Еврейский Мир

Лиора Зив-Ами

Окончание. Начало

ОПЕРАЦИЯ «ЭНТЕББЕ»

Об этой дуэли я, казалось, забыла. Много лет прошло с тех пор, и множество событий произошло, событий значительно более важных, чем детская драка.

Оказывается, нет, вовсе не забыла. И не из-за самой драки: я не забыла то чувство вселенского одиночества, которое испытала, когда шла на дуэль.

Оно вернулось совершенно неожиданно.

Книга Ури Дана «Операция Энтеббе» ходила по рукам. Как и всю прочую подпольную литературу читать ее нужно было быстро, чтобы прочитало как можно больше народу. Но в данном случае подгонял еще и стремительно развивающийся сюжет.

Немецко-арабская группа захватила самолет компании «Эр-Франс», совершавший полет по маршруту Тель-Авив — Париж. Угонщики провели селекцию среди пассажиров, отделив евреев от неевреев. Евреев согнали в здание угандийского аэропорта Энтеббе и обещают расстреливать, если требования захватчиков не будут удовлетворены. Перед израильским руководством встает вопрос — что делать? Идти на поводу у шантажистов? Не уступать им и допустить массовую гибель евреев-заложников? Или совершить невероятное — провести операцию в далекой стране и освободить евреев?

Руководители государства выбирают последний вариант.

Ури Дан очень живо описывает, как проходила вся операция: обстановку в стране, сомнения и расчеты руководства, поведение непосредственных участников операции.

Чтиво захватывающее. Текст буквально заглатывается.

И вдруг остановка.

Я подошла к тому месту, где описывается, как израильские самолеты, покинув переделы Израиля, взяли курс на Уганду.

Непосредственно перелету Израиль — Уганда Ури Дан посвятил всего несколько абзацев. Но из-за маленьких подробностей, о которых он лишь вскользь упомянул, на меня нахлынули воспоминания.

Вроде ничего особенного в этих подробностях и не было: услышав «добро» при вылете за воздушное пространство Израиля, пилоты отключили связь; увидев под собой советские корабли, обслуживающие арабов, приступили к выполнению опасных маневров, чтобы не попасть в зону действия неприятельских радаров.

Но я думала о другом.

Я вдруг представила себе, как летят они среди огромного небесного пространства, одни-одинешеньки. Они не имеют права на малейшую оплошность, потому что все, что их окружает, им враждебно. Даже вспышки молний освещают их как-будто для того, пишет Ури Дан, чтобы показать их беззащитность. И я вдруг вспоминаю, как такой же беззащитной девчонкой шла совсем одна среди другого пространства ― снежного.

Они летят и не знают, чем все это кончится, понимают, что кончиться может совсем плохо, но не могут не лететь. Нет выхода. И я тоже тогда понимала, что выхода у меня нет, что не идти на дуэль я не могу.

Они прекрасно знают, что не на кого им рассчитывать, что против них все ― все, все, все. И даже те, кто могли бы посочувствовать им и помочь, боятся столкнуться со всеобщим и единодушным общественным мнением, у которого Израиль всегда виноват. А вот угонщики вовсе не чувствуют себя одинокими. Напротив, у них полно сочувствующих, всегда готовых их оправдать. И я вспоминаю, как стало мне когда-то обидно до слез: «Вот ведь, ему-то было кого позвать с собой, а мне некого, совсем я одна».

Нет, Ури Дан об этом не писал. Он родился в Израиле, с детства привык к другим проблемам, совсем иначе смотрел на мир. А значит и ассоциации у него были иными.

Ему ведь не приходилось идти одинокой точкой среди огромного пространства, покрытого снегом.

«И ПОШЛИ ОБА ВМЕСТЕ»

Вот опять проходит время и передо мной уже совсем другая Книга.

Но почему же это чувство возникает вновь, совсем не меняясь?

«На третий день возвел Авраам очи свои и увидел то место издалека.

И сказал Авраам отрокам своим: «Сидите здесь с ослом, а я и этот отрок пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам».

И взял Авраам дрова для всесожжения и возложил на Ицхака, сына своего, и взял в руку огонь и нож; и пошли оба вместе. И сказал Ицхак Аврааму, отцу своему, говоря: отец мой! И он сказал: вот я, сын мой! И он сказал: вот огонь и дрова, а где агнец для всесожжения? И сказал Авраам: Б-г усмотрит Себе агнца для всесожжения. И пошли оба вместе»

И пошли оба вместе ― только Авраам и его сын. Остальных Авраам остановил: посидите здесь, не ходите туда, не переступайте черту.

ЭТО не для вас. Вы ЭТОГО не выдержите.

Наконец иррациональное чувство еврейской инаковости обрело рациональный смысл.

Когда начинаешь понимать ее первопричину, инаковость не пугает и не кажется странной. Напротив, она логична, потому что начало ей положили слова Авраама: «Сидите здесь с ослом, а я и этот отрок пойдем».

Евреи отделены от других народов вовсе не конфессией.

Конфессий существует множество и все они разные. Каждая из них претендует на владение истиной ― на то она и конфессия.

