После того как в дорожных вещах Биньямина был найден кубок египетского правителя, сыновья Яакова окончательно растерялись. Только Иегуда проявил самообладание, и, обратившись к Йосефу со страстными, но исполненными достоинства словами, предложил себя в рабы вместо Биньямина. Этот самоотверженный поступок окончательно убедил Йосефа в том, что братья изменились, что это уже не те люди, которые безжалостно бросили его в яму и продали в рабство. И он открылся им: «Я — Йосеф!» Братья потрясены и глубоко пристыжены, но Йосеф поспешил объяснить им, что все произошедшие события были частью грандиозного Б-жественного плана. Он предложил им забрать отца и перебраться вместе с ним в египетскую провинцию Гошен. Братья вернулись домой. Вначале Яаков не мог поверить в счастливую весть, но особые знаки, переданные Йосефом, неопровержимо доказывали, что его давно пропавший сын и грозный египетский правитель — это одно и то же лицо. Воспрянув духом, Яаков отправился с семьей в Египет. По дороге он принес жертвы Б-гу и получил от Него ободряющее напутствие: Не бойся, Яаков, египетской эмиграции и ее возможных негативных последствий. Именно там сыны Израиля станут великим народом, несмотря на низкий нравственный уровень местных жителей. Тора перечисляет всех членов семьи Яакова и намекает на рождение Йохевед, будущей матери Моше-рабейну. В Египет спустились 70 душ, и после 22-летней разлуки Йосеф воссоединился с отцом и всей семьей. Пережив радостную встречу, Йосеф доставил семью в Гошен и привел отца и пятерых братьев на аудиенцию к фараону, советуя им назваться скотоводами, представителями самой дефицитной и непрестижной в Египте профессии. Тем временем голод в стране усилился, и Йосеф принял решение: в обмен на государственное зерно жители Египта должны отдать фараону все свое имущество, землю и самих себя в рабство. Затем Йосеф провел массовое переселение египтян, которое не затронуло, однако, жреческую касту, получавшую прямую помощь от фараона. Сыны Яакова-Исраэля основательно устраиваются в новой стране; их численность растет.
***
«Теперь же пусть раб твой останется вместо отрока рабом у господина моего, а отрок пусть уйдет с братьями своими. Ибо как я взойду к отцу моему, когда отрока нет со мной? Как бы мне не увидеть бедствия, которое постигнет отца моего» (44:33-34)
В начале своего монолога, с которого начинается сегодняшний раздел, Иегуда не сообщает ничего нового; он лишь пересказывает события. На первый взгляд, кажется, что его слова не побудят Йосефа, скрывающегося под маской сурового египетского правителя, прекратить «издевательства» над братьями. Но две заключительные фразы резко меняют декорацию спектакля. В стихе 33 Иегуда предлагает взять себя в рабство вместо Биньямина, а в следующем 34-м стихе он выражает беспокойство, что их отец может умереть, если Биньямин не вернется домой.
Вспомним теперь, что именно Иегуда предложил братьям продать Йосефа проходившему мимо каравану ишмаэлитов. Он не подумал тогда, какое горе доставит Яакову исчезновение любимого сына. Хуже того, именно он, Иегуда усугубил страдания Яакова, предъявив ему смоченную в козьей крови рубашку Йосефа со словами: «Узнай же («хакер-на»), сына ли твоего эта рубашка». Тора косвенно подтверждает вину Иегуды, когда в том же разделе «Ваешев» его невестка Тамар с точно такими же словами: «хакер-на», узнай-ка, предъявила ему вещи, которые она взяла у него в залог, притворяясь проституткой.
И вот теперь Иегуда сам готов стать рабом ради спасения Биньямина и из жалости к отцу. Исправление полное и подлинное, по принципу «мера за меру». У Йосефа просто не осталось причин дальше скрываться от братьев, притворяться злым деспотом.
«Жив ли еще отец мой?» — таким был его первый вопрос.
Но зачем лицемерит Йосеф? Ведь если благополучие отца так много значит для него, почему он позволял отцу страдать все это время? Почему за 22 года, проведенные в Египте, он не удосужился сообщить ему — любым доступным способом, что он жив и здоров?
Этот вопрос подробно обсуждается комментаторами. Так, РАМБАН объясняет, что Йосеф считал своим долгом добиться исполнения вещих снов о кланяющихся ему снопах и звездах. Если бы он преждевременно раскрылся, то план был бы расстроен.
«Ор ха-Хаим» (каббалист и знаток Талмуда рабби Хаим бен Аттар, XVIII век, Ливорно — Иерусалим) приводит сразу несколько причин молчания Йосефа. Первое. Яаков в лучшем случае не поверил бы его сообщению, а в худшем — еще больше расстроился бы, узнав, что Йосеф попал в рабство, а затем в тюрьму, из которой он, напомним, вышел всего за два года до описываемых событий.
