Уважаемые читатели, в память об авторе, Киме Гарбузе, предлагаем вашему вниманию рассказ «Дядя Авремел».
Почему из всех своих многочисленных родственников я выбрал именно дядю Авремела? Почему мой рассказ не о дяде Ароне, его родном брате -ведь оба они были типичными представителями своей среды и в то же время антиподами? И оба оставили яркий след в моей жизни. Дядя Арон — весельчак и выпивоха, любитель и любимец женщин, еврейский рубаха-парень, а дядя Авремел — тихий, добрый, глубоко религиозный человек. Столичный житель (до войны жил в Ленинграде, а после войны в Киеве) дядя Арон, и провинциальный, можно даже сказать местечковый, дядя Авремел. Дядя Арон олицетворял собой материальную, физическую сторону бытия, дядя Авремел-духовную. Теперь, когда я достиг вполне себе перезрелого возраста, духовная сторона жизни, а значит, и Авремел, мне ближе. И рассказ пойдет о нем, о дяде Авремеле.
Авремел был невысокого роста, отнюдь не атлетического телосложения. Его лысая голова всегда была покрыта, как и положено верующему еврею. Летом он носил картуз, зимой — теплую шапку, а под ними обязательно кипу. Его лицо окаймляла седая, слегка курчавая борода, а голубые глаза смотрели на собеседника с обезоруживающей добротой. Я никогда не видел дядю сердитым, может быть, и по этой причине тоже дядя смог дожить до глубокой старости. Последние сорок лет своей жизни он занимал должность шойхета и руководил местным подобием синагоги-комнатой в частном доме, где собирались помолиться немногочисленные евреи местечка. Да, дядя Авремел был той самой искоркой, не дающей погаснуть еврейскому костру.
Авремел имел еврейское образование: он окончил иешиву, куда его определил отец — мой дед Исрул. Авремела, с некоторой натяжкой правда, можно было бы назвать полиглотом. Он знал несколько языков. В совершенстве дядя знал идиш и иврит, не в совершенстве — украинский и далеко не в совершенстве — русский. На иврите дядя разговаривал с Б-гом. На идиш — со сверстниками, сестрами, братьями и своими детьми, на украинском он общался с внуками, племянниками, а также с неевреями, не относившимися (по мнению дяди) к «категории начальства». На русском дядя общался с начальством районного масштаба в лице участкового уполномоченного и фининспектора. С более полномочными представителями властей у дяди контактов не наблюдалось. Поскольку дядя Авремел считался служителем культа, то подвергался периодическим проверкам. Особенно по части уплаты налогов. Дело, конечно, не в налогах, вернее, не только в налогах, а в том, что власть считала необходимым держать пульс на руках немногочисленных, сохранившихся в допустимых ею (властью) количествах жрецов «опиума для народа». Вернее, можно сказать, власть не на пульсе руку держала, а крепко за горло держала служителей этих самых «культов».
Недостаток познаний в русском языке в виде неправильного применения падежей, склонений и спряжений дядя восполнял валютой из золотого фонда СССР — бутылкой водки. Обыкновенная бутылка водки так действовала на слух и зрение фининспектора, что тот не замечал, мягко говоря, некоторых шероховатостей дядиного русского. Не замечал он и более важных предметов, требующих его внимания, а именно: действительного количества убиенной дядей птицы. На это фининспектор смотрел через уменьшительное стекло, что соответсвенно уменьшало налоговый пресс со стороны родного государства. Рука, державшая дядино горло, слегка ослабляла свою хватку…
Доброжелательность и открытое сердце дяди привлекало к нему людей и даже иногда уберегало его от неприятностей. Недаром же реб Авремел возглавлял немногочисленную, но зато сплоченную религиозную общину городка.