Но разве кому-то удалось доказать на деле безусловную истинность своей конфессии? Преимущества, которыми совершенно очевидно обладают одни конфессии, с лихвой восполняются их недостатками. Да и спорить на эту тему, похоже, многим уже не хочется: слишком серьезен опыт религиозных войн с ничейным результатом.

Евреи отделены от других народов иной логикой существования и развития. Ее-то и подсказывает Голос Крови, причем даже тогда, когда сама конфессия из жизни исчезает, как это произошло с советскими евреями за железным занавесом. Потому и знают евреи об ЭТОМ даже тогда, когда никто им ничего об ЭТОМ не рассказывает и ничего не объясняет.

Причем на подсознательном уровне ощущают ЭТО не только евреи. Ощущают ЭТО и неевреи. И причины здесь очевидны.

У всех народов есть земля предков, но земля евреев ― это не земля их предков, а Земля Обетованная. Поэтому все народы укоренены в своей земле, а евреи, имея такого Дарителя, ― вечные странники.

Разве можно этого не ощущать? Подсознательно, без злобы — разве можно не чувствовать, что еврей всегда в пути, что он по сути не укоренен нигде, вездесущ, но везде случаен?

Он и сам этого не хочет, из кожи лезет вон, чтобы пустить корни в земле, где родился и вырос. Он хочет строить на этой земле, внести свой вклад в ее развитие, быть гражданином и патриотом. И он несомненно искренен в своем намерении.

Однако достаточно какого-нибудь повода — и все, еврей уже пакует чемоданы.

А ведь все стремятся к цели прямо противоположной — покою и устойчивости.

Каждый народ, обустраивая территорию своих предков, создает то, что остается даже тогда, когда сам народ прекращает свое историческое существование. Он создает уникальную культуру, создать которую способен только он.

Дух каждого народа ищет и находит собственные возможности материализации. Вот Авраам и говорит:

«Сидите здесь с ослом». И не в осле дело: «осел» (на иврите «хамор») того же корня, что и «хомер» — «материя».

Это вовсе не значит, что народы — материалисты. Просто их дух особым образом материализуется, фиксируя свой опыт в творениях культуры. Эти творения реальны, на них можно указать, о них можно рассказать, с ними можно познакомиться, к ним можно прикоснуться, показать и передать другим.

А у евреев? Ведь прикоснуться не к чему. Все синагоги, разбросанные по всему миру, не являются памятниками еврейской архитектуры. Все предметы иудаики, которыми заполнены музеи, никак не отражают дух еврейства.

Все, что есть у евреев, — это Слово. Поэтому так хочется евреям приобщиться к «культуре», так ревностно евреи подсчитывают число своих деятелей, преуспевших на почве «культуры», как-будто зная, что без этого подсчета никто не поверит евреям, что и евреи ― культурный народ. Даже термин «аккультурация», которым обозначали приобщение евреев к европейской культуре, указывает, на существование проблемы.

И сколько бы евреи не старались изобразить дело таким образом, будто нет никакой проблемы, все все равно чувствуют подвох и в глубине души евреям не верят.

Это ощущение существует изначально, независимо от чьего-либо желания. Не сегодня оно появилось, а давным-давно, когда разошлись пути-дороги.

Все народы обустраивали свои территории, создавали великие творения своего духа, постепенно наполняя ими сокровищницу цивилизации.

А где-то в песках Синая брел к Горе никому не известный одинокий народ, чтобы первым услышать, сохранить и передать другим слова, обращенные ко всему роду человеческому:

«Я — ТВОЙ Б-Г».

Голос Крови может не произносить эти слова.

Он лишь Ему Одному известным способом озвучивает саму суть проблемы. Эта суть раскрывается только на Земле Обетованной. И сколько бы усилий ни прилагали люди, вне Земли Обетованной эту суть не ухватить. Она ускользает.

Сколько раз, глядя на своих соотечественников-израильтян, я задавала себе вопрос: «Ну что между нами общего?» Мы ведь по сути даже к расе одной биологической не принадлежим. Какие же мы все разные — брюнеты и блондины, смуглые и белокожие, с чертами лица всех народов, с которыми мы давно уже состоим в кровном родстве.

Почему же я верю в то, что мы — один народ?

И почему я с детства ощущала, что между мной и теми людьми, с которыми вместе росла и училась, смеялась и плакала, которых искренне любила и люблю, с которыми меня упорно объединяли в общий советский народ, всегда существовала невидимая граница, за которой начинается ЭТО?

Я беседовала об ЭТОМ с израильтянами, которые собрались на Земле Обетованной со всего света. И вот что поразительно ― как только доходило до ЭТОГО, выяснялось, что мы прекрасно понимаем друг друга.

И это после 2000-летний разлуки!

Практически все, хоть и по-разному, рассказывали о том, что наступил момент, когда и они услышали Голос Крови и он сказал им:

«Ну, поднимайтесь! Побродили по свету, а теперь пришла пора возвращаться домой!»

И все это только лишь потому, что каждый откуда-то знает — его судьбу раз и навсегда определили те двое, отец и сын, Авраам и Ицхак, которые когда-то пошли оба вместе, чтобы заключить с Б-гом вечный союз и услышать слова обетования, которое никому не дано ни отменить, ни изменить.

Заграница

Декабрь 2016

Оцените пост

(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться