Памяти друга, или Талант делать добро. Арье Юдасин беседует с Маратом Меиром Левиным о раве Хаиме Коэне

Пошли мне, Г-сподь, второго,
Чтоб вытянул петь со мной!
Прошу не любви ворованной,
Не милости на денёк —
Пошли мне, Г-сподь, второго,
Чтоб не был так одинок!
Андрей Вознесенский

– Здравствуйте, Марат! Не хотелось говорить с Вами на эту тему, но, увы, пришлось. Вы были близким другом удивительного человека, рава Хаима Коэна, только что от нас ушедшего. Меня он недавно благословил, чтобы «мои стихи приносили пользу еврейскому народу». А Вас он, кажется, некогда благословил на всё Ваше литературное и музыкальное творчество?
– Мне трудно сказать, что это было «благословение». Это было больше, чем благословение. Как-то я спросил своего учителя: «В Талмуде написана фраза, что конкурент ненавидит конкурента, а мудрец его любит. Как такое понимать, это сказано только о мудрецах Торы или о любых мудрецах?» Учитель спросил меня: «Много ли таких мудрецов ты встречал в жизни?» Я ответил: «По-моему, только одного — Хаима».
Он был единственным, который на моём пути к Всевышнему посадил меня вначале рядом, за свой стол, а потом как отец поднял высоко-высоко над своей головой.

– Красивый образ. А в чём это конкретно заключалось?
– Часто, когда нам делают добро, его делают как-то сверху вниз. Не дай Б-г подумать, что нас при этом презирают или плохо к нам относятся — может быть, просто жалеют. Но — редко делают себе равным.

– Насколько я знаю, такое «равное, равноправное» состояние отношений спонсора и получателя — это прямое требование Торы. Скажем, человек, дающий бедному деньги в пренебрежительной форме, теряет всю свою заслугу, и в его «досье» идёт только оскорбление другого человека.
– Да, всё так… Но на деле видел я это только от Хаима — никто из нас не был «спонсором» или «получателем». На трапезе в седьмой день после его ухода сын Хаима процитировал мудрость, которую он постоянно слышал от своего отца: это был отрывок из моего рассказа про ключ. Наверное, чтобы в полной мере понять фразу «посадил тебя за один стол», надо всё-таки родиться в Грузии.

– А «поднял над головой»?
– Когда я начал заниматься музыкой и вместе с Хаимом записывал свою первую песню — причём записывали мы 14 часов, — о музыке кроме названий нот я не знал ничего. Хаим до этого 20 лет профессионально занимался музыкой, был известнейшим бардом. Моим успехам он радовался даже больше, чем я; я бы так не смог даже по отношению к нему… За неделю до смерти он мне сказал, что очень гордится моими успехами и рассчитывает, что будет гордиться ещё больше.

– Марат, уж коли мы заговорили о себе самих — как он в общении с Вами отзывался о моей поэзии?
– О «Слепом художнике – 2» он написал: «Нет слов! Прекрасно!» И последнюю мою вещь, клип о Высоцком, где звучит эта песня на Ваши слова, он смотрел за день до смерти, уже в больнице. Но сам писать музыку на Ваши стихи не решался, хотя я ему предлагал, сказал, что это не его. Говорил, что стихи очень хорошие, но писать на них музыку он не может.

– Расскажите просто о нём.
– Начну с того, как я с ним познакомился, наверное, это больше всего говорит о нём. Я приехал учиться в иешиву «Швут ами», на второй день ко мне подошёл Хаим и пригласил на шаббат. Во время шаббата случилась история, которая меня и жену научила больше, чем многие прочитанные книги. Сын его, тот самый, о котором я упомянул, потянулся за красивым бокалом. Папа отругал его, но, только он отвернулся, сын сбросил этот дорогой бокал (как я потом узнал, единственную вещь на память об отце Хаима) на пол — и он разбился вдребезги. Я бы точно дал по шее — и это ещё очень слабо сказано. Вдруг неожиданно услышал радостный крик: «Мазаль тов!»
Меня это так поразило — что человек может настолько подняться над своей материальностью, над своим авторитетом… Это было больше, чем 100 уроков. Хаим сказал, что так он получил по традиции от своего отца: никогда не ругать детей за материальные вещи, а только за что-то серьёзное духовное.

