Сегодня с нами — традиционные для бывшей черты оседлости еврейские профессии. Некоторые из них вместе с нашими собратьями, тем или иным делом в совершенстве владевшими, ушли в небытие, испепелившись в огне Катастрофы. Прерванной оказалась связь, по которой из поколения в поколение передавались навыки и секреты профессионального мастерства. Вот — фраза, не помню уже точно, кем произнесенная: «И кто сегодня возьмется починить фамильную ценность — заводные часы?»
Старинные часы остановились, а жизнь продолжается. И наша память — самая надежная «камера хранения» прошлого, без которого нет дороги в будущее. Стоит упомянуть об уникальной выставке, объехавшей многие страны, на которой экспонировались редкие фотографии Романа Вишняка из серии «Исчезнувший мир». Экспозиция эта посвящена довоенному Идишланду и его героям — раввинам и их ученикам, ремесленникам и торговцам, музыкантам и просто бродягам. Родившийся в России, живший в Латвии, Германии, Франции, США, колесивший с фото и кинокамерой по еврейским местечкам Литвы, Польши, Венгрии, Чехословакии, «певец поруганной надежды», как назвал автора бесценных фотокадров лауреат Нобелевской премии Эли Визель, запечатлел для грядущих поколений современников-мастеровых: еврейских сапожников и портных, парикмахеров и пекарей, актеров и клезмеров.
Но есть и другие способы уберечь то, что не стерлось полностью, от окончательного исчезновения. И один из таких способов — литература, в частности — поэзия. В ней оживают образы наших не таких уж далеких предков, людей труда и вместе с тем философов и мыслителей. И кто мы в отрыве от них? Ветви без корней. А ведь многие из нас носят фамилии, происходящие от профессий, которые, как надо полагать, были в роду: Кушнир (скорняк), Шнайдер (портной), Шустер (сапожник), Тишлер (столяр), Поттер (горшечник), Бейгельман (булочник), и в русской традиции — просто Портной, Сапожников, Аптекарь, Музыкант…
Многим из еврейских умельцев посвящены стихи, где они, вне времени и пространства обретая бессмертие, продолжают жить и творить.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Александр Розенбаум
ЕВРЕЙСКИЙ ПОРТНОЙ
Тихо, как в раю…
Звёзды над местечком
Высоки и ярки.
Я себе пою, я себе крою.
Опустилась, ночь.
Отдохните, дети,
День был очень жарким.
За стежком стежок,
Грошик стал тяжел,
Ой, вэй!
Было время, были силы,
Да уже не то.
Годы волосы скосили,
Вытерли моё пальто.
Жил один еврей, так он сказал,
Что всё проходит.
Солнце тоже, вэй,
Садится на закате дня.
Но оно ещё родится,
Жаль, что не в пример меня…
Кто же будет одевать их всех
Потом по моде?..
Девочка моя,
Завтра утром ты
Опять ко мне вернёшься,
Милая моя, фэйгелэ моя,
Грустноглазая,
Папа в ушко майсу скажет,
Засмеёшься.
Люди разные, и песни разные…
Ой, вэй!
Будет день, и будет пища,
Жить не торопись.
Иногда богаче нищий,
Тот, кто не успел скопить.
Тот, кого уже никто нигде
Ничем не держит.
Нитки, бархат да иголки —
Вот и все дела.
Да ещё Талмуд на полке —
Так бы жизнь шла да шла…
Только солнце вижу я
Всё реже, реже…
Было время, были силы,
Да уже не то.
Годы волосы скосили,
Вытерли моё пальто.
Жил один еврей, так он сказал,
Что всё проходит.
Тихо, как в раю…
Звёзды над местечком
Высоки и ярки,
Я себе пою, я себе крою…
Я себе пою…
Ян Бруштейн
МАЛЕНЬКИЙ САПОЖНИК
Маленький сапожник, мой дедушка Абрам,
Как твой старый «Зингер» тихонечко стучит!
