Глубокой ночью из-под президентской кровати неожиданно вылетел ночной горшок и задымился. Ахмадинеджад с недоумением посмотрел на распоясавшийся предмет непозволительной роскоши, доставшийся ему еще от Рафсанджани. Позолоченные буквы с цитатами из Омара Хайама и Хаима Омаревича, украшавшие ободок горшка, сложились в надпись «Внимай, о смертный! Ужасный час настал!»
«Происки мирового сионизма, — нахмурился Ахмадинеджад. — Интересно, что они подложили в мой горшок?»
И тут же, словно в ответ на его мысленный вопрос, дым стал коричневатым и приобрел характерный запах. В течение считанных секунд он менял свои очертания, пока не превратился в расплывчатый образ бородатого субъекта в меховой шапке и черном пальто. Развевающиеся пейсы недвусмысленно указывали на национальную принадлежность незваного гостя. Когда обитатель горшка полностью материализовался, Ахмадинеджад подумал, что это лицо ему до боли знакомо.
— Нет, сын мой, я не твой друг из «Натурей Карта», — громовым голосом изрек посетитель. — И не твой враг из ХАБАДа. Не советую тебе звать стражей исламской революции. Твоему горю они уже не помогут.
Гость снял шапку и отклеил пейсы. Только теперь Ахмадинеджад понял, что перед ним — сам аятолла Рухолла Мусави Хомейни.
— Конспирация, конспирация и еще раз конспирация, — с легкой картавинкой произнес аятолла. — Даже на том свете от сионистов спасу нет.
— А как же гурии? Гурии там есть? — Ахмадинеджада почему-то до боли взволновал вопрос, неподобающий для начала общения с духовным наставником.
— Ха, гурии, — покачал головой Хомейни. — Помнишь, что в Коране сказано: ровесницы праведника. От этих старух спасу нет. Но давай не будем о грустном, поговорим лучше о кошмарном. Знаешь ли ты, сын мой, что в сионистском образовании ввели пост министра по стратегической угрозе?
— Да, мне начальник разведки докладывал. Сионисты называют его еще «министерством по иранским проблемам». — Вот-вот, теперь у нас проблем прибавится. Знаешь ли ты, кто будет министром этой самой стратегической угрозы?
— Конечно, знаю. Либерман. Ну и что?
— А то, чувак, что кирдык тебе приходит. И всему моему наследию. Либерман — это тебе не хухры-мухры, это покруче ядерного реактора в Димоне будет.
— Не понимаю, уважаемый… Он, кажется, вообще в делах спецслужб не смыслит, и в военном отношении — даже не капитан, как их министр обороны. Не понимаю, почему вы так разволновались, учитель?
— Еще поймешь. Да только поздно будет. В общем, пока не поздно, прекрати сомневаться в Холокосте и отзови требование переселить евреев в Гренландию. И бомбу, бомбу строить перестань. А то…
С каждым мгновением голос Хомейни становился все тише и тише, а облик — все туманнее и туманнее. Слова, последовавшие за «А то…», Ахмадинеджад и вовсе не расслышал. Аятолла словно испарился, а на дне горшка осталась кучка желеобразного вещества неизвестного происхождения.
«Предупрежден — значит, вооружен, — подумал президент. — Надо в срочном порядке созвать военный совет».
В течение получаса все министры, военачальники и руководители спецслужб прибыли на место. Внимательно изучая горшок и принюхиваясь к его содержимому, начальник контрразведки поморщился:
— Это же Насралла! Говорил же ему: смени фамилию, русские над тобой смеются. Вот и доигрался.
— Так это его русские так уделали? — возмутился Ахмадинеджад. — Мне же сам Сирожиддин-ако Лавров обещал, что они будут на нашей стороне и не станут мочить в сортире наших людей…
— Нет, не русские, а «русские» сионисты. Работа «Моссада». Они всегда после себя следы оставляют. Чтобы кто-то из наших наступил и уже отмыться не мог.
— Ну так позови сюда их резидента! Помнится, живет он на улице Строителей, дом 3, квартира 4, второй этаж…
— Нет, шпион Рабинович живет этажом выше, — вежливо поправил Ахмадинеджада главный контрразведчик. — На втором этаже живет резидент ЦРУ Джон Смит.
— Да? Видимо, у меня устаревшие данные. Как бы то ни было, доставьте его сюда.
Не успел начальник контрразведки дойти до двери, как раздался страшный грохот, и в окно влетел крупногабаритный мужчина в костюме супермена.
— Поздно, — прошептал начальник стражей исламской революции. — Ничего у нас больше не выйдет. Это сам Либерман…
Либерман уверено уселся в любимое кресло Ахмадинеджада и поинтересовался:
— Ну что, будем сдаваться скопом или по очереди?
— А за ускоренное прохождение гиюра снисхождение будет? — низко кланяясь, спросил начальник контрразведки.
— Там разберутся, — многозначительно ответил Либерман. — Но если кто не прекратит обогащение урана, то получит по наглой исламофашистской морде!
И у носа Ахмадинеджада возник железный кулак в бархатной перчатке…
JJJ
Проснувшись в холодном поту, Ахмадинеджад подумал: «Приснится же такое!»
Резво вскочил — и вдруг его нога вместо тапочка угодила в ночной горшок. Что-то мерзкое прилипло к пятке.
— Это Насралла, — раздался насмешливый голос с заметным русским акцентом. — Попал по месту назначения. Ну что, дружок, будем сопротивляться? Только предупреждаю: сопротивление бесполезно!
— Звездец подкрался незаметно, — утирая пот со лба, пробормотал Ахмадинеджад и лихорадочно начал заполнять анкету с просьбой принять его в партию «Уже не наш дом Иран».
Еженедельник «Секрет»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