– Где он родился, сколько ему было лет?
– Хаим 1955 года рождения, родился в городе Гори. Он был «софек коэн». Хотя у грузинских евреев коэнов нет, но в его семье существовала традиция, что кто-то из его предков был выходцем из Турции.

– Он принимал участие в коэнском благословении?
– Нет. Как-то я попросил его участвовать в выкупе первенца у внука, Хаим отказался, сказал, что он «коэн под сомнением».

– В чём заключалось это «сомнение в коэнстве»?
– Подробно мне он не говорил. Фамилия их была Коэнашвили. Возможно, принимая на себя все ограничения коэнов, он не хотел пользоваться какими бы то ни было коэнскими привилегиями, не имея стопроцентной гарантии чистоты своего коэнства. Он был человеком невероятно скромным.
Знаете, Арье, я не думал, что мне будет так сложно о нём рассказывать, и дело не только в эмоциях. Мне приходят на память в основном ситуации, когда он делал что-то для меня, а о нём самом я, оказывается, знаю не так много. Он в общении хотел только всё отдавать и ничего не брать. Я как-то заикнулся о деньгах и услышал: «Ты до этого не доживёшь, чтобы я с тебя брал деньги».
До 28 лет он не был женат и потому рош-ешива запретил ему ездить на женские семинары, выступать перед девушками. Причина в том, что все участницы семинаров в него влюблялись. Однажды невестка рош-ешивы сказала Хаиму, что, для того чтобы жениться, нужно 40 дней ходить к Стене Плача и читать такие-то псалмы, только об этом никто не должен знать. Хаим ответил, что он в это не верит (чтобы она тоже не знала) — и 40 дней ходил к Стене Плача. Безрезультатно. Потом он подумал: это праведникам достаточно 40 дней, а таким простым людям, как он, нужно ходить вдвое больше. Ровно на 80-й день познакомился со своей будущей женой, еврейкой из Туниса. У них три дочки, две из них замужем, и два сына.

– Можно Вас попросить привести какие-то факты из его биографии, которые Вы всё же знаете?
– Он учился в городе Гори, у него два брата, один из них религиозный, живёт в Иерусалиме. Мама Хаима была поэтессой, Ваша коллега, писала по-грузински. Гитарой он занимался, по-моему, с 6-го класса. В его жизни очень большую роль сыграл рав Ицхак Зильбер, да будет благословенна память праведника. Дочка рава Ицхака говорила мне, что папа сказал ей однажды про Хаима: «Знаешь ты, Хаим боится Б-га?» Наверное, это была самая высокая оценка, которую можно было услышать от рава Ицхака.
Отец Хаима в своё время, как многие грузинские евреи, занимался каким-то бизнесом, но передал Хаиму хорошую традицию не жалеть о материальных вещах. Он умер молодым, когда Хаим был школьником.
В Израиль Хаим приехал в 72-м, в 17 лет. Поступил в Беэр-Шевский университет на инженерную специальность. Постепенно начал приходить к Торе, посещать какую-то сефардскую синагогу. Когда я с ним познакомился, 20 октября 1993 года, он уже много лет преподавал Тору. Работал вместе с равом Ицхаком в Италии, ездил в Россию на семинары рава Цукера, на семинары в Америку и Австралию… И ни один семинар не обходился без его песен под гитару.
Когда я начинал заниматься творчеством, то рав Моше Элияшив сказал мне обратиться к Хаиму Коэну и спросить у него, могу ли я вообще этим заниматься. Хаим не мог понять, почему рав Моше послал к нему — ведь они не виделись до этого 5 лет и раву Моше ничего не было известно о занятиях Хаима музыкой. Это я точно знаю. Я решил, что это просто его «руах а-кодеш», святой дух. Только сейчас я понял земную причину этого «руах а-кодеш»: вероятно, когда кто-то начинает новое дело, абсолютно необходимо, чтобы человек, выступающий экспертом, обладал настолько высокой душой, какая была у Хаима. Чтобы он отличался такой готовностью себя отдавать и такой любовью к людям. Кроме того, наверное, очень важно, что у нас был сходный менталитет. Приезжающим из Грузии нередко сложно бывает прижиться в иешивах — из-за того, наверное, что в Грузии и России очень разный тип межчеловеческих отношений. Был тогда, по крайней мере, мне сложно говорить, что сейчас. На Востоке люди теплее…