Произошел с дядей один необычный случай. Однажды вечером он возвращался домой после вечерней молитвы. Ему навстречу попался известный в городке антисемит и хулиган Иван Белоус. Дорога узкая, не разминуться и свернуть некуда. Завидев характерную еврейскую внешность Авремела и будучи в своем обычном «подпитом» состоянии, Иван Белоус гаркнул во всю свою могучую глотку: «У-у-у, жидюга!!!» Всю вековую ненависть вложил Иван в этот возглас — от Богдана Хмельницкого, Петлюры и Махно с Тютюнником до первого секретаря компартии Украины (кто там тогда занимал этот пост — «без разницы»).
Чего ожидал от дяди пьяный Белоус? Мольбы о пощаде? Унижения? Протеста? Все это привело бы к желаемому им завершению роковой встречи. Дядя был бы избит или еще хуже, вообще мог расстаться с жизнью. Кто знает,что могло бы призойти при встрече пьяного антисемита, здорового, как бык, Ивана Белоуса и щуплого, невысокого еврея — моего дяди Авремела?
Авремел не испугался, не унизился. Он, спокойно проходя мимо своего недоброжелателя, вежливо с ним поздоровался: «Добрий вечiр, Iване! Доброго здоровья». И пошел своей дорогой, не оборачиваясь. Мужик так и остался стоять с отвисшей челюстью, тупо размышляя и глядя вслед спокойно удалявшемуся еврею.
О чем думал Иван Белоус, нам знать не дано. Но факт остается фактом: Иван с того самого дня изменился. Злобствующий зоологический антисемит исчез, а остался украинский мужик Иван Белоус. Не стал Иван юдофилом, конечно, но и к юдофобам его уже нельзя было отнести. Он даже не позволял в своем присутствии рассказывать гнусные антисемитские анекдоты …
…Дядя Авремел умер, когда я уже жил в США. Ему было около 100 лет. Перед моим отъездом в Америку я заезжал в наш городок попрощаться с родственниками. Дядя очень гордился тем, что его сестра — моя мать — живет «аж в Америке». В его представлении Америка занимала второе место после, естественно, Израиля, что тоже, согласитесь, почетно. А было это в 1979 году.
Уже в США я встретил своего дядю, вернее, очень похожих на него людей — любавичских хасидов. В квартире у меня на стене висит портрет Любавичского Ребе. Да это же мой дядя Авремел…
А дело было так. Мой приятель и бывший начальник Леонид предложил мне поехать с ним на Президент стрит к любавичским хасидам: они, мол, могут помочь с трудоустройством. Кто такие хасиды, а тем более любавичские, я понятия не имел. Но как же не послушать человека, живущего в Америке уже четыре месяца? Вышеупомянутый приятель — «старожил» являлся к тому же владельцем собственного автомобиля-огромного восьмицилиндрового монстра, требовавшего заправки чуть ли не после каждой поездки. На этом монстре мы и поехали на Президент стрит. С большим трудом запарковавшись, вошли в приемную, представились на смеси английского с идиш мужчине в черной шляпе, сидевшем за столом.
Нам было велено подождать. Сидим — ждем. Через несколько минут дверь открывается и в комнату входит… мой дядя Авремел. Если бы я не знал ,что дядя остался там, в Украине, то бросился бы к этому человеку. Конечно, это был не мой дядя — та же борода, очки, покрой костюма, только на голове не картуз, а кипа. Да именно такой костюм дядя надевал по субботам и праздникам. И глаза не дядины голубые, а карие. Следом за ним вышел …еще один дядя Авремел — копия первого. Наваждение … Оба «дяди Авремела» уделили нам примерно полчаса. Говорили они в основном на идиш и немного по-русски. Не смогли они помочь нам в тот раз, работу я нашел самостоятельно (а может, с их помощью?) Но сколько тепла исходило от них, и как нам его раньше не хватало! Как я был обогрет этим теплом и участием! В тот день я воспрял духом. Мне подумалось: «Если в Америке живут такие люди, как мой дядя Авремел, то нам, евреям, будет здесь хорошо».
Ким ГАРБУЗ
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 4,40 из 5)
Загрузка...