Второе. Йосеф не хотел говорить «лашон ха-ра», злословить в адрес братьев и позорить их перед отцом. Еврейская традиция учит, что лучше броситься в огненную печь, чем выставить на позор своего ближнего. Узнав о продаже Йосефа, Яаков мог даже проклясть в гневе собственных сыновей.
И третье. Если бы Йосеф досрочно открылся, не подготовив почву для полного и искреннего раскаяния братьев, они подумали бы, что он жаждет мести, и сами убили бы его.
РОШ (рабби Ашер бен Иехиель, XIII — XIV века, Германия –Испания) приводит еще одну причину молчания Йосефа, упомянутую в мидраше. Братья издали «херем» (заклятие по обету) на всякого, кто посмеет сообщить их отцу, что Йосеф жив. «Херем» распространялся, конечно, и на самого Йосефа. Если бы он сразу по прибытии в Египет дал о себе знать, то был бы освобожден от заклятия. Но он молчал, и поэтому «херем» вступил в силу и для него. Вот почему, заключает РОШ, Йосеф получил возможность сообщить о себе отцу лишь после того как все братья, включая ранее отсутствовавшего Биньямина, собрались в Египте и освободили его «херема».
Впрочем, добавляет «Ор ха-Хаим», причины скрываться от отца были не только у Йосефа, но и у Всевышнего. Яаков должен был страдать из-за пропавшего сына двадцать два года, поскольку он ровно столько же лет держал в неведении своих родителей, когда находился у Лавана, и затем, уже перейдя границу Эрец-Исраэль, не спеша возвращался в Хеврон, где жили Ицхак и Ривка. Кроме того, надо было дождаться срока, с которого начался отсчет 210 лет египетского галута в соответствии с пророческим видением Авраама. И, наконец, Б-г хотел отправить Яакова в Египет с большим почетом, чтобы подсластить горечь изгнания, но это было невозможно, пока Йосеф не стал правителем страны.
Впрочем, все это заботы Всевышнего, заключает «Ор ха-Хаим», а не Йосефа, который должен был думать в первую очередь об отце, стараться облегчить его страдания, а не выполнять функции судебного исполнителя при Б-ге.
Два волшебных слова
Драма под названием «Йосеф и его братья» достигла кульминации в начале сегодняшнего раздела «Ваигаш». Маска сброшена. «И сказал Йосеф братьям своим: «Подойдите ко мне». И они подошли. И он сказал: «Я — Йосеф, брат ваш, которого вы продали в Египет»…(45:4). РАШИ объясняет: «Когда они подошли, Йосеф показал им, что он обрезан».
В сегодняшнем разделе все стихи, кроме восьми, начинаются с буквы «вав» (союза «и»). «Вав» — горестная, плачущая буква: «вей» — о горе! Фразы, начинающиеся с «вав», как будто кричат и стенают: «Ой, вей!» — Йосефа продали в рабство; «Ой, вей!» — Яаков безутешен. Весь раздел «Ваигаш» словно жалуется нам: «Ой, вей!» — «Горе, горе нам!»
И только восемь стихов сохраняют спокойствие. Но почему именно восемь? Число семь характеризует наш материальный мир. В неделе — семь дней; в музыке — семь нот; в древности говорили о семи чудесах света. Восьмерка раздвигает физические рамки бытия; она символизирует прорыв из естественного в запредельное. «Брит-мила», мицва обрезания крайней плоти, проводится на восьмой день после рождения мальчика. «Брит-мила» отражает метафизическое начало, скрытое в физическом явлении.
«Брит-мила», как будто срывает покров природы, маску естества, чтобы показать: человеческое тело должно выполнять важную духовную задачу, вне времени и пространства. Закон обрезания учит нас, что материальный мир надо возвышать, приближать к вершинам святости, что мы можем использовать даже самые обыденные вещи для священных целей.
Перед тем как Йосеф открылся братьям, они думали, что попали в кошмарную и безвыходную ситуацию: их ложно обвинили в воровстве; один из них уже находился под стражей, и вот теперь самого младшего, Биньямина, вот-вот превратят в раба. Они знали, что это несчастье окончательно сломит их отца Яакова. Нет выхода, и нет спасения. «Почему все это происходит с нами?» — недоумевали они.
Но вот прозвучали два слова: «Я — Йосеф», — и все стало на свои места. Боль и тревога последних месяцев рассеялись, как дым. Причудливые, непостижимо абсурдные повороты событий сложились в логичную картину, как будто с природы сорвали покров тайны, как будто кромешную тьму разорвала яркая вспышка молнии: «Я — Йосеф! Вот, подойдите и убедитесь!»
Так будет и в скором будущем. Мир услышит всего два волшебных слова: «Я — Б-г!» — и все парадоксы, нелепости и тревоги нашей жизни выстроятся в стройный нотный ряд, прозвучат как увертюра к финальной симфонии мировой истории.
Всевышний откроется миру и докажет верность своему завету, «бриту» с народом Израиля. Покровы сокрытия окончательно спадут с физического мира, обнажив долгожданную Истину.