5 сентября не стало поэта, стихами и песнями которого мы спасались в годы брежневского безвременья. На 82-м году жизни умерла Новелла Матвеева.
Лучшее, что было в последние годы о ней написано, это, пожалуй, «Неюбилейное послание Новелле Матвеевой» Дмитрия Быкова. В нем блистательно преуспевший ученик славит своего с годами ушедшего в тень, но не переставшего быть боготворимым учителя.
Нынче у «прогрессивной российской общественности», к которой, несомненно, принадлежит культово почитаемый в России Быков, двух старых «поэток», Новеллу Матвееву и Юнну Мориц, держат за выживших из ума старух. Говорить в таком роде о них — это сегодня признак хорошего тона, знак принадлежности к либеральной московской тусовке.
Идеологически эстрадно-знаменитого либерала Быкова и полузабытую Новеллу Матвееву с ее ностальгическими стихами о «русском Крыме» разделяет пропасть. Быков пошел «против течения, против течения», написав к ее 80-летию этот исполненный любви и преклонения перед ней и ее неповторимым даром текст.
Теперь, когда ее нет, слова Быкова звучат особенно пронзительно. Хорошо бы ему в эти траурные дни еще раз повторить своим компатриотам, что «Матвеева имеет право на любое мнение, поскольку своему этическому кодексу (и “добрым нравам литературы”) не изменяет ни в чем». Какой отличный урок был бы для либеральной тусовки: можно и нужно уважать человека, смеющего думать и писать не в унисон со всей «прогрессивной общественностью», если делает он это «не из видов», то есть не для наград и гонораров, а по душе. Не говоря уже о громадном таланте и безупречном «поведении» «поэток» в те далекие времена, когда «хорошо себя вести» было опасно.
А ее «Девушку из харчевни» поют. Два года назад видела в Москве юную москвичку с гитарой, выводящую грустно: «Любви моей ты боялся зря — не так я страшно люблю». На мой вопрос, кто написал стихи и музыку, дитя беспечно ответило: «Не знаю». Высшей награды для поэта быть не может.
Если бы после Новеллы Матвеевой остался только этот тихий гимн безответной любви, этот шепотом наговоренный манифест безнадежной верности, то и тогда мы должны были бы ей низко поклониться.
Голосовые связки у нее были слабые, и неповторимый ее голосок всегда звучал с пластинки жалобно. А между тем диапазон ее поэтического голоса был огромный. Поразительно, но «Девушка из харчевни» и «Страх познания» написаны одной рукой.
«Там» ее с ее вечной гитарой будут слушать ангелы, а мы, покуда живы, будем продолжать слушать ее здесь, на грешной земле.
Мир праху твоему, Поэт, и вечная благодарность за то, что до последнего вздоха служила самому прекрасному делу на земле — «очеловечиванию» жизни поэзией. За то, что прошла свой крестный путь, ни разу не изменив ни звуку, ни смыслу, ни бедности, ни безвестности.
Соня ТУЧИНСКАЯ
СТРАХ ПОЗНАНИЯ
Познанье — скорбь.
Как на огне каштан
Трещит по швам, так сердце
рвется в хаос.
Но страх познанья кончится.
А там —
Опять начнется радость,
доктор Фауст!
Та радость будет высшей.
Но усталость
И вековечный страх мешают
вам
Из-под руин отрыть
бессмертный храм,
Хоть до него и дюйма
не осталось.
Смертельно страшных шесть
открыв дверей,
Ученый муж захлопнул их скорей,
Седьмой же — и коснуться
побоялся.
А именно за ней рос чудный сад,
Где пел источник, вспыхивал
гранат
И день сиял и тьмою не сменялся.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