– Горячее, прямо скажем, и наши восточные «добрые соседи» это упорно доказывают.
– Востоки тоже разные бывают, я говорю о Востоке мужчин, а не Востоке ишаков. И пусть левые кидают в меня камнями.
Только сейчас я вдруг понял другую фразу рава Элияшива. Я как-то пожаловался, что меня не любят функционеры, и он очень удивлённо меня спросил: «Тебя ведь Б-г любит, разве тебе этого мало?» Есть любимая им самим песня Хаима на стихи Дворы Левитиной: «Ради Б-га я люблю, Ради Б-га я страдаю, Ради Б-га я терплю, Ради Б-га я прощаю…» Я понимаю, что любовь ко мне Всевышнего заключалась, в частности, в том, что Он пересекал дороги праведников разных народов в нужную минуту с моей дорогой. Пересечение с дорогой Хаима, может быть, самый или уж точно один из самых дорогих Его подарков.
– Марат, Вы не упомянули, что мы с Вами и литературно сотрудничали с равом Хаимом, а у меня случались с ним заочные «препалки».
– Слава Б-гу, была и «высшая инстанция» для разрешения споров — мой рав. Поэтому евреи могут, долго сотрудничая, оставаться близкими друзьями. И даже становиться от этого ближе. Хаим по поручению рава Моше Элияшива и рава Эуда Раковского делал «раввинскую проверку» всех моих произведений — и нередко поправлял ошибки и неточности. Более того, по его совету я уничтожил книгу, которую я писал о раве Ицхаке Зильбере — поскольку она была недостойна рава.

– Хорошо, эта книга по инициативе рава Хаима не появилась на свет. А какие-то книги да появились из-за него?
– Все мои пять книг — все только из-за него. Более того, серия моих первых рассказов была сперва опубликована на грузинском в переводе Хаима — и на грузинском они мне больше нравились, звучали красивее. Наверное, потому, что они в основном были связаны с (нашими с Хаимом общими) воспоминаниями о Грузии. А когда мы с Вами, Арье, редактировали мои 4-ю и 5-ю книги — Вы, конечно, помните, что мой учитель рав Эуд Раковский сказал так: «Если проверит книгу рав Хаим и у него не будет возражений — даю своё благословение на издание сразу. Если нет — сядешь рядом со мной и будешь переводить всю книгу дословно, по строчкам».

– Марат, простите, немного отвлекусь. Среди тех, за кого я, да и многие другие евреи в последнее время молились, был кроме рава Хаима и великий мудрец Торы рав Моше Шапиро, да будет благословенна память праведника. Рав ушёл в иной мир ровно через неделю после рава Хаима. Ваш учитель что-то о нём рассказывал?
– Только сегодня я узнал, что мой учитель 40 лет занимался с ним в хевруте, и рав Моше Шапиро называл его «мой возлюбленный друг» и считал истинным мудрецом Торы. Можете представить, что такой человек, к слову, из семьи Виленского Гаона, потомок выдающихся мудрецов и каббалистов, посвящающий Торе многие десятилетия все свои дни и ночи, полностью доверяет раву Хаиму Коэну в вопросах, связанных с мировоззрением Торы?!

