Боннэр проходили в материалах «оперативной разработки».
Мельком они познакомились в 1970 г. в доме правозащитника Валерия Чалидзе, затем вместе оказались в Калуге на процессе Револьта Пименова и Бориса Вайля, обвиненных в распространении самиздата, потом вновь встретились в Москве. Возникло чувство, два года они жили в гражданском браке, а затем решили узаконить свои отношения.
Комитет отслеживал каждый шаг непокорной пары, следил за каждым ее передвижением. В январе 1972-го председатель КГБ при Совете Министров УССР В. Федорчук докладывал первому секретарю ЦК КПУ В. Щербицкому, что Сахаров и Боннэр «прибыли в Киев для выяснения даты судебного разбирательства дела Лупиноса А. И., признанного судебно-психиатрической экспертизой невменяемым», и встречались с уже ходившим в «неблагонадежных» писателем Виктором Некрасовым.
Таких докладов, донесений, записок было много. Приведу цитаты из наиболее характерной — записки в ЦК от 26 мая 1978 г. председателя КГБ Ю. Андропова «О злостных хулиганских выходках академика Сахарова». В документе говорилось, что в «последние года (так в подлиннике. — Ю. К.) Сахаров, открыто попирая действующие в стране законы, встал на путь совершения дерзких уголовных преступлений». Далее перечислялись «хулиганские действия» академика и его жены, «учиненные» в Омском областном суде, где судили крымского татарина, правозащитника Мустафу Джемилева, и в Иркутском аэропорту (Сахаров и Боннэр «устроили скандал, оскорбили сотрудниц аэропорта, выражались в их адрес нецензурными словами, угрожали»). Академик также явился «инспиратором провокационной хулиганской выходки группы просионистски настроенных лиц у здания Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами» и т. д. и т. п. Разумеется, правоохранительные органы официально предупреждали «главных хулиганов» Советского Союза о «недопустимости противоправного поведения», но они не вняли, и в настоящее время «решается вопрос об ответственности Сахарова».
Печально известный Лев Шейнин, писатель и бывший следователь прокуратуры СССР, оболгал Елену Боннэр в рассказе «Исчезновение». Поскольку рассказ был «художественным произведением», ничего сделать было нельзя. Как и с просоветской газетой «Русский голос», издававшейся в США и опубликовавшей статью «Мадам Боннэр — злой гений Сахарова?». Как и с клеветником Яковлевым, которого нельзя было привлечь к суду за оскорбление чести и достоинства. Легенду, выстроенную по лекалам ГБ (академик-«аскет» Сахаров полностью находится под влиянием хитрой «лисы» — сионистки Боннэр), усиленно распространяли и в СССР, и за его пределами.
Однажды Елена Георгиевна рассказала Андрею Дмитриевичу, как писатель Юрий Олеша обедал с женой в ресторане и назвал подошедшую к столику официантку «королевой». «Кто же тогда я?» — спросила жена. Олеша не растерялся: «Ты — это я». Сахаров писал в «Воспоминаниях»: «Мне очень нравится этот рассказ, и кажется, что я тоже имею право сказать Люсе: “Ты — это я”».
К концу 1970-х диссидентское движение было практически разгромлено. Кого-то отправили в лагеря, кого-то — в психиатрические больницы, кого-то лишили советского гражданства и выдворили из страны. Из пользующихся международным авторитетом и известностью на свободе оставались академик Сахаров и его жена, которые больше всего беспокоили кремлевских старцев. По отношению к академику советское руководство решило действовать по сталинской формуле 1934 г. в отношении Мандельштама: «изолировать, но сохранить».
В Кремле правозащитную деятельность Сахарова терпели десять лет. Чашу терпения переполнил ряд опубликованных на Западе выступлений и интервью против ввода советских войск в Афганистан. Надо было что-то срочно предпринимать в отношении непокорного и несгибаемого академика, но посадить его в тюрьму, как в свое время посадили академика Вавилова (там он и погиб), уже было нельзя: на дворе стояло другое время. Выслать за границу невозможно — Сахаров владел государственными тайнами. И тогда было принято решение выслать трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий, а также кавалера ордена Ленина, нобелевского лауреата, академика АН СССР, «духовного отщепенца и провокатора» (газета «Правда») в закрытый для посещения иностранцами город Горький.
Его задержали 22 января 1980 г. по дороге на работу двое сотрудников МВД и привезли в Прокуратуру СССР, где заместитель генерального прокурора СССР А. М. Рекунков объявил Сахарову о решении Политбюро и зачитал указ о лишении его правительственных наград. Дом на Чкалова был оцеплен милицией: слух о высылке мгновенно облетел Москву, собрались иностранные корреспонденты, остававшиеся на свободе правозащитники, друзья, знакомые, но в квартиру никого не пускали. Елену Боннэр, ее мать Руфь Григорьевну и невестку Лизу вывели через черный ход, посадили в машину и повезли в Домодедово, где их ждал Андрей Дмитриевич. Через некоторое время ТУ-134 взял курс на Горький.
