— Бонджорно! — произнес Бегишов в ответ на улыбку девушки-портье за стойкой.
Прошагал, стараясь не горбиться, через вестибюль в зал ресторана. Взял с заставленного едой стола йогурт, булочку, немного ветчины, горку омлета, сыр. Скосил глазом: у автомата с напитками никого не было, он пошел между рядов, здороваясь с завтракавшими членами группы, впереди отодвинули стул, путь к автомату загородила знакомая могучая спина в потной уже с утра тенниске. Хоть стой, хоть падай!
На глядевшего исподлобья сквозь темные очки грузного великана он обратил внимание еще в аэропорту в Тель-Авиве, когда русская группа, летевшая в Италию, собралась в условленном месте для пересчета и короткой инструкции. В самолете тот сидел неподалеку рядом с темноволосой молодой женщиной, кутавшейся в принесенный стюардом плед. То, как они вели себя, как общались, выдавало в них супружескую пару или давних любовников — один из тех странных, по его мнению, союзов, которые он за долгую жизнь не раз наблюдал и которые убедили его, в конце концов, что женщина может сойтись с кем угодно — хоть с самим дьяволом.
Двухметровый верзила — словно задался целью заслонять попутчикам белый свет. Его было слишком много для поджидавшего группу в аэропорту Милана туристического автобуса. Много для узких коридоров и лифтов гостиниц, в которых они останавливались на ночлег, для зальчиков и открытых веранд тратторий, в которых обедали компанией с гидом Ароном, заказывая по его совету вкусные и недорогие блюда местной кухни. Много для изнывавшей под тридцатиградусным зноем, полуослепшей от тысячных вспышек фотоаппаратов и смартфонов, переполненной туристскими ордами Италии, готовой вытолкать его за неимением других способов отделаться куда-нибудь за Апеннины — тщетно! — угрюмый потный очкарик, странно озабоченный, ушедший в себя, нелюдимый, упорно шагал по улицам и площадям городов, оттаптывая ноги своим и отбрасывая на обочины чужих.
Стоя на мосту через Арно во Флоренции, вдыхая свежий речной воздух, Бегишов слышал за собой знакомое сопенье. Неотступные шаги Командора преследовали его на напоминавшей гигантский веер площади Кампо в Сиенне, в кишевшей толпами китайцев и японцев Венеции, в Вероне, где он тщетно пытался сфотографировать из-за возвышавшейся впереди спины великана ажурный балкончик Джульетты. Везде и всюду, включая вечерние супермаркеты, где группа закупала еду на ужин, и Бегишов неизменно оказывался в опасной близости от его безразмерных кроссовок.
Облик молчаливого топтыги скрашивала спутница, коротко стриженная, в легком платьице, с искусно подведенными глазами. В Милане, когда группа выстроилась у автобуса, Бегишов пропустил ее вперед.
— Спасибо, — мягко улыбнулась она ему, шагнув на ступеньку.
Пропустил он следом двух одинаково одетых немолодых подружек, мужчину с седым ежиком, кого-то еще. Свободных мест впереди не оказалось, он сел в середине, рядом с невзрачным дяденькой в сандалиях, державшим на коленях сумку.
— Можно положить наверх, — посоветовал ему.
— Да, действительно.
Забросив сумку, дяденька протянул руку:
— Будем знакомы. Марк.
— Владислав. Можно — Влад.
— Господа, прошу внимания! — послышался впереди голос Арона. — Через несколько минут мы прибудем на стоянку и начнем трехчасовую экскурсию по Милану. Дождя не предвидится, но, если помните, я посоветовал при любом прогнозе погоды брать с собой зонтики.
В первый день он неимоверно устал. Группа едва поспевала за несшимся с высоко поднятым флажком местным экскурсоводом. Минутная остановка у очередного архитектурного шедевра или памятника, короткая справка — шагаем дальше. Цитадель герцогов Кастелло, галерея Виктора-Эммануила, театр Ла Скала…Красота неописуемая, восторг! А ноги гудят, хочется присесть.