Страшный фининспектор проходит по дворам,
Дедушка седеет, но трудится в ночи.
Бабушка, большая и полная любви,
Дедушку ругает и гонит спать к семи…
Денежки заплатит подпольный цеховик,
Маленькие деньги, но для большой семьи.
Бабушка наварит из курочки бульон,
Манделех нажарит, и шейка тоже тут.
Будут чуять запах наш дом и весь район,
Дедушка покушает, и Яничке дадут.
Дедушку усталость сразила наповал,
Перед тем как спрятать всего себя в кровать,
Тихо мне расскажет, как долго воевал:
В давней — у Котовского, и в этой… Будем спать.
Маленький сапожник, бабуле по плечо,
Он во сне боится, и плачет в спину мне,
И шаги все слышит, и дышит горячо,
И вздыхает «Зингер» в тревожной тишине.
Фредди Зорин
ДЯДЯ ЛЕВА
Старый дворик, где ничто не ново.
Голос хриплый слышится в тиши —
Призывает мастер, дядя Лёва:
«Точим, точим ножницы-ножи!»
Мы, мальцы, глядим, восторг на лицах,
Позабыв про игры до поры,
Как точильный круг, вертясь, искрится,
Чтобы стали лезвия остры!
Молодит точильщика работа,
И не старят сединой виски.
Шуткой подбодрит из нас кого-то,
Приподняв защитные очки.
Скажет, разрешив поставить ногу
На педаль нехитрого станка:
«Только захотите — и ей-богу,
Сможете и вы наверняка».
Детство… В жизни что его прекрасней?
Много зим прошло и много лет,
Но поныне, радуя, не гаснет
Дальних огоньков знакомый свет.
В сумраке простора неземного
Зачарует летний звездопад…
…Может, это добрый дядя Лёва
Там, откуда искорки летят?
Герман Дробиз
СТАРЫЙ ЧАСОВЩИК
Старый часовщик Моисей Абрамыч,
руки золотые и добрый взгляд…
«Вот мои часы. Я завел их на ночь,
утром поднимаюсь — они стоят.
Старый часовщик, в ваших пальцах время,
как ему прикажете,
так и потечет…»
Я прошу волшебника, мудрого еврея:
«Вы поставьте мне часы
на обратный ход —
чтобы я вернулся в тот год проклятый,
в год, когда судьба загоняла в угол,
с другом разлучился я без объятий,
а теперь пришел и обнял друга.
Чтобы вслед за тем я вернулся в юность,
к девушке с глазами, словно сливы,
чтоб она мне снова улыбнулась
и чтоб я еще раз стал счастливым.
Чтобы я вернулся в тот дом с голландкой,
чтобы я вернулся в тот двор с колодцем,
там кудлатый Марсик подскочит с лаем,
и живая мама мне улыбнется…»
Старый часовщик улыбнулся грустно:
«Я вам запущу их, но лишь вперед.
Здесь оно бессильно, мое искусство —
время не имеет обратный ход».
Леонид Сорока
Мой дед, с которым не был я знаком,
не сиживал с ним рядом на крылечке,
как и отец его, был печником.
Он жил в полесском маленьком местечке.
И искорка, поднявшись по трубе
из той печи, что дед сложил когда-то,
звездою стала и сейчас тебе
и мне, мигая, светит виновато.
Наталья Бучацкая
КЛЕЗМЕРЫ
Желания и грезы не всегда
В объятиях реальности гуляют.
Ни смерть, ни жизнь, которые нам дал
Творец — никто, увы, не выбирает.
Но проводы и встречу этой жизни зыбкой
В штетле — местечке маленьком еврейском
Всегда сопровождают звуки скрипки,
Цимбал и флейты — клезмерский оркестрик.
Сплетенье горестных и светлых дней
В душе и скрипке клезмера теснится.
Так может плакать только лишь еврей.
И лишь еврей так может веселиться.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