Гонения на академика начались после публикации в 1968 г. на Западе его работы «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой он обосновал необходимость конвергенции социалистической и капиталистической систем. После публикации он был немедленно отстранен от секретных работ в закрытом городе Арзамас-16, где провел без малого 20 лет.
Травля развернулась после так называемого «письма 40 академиков», появившегося 29 августа 1973 г. в газете «Правда». Авторы письма выразили свое возмущение заявлениями Сахарова, порочащими «государственный строй, внешнюю и внутреннюю политику Советского Союза», и «решительно осудили» его деятельность. Вольно или невольно академики цитировали ст. 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда», за которую грозило наказание от 6 месяцев до 7 лет тюрьмы или от 2 до 5 лет ссылки.
Пишу и вспоминаю «Песню про Уголовный кодекс» Высоцкого:
Нам ни к чему сюжеты и интриги:
Про все мы знаем, про все, чего ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю Кодекс уголовный наш…
Мгновенно во всех остальных газетах началась настоящая вакханалия: известные деятели литературы и искусства, инженеры, рабочие и колхозники в один голос дружно осуждали Сахарова и клеймили академика как «врага народа, агента империализма, поджигателя войны», требуя для «отщепенца» сурового наказания.
С новой силой кампания продолжилась после его выступлений и интервью в западной печати против ввода советских войск в Афганистан зимой 1979–1980 гг. «Литературная газета» 30 января 1980 г. писала: «А. Сахаров более десяти лет поносил свой народ, подстрекал против него… Да, мы терпели долго, пожалуй, слишком долго, надеясь, что в человеке, может быть, заговорит хотя бы слабый голос гражданской совести». Очевидно, голос не заговорил, потому что 15 февраля «Комсомольская правда» объяснила читателям, кто такой академик Сахаров: «духовный провокатор», который «всеми своими подрывными действиями давно поставил себя в положение предателя своего народа и государства» (о том, что академик кроме всего прочего был одним из создателей водородной бомбы, газета как-то позабыла).
Вскоре состоялось общее собрание Академии, на котором слово взял известный антисемит математик Понтрягин. Он пожаловался, что на Западе его несправедливо обвиняют в антисемитизме, что эту кампанию против него организовал Сахаров. Заклеймив горьковского ссыльного как «врага Советского Союза», потребовал, чтобы против него были приняты дополнительные меры. Правда, не уточнил, какие.
Тем временем власти хотели лишить Сахарова и академического звания. Президент АНН СССР П. С. Александров в узком кругу сообщил, что на самом верху высказывается предложение исключить Сахарова из членов академии, и спросил, каковы будут мнения на этот счет. Первым откликнулся лауреат Нобелевской премии академик Семенов: «Вообще-то таких прецедентов не было». На что мгновенно среагировал П. Л. Капица: «Ну почему же не было? Гитлер исключил Эйнштейна из Прусской академии наук». После чего в Кремле отказались от этой идеи — уподобляться Гитлеру не хотелось.
Кроме Капицы, за опального академика вступались поэтесса Белла Ахмадулина, академик Виталий Гинзбург, диссидент Анатолий Марченко, но их попытки были гласом вопиющего в пустыне.
Одновременно с Сахаровым травили и Боннэр. Ее не только многократно задерживали, подвергали унизительным обыскам, дискредитировали в печати, но и откровенно шантажировали судьбой детей: дочку Таню отчислили с вечернего отделения факультета журналистики МГУ, ее мужу Ефрему Янкелевичу не дали поступить в аспирантуру, внуку Матвею несколько раз угрожали расправой. Неприятности сыпались и на сына Алексея. В конце концов, в 1970-х дети Боннэр были вынуждены эмигрировать.
14 июля 1983 г. автор «ЦРУ против СССР» лично явился на квартиру в Горьком, которую занимали Андрей Сахаров и Елена Боннэр. Свой визит он объяснил желанием взять у академика интервью для третьего издания книги. Сахаров не выставил непрошеного гостя за порог, а терпеливо пытался объяснить лжецу, что он лжец.
Беседы не получилось. Яковлев доводам Сахарова не внял и стал повторять в адрес его жены все те же оскорбления, которые содержались в его книге. И тогда мягкий по природе академик вышел из себя, влепил доктору наук пощечину и выгнал из квартиры. В своих «Воспоминаниях» он напишет: «Если кратко резюмировать развиваемые Яковлевым хитросплетения, то они сводятся к следующему. Я — свихнувшийся на бредовых идеях мирового правительства, технократии и ненависти к социализму недоумок, психически неуравновешенный человек, которого направляют в своих целях западные спецслужбы, используя «особенности моей личной жизни», то есть Люсю».
Когда об этом случае стало известно в Москве, Лидия Чуковская сочла академика недостаточно брезгливым: «Как мог Андрей Дмитриевич позволить себе дотронуться до него рукой?» Но когда речь шла о защите чести и достоинства своей жены, Сахаров меньше всего думал о брезгливости. В лице Яковлева академик дал пощечину всему полицейскому аппарату СССР, по заказу которого и была изготовлена и растиражирована на всю страну его фальшивка.