Он, конечно же, не рассчитал силы, переборщил. Осмотрел внутренность собора, сфотографировал, выйдя на площадь, наружные скульптуры. Черт его дернул послушаться гида, подняться наверх, откуда, по его словам, можно было полюбоваться панорамой города. Прошел несколько маршей, подгоняемый туристами, остановился, решил: все, дальше не иду! Стоял, тяжело дыша, в окружении каменных химер, услышал за спиной:
— Устали?
Сверху спускалась спутница великана.
Он вздохнул комично:
— Есть немного…
— Вам лучше вернуться, — она посмотрела на часы. — Двадцать минут до сбора, не успеете…
В верхнем пролете показалась голова Командора. Он прошел мимо, не проронив ни слова, она с извиняющейся гримаской устремилась следом.
Столкнулся он с ней на другой день в Пизе, когда, покинув автобус, группа устремилась за Ароном мимо палаточного базарчика, торговавшего дешевой китайской дребеденью, к крепостным воротам, за которыми туристов ожидал величавый собор.
Утро было прохладным, над холмами Тосканы тянулась вереница живописных облаков. Арон накануне вечером сообщил по обыкновению: прогноз на завтра — средняя облачность, не жарко, дождь маловероятен.
— Я, как вы знаете, беру, тем не менее, зонтик…
Взял зонтик и он. Очень кстати, как оказалось. Они прошлись не спеша с привязавшимся к нему с первого дня Марком по площади, поснимали с разных сторон башню, которая не собиралась, вопреки распространенному мнению, падать, набрали в бутылочки вкусную ледяную воду из мраморного фонтанчика. Едва успели присесть на парапет, как вокруг потемнело, грохнуло раз и другой над головой. И разом хлынул упоительный ливень!
Они бежали с раскрытыми зонтиками под арку крепостных ворот, где было назначено место сбора, лило как из ведра, по брусчатке прыгали водяные шарики.
Двускатная арка, под которой теснились, пережидая ливень, туристы, была ненадежным укрытием, он выбрался, в конце концов, на тротуар. И тут же увидел спутницу Командора. Она шла в сторону ворот — мокрая, без зонта. Следом — тараня наклоненной башкой дождевую завесу, великан в хлюпающих кроссовках.
Бегишов шагнул навстречу женщине, подставил зонтик.
— Становитесь!
— Спасибо…
Она взяла его под руку.
— Так чудесно! Люблю дождь.
— Я тоже.
Она покосилась в сторону. Исполин стоял на открытом пространстве под хлеставшими струями, напоминая и впрямь скульптуру легендарного Командора.
— Злой как собака, — вырвалось у нее. — Не может простить, что я не взяла зонтики… — Она отпустила его руку. — Дождь вроде бы кончается, спасибо… — Пошла, обходя лужи, за двинувшейся к автобусу цепочкой туристов.
Лежа вечером в гостиничном номере, приняв перед этим ванну, облачившись в пижаму, легко поужинав, он смотрел передачу по телевизору: открытый чемпионат Франции по теннису. В голове проносились впечатления дня. Ливень, бегущие люди с зонтами, мокрое лицо женщины с мальчишеской прической державшей его под руку. Он незаметно задремал, очнулся от стука в дверь.
— Минуту!
Нашарил шлепанцы, шагнул в коридор.
Это была она. В цветастом халатике, в руках сумочка. Чем-то явно расстроена.
— Можно к вам?
— Да, пожалуйста! — пропустил он ее. — Проходите…
— Я ненадолго. Поцапалась со своим.
«Значит, все-таки супруги. Ну и ну…»
— Издержки семейной жизни, — произнес он.
— Какой там, семейной… — она оглядывала номер. — У вас найдется что-нибудь выпить?
— Нет, к сожалению, — развел он руками. — Но я могу спуститься в бар. Пару минут, только переоденусь. Вам вина, пива?