– Он оценивал так высоко знания рава Хаима или в первую очередь его добросовестность?
– Я думаю, для рава Раковского это одно целое, он одно от другого не отделяет. Ясно, что кроме знаний важнейшее значение для моего учителя здесь имели глубочайшая человеческая порядочность рава Хаима и его душевная тонкость. Но, впрочем, рав Раковский мне не рассказывал о причинах своего выбора.

– Писал ли рав Хаим сам — книги, стихи?
– Он писал отдельные рассказы, иногда стихи и много переводил — с иврита на русский и грузинский.

– Если не путаю, именно он перевёл известную книгу рава Рафаэля Айзенберга «В конце дней», где собраны еврейские предсказания о приходе Машиаха?
– Да, она издана лет 30 назад и многократно переиздавалась. И с ней у меня ассоциируется песня самого Хаима — единственная на его кассете, написанная на собственные стихи: «Привет, дорогой гой, пишет тебе еврей…» Помню, в начале моего пути возвращения к Торе она вызывала у меня дикое раздражение — при чём здесь другие народы?! А через несколько лет, когда я услышал её повторно, я плакал — потому что я понял, что это — просьба о приходе Машиаха, когда «народ на народ не пойдёт войной» и «когда мы вместе будем молиться Б-гу в Иерусалиме».

– Марат, Вы говорили мне, что собираетесь сделать передачу о раве Хаиме…
– Как раз ровно сегодня я делал её на сайте бреславских хасидов, в том числе спел 3 песни из его репертуара. Вы знаете, это, наверное, из области мистики, которую я, в отличие от Вас, Арье, не очень люблю — но в ушах у меня звучала аккомпанементом его гитара, и мне даже казалось, что он подпевает. Хотя, может, в этот момент он, представ перед Всевышним, поёт, а мы ему отсюда подпеваем?

– Марат, я понимаю, что это не нашего разума дела, очень редко Создатель раскрывает нам конкретные причины Своих постановлений о жизни и смерти… Но как Вы думаете, отчего рава Хаима, чистого и праведного человека, Он решил забрать довольно рано, в 61 — и, что называется, «на полном скаку»? Я с ним беседовал за месяц до его ухода — он звучал естественно и оптимистично. Так, что, если бы я не знал о его тяжкой болезни, не догадался бы. Рав Бинский говорил мне, что беседовали они с Хаимом, уже много десятилетий близкие друзья, за 8 дней до его ухода — то же ощущение.
– Поймите, это был праведник, вся цель жизни которого была — только отдавать, поддерживать других. Он даже голосом своим до самого конца никого не хотел смутить или огорчить. Думаю, его жизненным девизом могли стать строчки одной поэтессы, о которой я знаю только имя — Юля, их я взял эпиграфом к одному из рассказов:

Твори добро, пусть
не поймут,
Твори добро, пусть
не вернётся,
Твори добро и там
и тут,
Пусть каждого
оно коснётся.
Твори добро
не почему-то,
А от сердечной
чистоты.
А если злом ответит
кто-то,
Пред Б-гом прав не он,
а ты.

А почему его так рано и, как нам всем, знавшим его, кажется, не вовремя забрали?.. Отвечу Вашими же стихами, которые Вы написали в память о раве Исраэле Бельском, да благословится память праведника:

…Не полон
Небесный кворум сил,
И лучшую опору
Прислать Г-сподь
просил.
Такой, чтоб был
он правым,
Всех чище и мудрей,
Чтоб не хотел он славы,
А также — был еврей.

Мы не можем гадать, для этого как минимум надо знать, «где стоят все фигуры». Но если взять сумму того добра, которое он успел подарить людям, в том числе и мне лично — то этого хватит на множество человеческих жизней.