После этого визита Андрей Дмитриевич сказал жене: «Я никогда не предам тебя, себя самого, детей». Она ответила: «Да, я это знаю».
Откровенной подлости и гнусности Андрей Дмитриевич не прощал. Через несколько дней он подал судебный иск, обвиняя автора «ЦРУ против СССР» в клевете, но местный суд отказался принять у него заявление.
Горькая жизнь в Горьком, вместившая многое: Андрей Сахаров не раз объявлял голодовки и однажды подвергся мучительной процедуре — насильственному кормлению; его жену арестовали и предали суду по ст. 190-1 УК РСФСР (из судебного определения: «…Систематически распространяла в устной форме заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй», назначенная мера наказания — 5 лет ссылки в том же самом Горьком), — закончилась после звонка генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева 16 декабря 1986 г. Новый руководитель Советского Союза сообщил опальному академику, что он и Елена Боннэр могут вернуться из ссылки в Москву.
Ссылка длилась семь долгих лет.
Делай что должно… У этой женщины была удивительная судьба. Она родилась 15 февраля 1923 г. в Туркменистане, а умерла 18 июня 2011 г. в Соединенных Штатах. После смерти отца Левона Кочаряна воспитывалась отчимом, ответственным партийным работником Геворком Алиханяном, женившимся на еврейке Руфи Боннэр. Маму арестовали в 1937-м и приговорили к 8 годам ссылки, отчима расстреляли в 1938-м. После ареста родителей Елена переехала к бабушке в Ленинград. Там заинтересовалась литературой и посещала кружок при Институте истории искусств. Обучение в Ленинградском педагогическом институте им. Герцена оборвала война. Окончив курсы медсестер, Боннэр добровольцем пошла на фронт. Была ранена. После излечения ее направили в военно-санитарный поезд № 122, где она служила до мая 1945 г. День Победы встретила лейтенантом медицинской службы в Австрии.
А потом началась мирная жизнь. В Ленинграде Елена поступила в медицинский, но не сложилось, взрывчатая армянско-еврейская кровь дала знать о себе: за резкие высказывания по поводу так называемого «дела врачей» студентка Боннэр была исключена из института. Она стала пробовать себя в литературе, печаталась в разных журналах, в последний год пребывания Хрущева у власти была одним из составителей книги «Всеволод Багрицкий, дневники, письма, стихи» (1964). Сын Эдуарда Багрицкого — одноклассник, друг и первая любовь Боннэр — погиб в 1942-м на фронте.
У нее не было особых расхождений с советской властью (она даже вступила в КПСС), и, как многие советские интеллигенты, Елена Боннэр полагала, что после XX съезда партии и «разоблачения культа личности Сталина» в стране многое должно измениться. Но хрущевскую «оттепель» быстро сменили брежневские «заморозки», процесс демократизации страны быстро сошел на нет. В 1968-м, когда в Чехословакию вторглись войска пяти стран Варшавского договора, и советские танки раздавили свободу в Праге, она сказала себе: все, хватит! И с присущей ей энергией включилась в правозащитную деятельность. Судьбоносная встреча с Андреем Дмитриевичем Сахаровым (извините уж за выспренний стиль, но иначе не скажешь) укрепила ее в правоте своего выбора. Когда начались уголовные преследования диссидентов, Боннэр старалась не пропустить ни одного суда над ними. В 1970 г. вместе с филологом Габриэлем Суперфином участвовала в передаче на Запад дневников Эдуарда Кузнецова (он отбывал срок по так называемому «самолетному делу»). В 1974 г. основала фонд помощи детям политзаключенных в СССР, а через два года стала одним из основателей Группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в СССР (МХГ).
Елену Боннэр обвиняли в клевете на советский общественный и государственный строй (в чем только ее ни обвиняли), преследовали и устраивали ей всевозможные провокации.
Но справедливость все-таки существует на этом свете. Правда иногда поздно, но все-таки торжествует. Международные общественные организации США и Европы высоко оценили правозащитную деятельность Елены Боннэр, за которую бывшая ссыльная была награждена многочисленными наградами и премиями (в том числе — «За свободу прессы», премиями им. Ханны Арендт и Международного фонда им. Рауля Валленберга).
После смерти Андрея Дмитриевича Сахарова 14 декабря 1989 г. время для нее переломилось. Сил хватило на то, чтобы возглавить неправительственную общественную комиссию по увековечению памяти академика (Фонд Сахарова). Эпоху, наставшую после ухода Горбачева, Боннэр не приняла, и в 2006 г. уехала к детям в Бостон, сумев выдержать существование без мужа семь лет.
«Каждый выбирает для себя», — писал поэт, ее современник. Она выбрала для себя борьбу за права человека в бесправной стране, борьбу за его свободу, честь и достоинство, против тотальной лжи, пронизывавшей все поры и кровеносные сосуды советского государства, и принципа насилия, положенного в его основу.
С давних времен существует максима: делай что должно, и будь что будет. Елена Георгиевна Боннэр жила в определенное время в определенных обстоятельствах. Она делала то, что должно. Получалось что нужно.
Юрий КРАМЕР
«Еврейская панорама», Берлин, http://isrageo.com
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...