— Не надо…
Она тяжело опустилась в кресло.
— Посижу немного и уйду.
В сумочке, которую она положила на стол, мелодично зазвенело.
— Извините!
Открывая на ходу сумочку, она устремилась в ванную, захлопнула дверь.
-Не смей мне звонить, слышишь! — послышалось из-за двери. — Не твое дело, где я! Я не твоя собственность. Ясно?!
Он лихорадочно соображал, что делать. Голова шла кругом, в мыслях сумбур. Кинулся к гардеробу, чтобы переодеться, понял: не успеет. Пошел к минибару, достал бутылку «швепса», несколько оставшихся после ужина плоских персиков. «Кофе сварю», — решил.
В ванной было тихо, он, на всякий случай, постучал.
— С вами все в порядке?
— В порядке, — появилась она из-за двери. Аккуратно причесана, губы намазаны.
— Я взяла на полочке ваш крем. Прочла: для увлажнения губ.
— Да, я регулярно им пользуюсь, — пояснил он. — У меня чувствительные губы. Как у всех, кто играет на духовых инструментах.
— О, так вы музыкант?
— Да, гобоист, играю в оркестре.
— Интересно, расскажите!
Она устроилась в кресле, взяла с подноса персик, куснула.
— Вку-усно! — зажмурила глаза.
— Ешьте на здоровье…
Он заторопился к тумбочке в углу с электрическим чайником.
— Кофе хотите?
— Давайте потом, хорошо? — отозвалась она. — Лучше поговорим. Мы, кстати, так и не познакомились. Я — Дина. А вы?
— Владислав. Лучше Владислав Игнатьевич.
— Не отвыкли в Израиле от отчества?
— Не отвык. Годы, знаете ли.
— Ну, так расскажите о себе, Владислав Игнатьевич.
— Обо мне неинтересно. Одинок, похоронил четыре года назад жену. Живу скучно. Единственная радость в жизни — музыка… Давайте лучше о вас.
— Обо мне, считаете, интереснее? — она потянулась за новым персиком.
— Уверен. Молодая, красивая, путешествуете по Италии.
— Молодая, красивая , — с горечью повторила она. — Сколько мне, по-вашему, лет, можете сказать?
— Не знаю. Двадцать семь, тридцать.
— А сорок два не хотите?
— На сорок два вы не выглядите.
В лежавшей на краю стола сумочке вновь прозвучал звонок, она выхватила телефон, закричала:
— Я же ясно сказала не звонить!.. Да, я устроилась. Там, где мне нравится. Все, разговор окончен!
Подошла к окну, отодвинула штору.
— На небе большая итальянская луна, — молвила печально. Обернулась, глянула исподлобья: — Не возражаете, если я ненадолго прилягу? Устала зверски.
Сбросила тапочки, легла поверх покрывала, подтянула под халатик ноги.
— Свет, если можно, приглушите, — попросила.
— Живем третий год, в свободных отношениях, — слышался в полумраке ее голос. — У него обувной магазин, я за продавщицу, кассира и за все остальное, включая уборщицу. Познакомились во время фестиваля театров в Тель-Авиве. Я играла тогда в маленькой труппе, у нас была премьера, современная версия о библейской Эстер. Как молодая израильтянка наших дней возглавила борьбу своего народа против кровавых захватчиков. Мой тогдашний любовник написал, Йонатан. Из пограничной полиции, играл у нас героев-любовников. Шломо, мой нынешний, был по каким-то делам в Тель-Авиве, проезжал по Ротшильд, где мы и еще с десяток уличных театриков и артистов-одиночек разыгрывали свои гениальные, как нам казалось, страсти-мордасти. Увидел на помосте Эстер в гимнастерке, с автоматом «Узи». Припарковался, стоял, похожий на Гулливера в стране карликов… В общем, сделал красивый жест, артисты это любят. Дождался конца представления, шагнул за кулису, поздравил исполнителей, сказал, что, если мы не возражаем, он приглашает нас поужинать. Мы конечно не возражали. Ели-пили, шутили над щедрым великаном, глотавшим минеральную воду и таращившим на меня глаза. Под утро я уехала с ним в Хайфу. Сказала: только на один день, посмотрю, как он живет. И осталась, на неопределенный срок… Вам все это, наверное, не интересно? — спохватилась. — Бабская болтовня.
— Ну, почему же, — откликнулся он, — напротив.
Сдерживал мучительное, неодолимое желание. «Ужас! — думал, — какая же я скотина! Только бы она не заподозрила!»
— О любви между нами нет и речи, — слышалось в полумраке. — Деловая сделка. Я ему нужна в постели, он меня вытащил из дыры, кормит, одевает, возит в путешествия… Вы жили когда-нибудь в районе Центральной автобусной станции в Тель-Авиве? Нет? Ну, слышали наверняка, читали в газетах. Трущобы, притоны, толпы нелегалов. Я там прожила полтора года, снимала в складчину с тремя женщинами развалюху в вонючем тупике. Страшно вспомнить: воровство, проституция, поножовщина. … Г-споди, о чем это я. — Потянулась, взяла за руку. — Идите сюда. Бедный вы мой! — погладила нежно его волосы. — Ну, идите же, не надо бояться, я вовсе не недотрога…
Ушла она на рассвете. Был последний день их путешествия по Италии: поздно вечером, погрузившись в автобус, они поехали в аэропорт.
Он искал ее взглядом в толпе пассажиров в зале таможенного досмотра, у стойки с весами во время сдачи багажа, в салоне самолета, где она сидела далеко впереди рядом с великаном — она ни разу не обернулась, не посмотрела в его сторону. Вычеркнула из памяти как мелкий дорожный эпизод.
Дома, наутро после возвращения, он включил сотовый телефон, чтобы посмотреть сделанные в поездке снимки. Забилось сердце: под словами «записи» завис значок свежего сообщения. «Я приду вас когда-нибудь послушать. Дина», — прочел на светящемся экранчике..
Шло время, минул год, он ездил на стареньком «пежо» на репетиции, играл в концертах, побывал с оркестром на гастролях в Австрии, в Швеции. И всякий раз, стоило ему занять место в оркестровой яме или на сцене, извлечь из футляра инструмент, глянуть мельком в заполненный публикой зал, он видел ее. Женщину с удлиненными тушью галочьими глазами, приласкавшую его из жалости в ночном номере римского отеля. Он играл для нее свое коронное соло в Концерте для гобоя с оркестром Альбинони. Выдувал, лаская губами пластины мундштука, не воздух из легких, нет! — свою печаль и нежность, благодарность жизни за радость бытия, за все прекрасное, что удалось пережить на этой грешной земле. Верил: отзвучит последний аккорд, дирижер обернется к залу, поднимет жестом оркестрантов, и он увидит: она аплодирует стоя в рядах, кричит: «браво!» Может, даже подойдет с букетиком цветов, протянет. Скажет: «Здравствуйте, Владислав Игнатьевич! Вы замечательно играли, спасибо!»
Понимал: никогда ничего подобное не случится. И все-таки верил.
Об авторе.
Родился в Узбекистане, выпускник Ташкентского госуниверситета, по профессии журналист. Печатался в разное время в журналах «Звезда Востока», «Смена», «Физкультура и спорт». Автор изданных в России и Израиле восьми книг художественной прозы. Три последние — беллетризированные биографии балерины Матильды Кшесинской, эсерки и террористки Фанни Каплан и князя Феликса Юсупова вышли в 2006 — 2016 гг. в московском издательстве АСТ. Лауреат Литературной премии Союза русскоязычных писателей Израиля за книгу прозы «Вилла в Савийоне». Живет в Ришон-ле-Цион.
Геннадий СЕДОВ
http://literratura.org/prose/2416-gennadiy-sedov-ya-pridu-vas-kogda-nibud-poslushat.html