Лиза Юдин

Солдаты не могут выходить на боевые задания под ручку с адвокатами в экстремальной ситуации они должны принимать решение самостоятельно. Эти решения могут быть правильным или неправильными, но, в любом случае, нельзя создавать вокруг нашей армии атмосферу враждебности и мешать ей выполнять свой долг.

Авигдор Либерман.

«Охота на ведьм» продолжается. Но что-то в погоне за гуманизмом пошло не так.

В начале июня на процессе по делу Эльора Азарии, застрелившего террориста в Хевроне, выступил один из главных свидетелей обвинения полковник Ярив Бен-Эзра, командовавший во время событий Иудейской бригадой, размещенной в Хевроне. На месте происшествия полковник, естественно, не присутствовал, но видеоролики, как заявил суду, посмотрел несколько раз, ночей недосыпал, тщательно анализировал и пришел к выводу, что Азария – не гуманист и не миролюб, т.к. не было никакой оперативной надобности в открытии огня по раненому террористу.

Подчеркиваю, видеоролик №1 – снятый, простите за нецензурщину, «Бецелемом» (уже одно это слово говорит обо всем) – пара минут немого кино. НЕ-МО-ГО! Видно, как Азария стреляет в лежавшего на спине террориста и попадает в голову. Все. Конец фильма. Сегодня не обсуждаем, что там делали бецелемовские члены, как оказались и, вообще, имеют ли они право на существование в Государстве Израиль?

Ролик №2. Кино со звуком. Отчетливо слышен голос, говорящий, что у террориста есть бомба, и к нему нельзя подходить до прибытия саперов.

Я вот одного не понимаю, почему полковник, не присутствовавший на месте события, является главным свидетелем? Слово «свидетель» все-таки от слова «видеть», свидетель – очевидец. Посмотрел ролики? Такое впечатление, что только один. Ну ладно. Замечательно. Но в любом случае, камера наблюдения, в каком бы широком ракурсе она ни работала, полноту картины не дает. Консультант, аналитик, еще кто-нибудь в таком роде, но главный свидетель?!

«Никто не сообщал мне о том, что на террористе могло быть взрывное устройство – отметил Бен-Эзра. – О такой возможности я узнал только на следующий день из публикаций в СМИ.

Свидетель понаслышке, свидетель понавидке… Никто не сообщил… узнал из СМИ… – помилуйте, но это же не серьезно для главного свидетеля.

Слушание дела возобновилось 28 августа. Пошли настоящие свидетели. Очевидцы.

И вот тут у радетелей белых перчаток в борьбе с террористами начались проколы, опровергающие ранее публиковавшиеся детали инцидента. Говоря юридическим языком – дело начало разваливаться.

Первым номером программы выступил глава службы безопасности Хеврона, полковник запаса, Элиягу Либман. Он открытым текстом, без всяких экивоков и политреверансов, обвинил экс-министра обороны Моше Яалона во лжи.

Либман подчеркнул, что Яалон утверждал, что даже он (Либман), якобы считает добивание террориста необоснованным.

«Яалон лжет. Я такого не говорил. Есть неприятное ощущение, что кто-то превратил военнослужащего в мишень, а сейчас просто целится в него»,

— сообщил глава службы безопасности, добавив, что целиком и полностью стоит на стороне Азарии, напомнив высокому и справедливому суду, что террористов, раненных в ходе нападений на израильтян, добивали не раз, опасаясь наличия у них взрывчатки. И добавил —

Азария действовал правильно, в рамках инструкций, так как террорист был одет не по погоде, и его не проверили саперы.

Последовавший затем диалог между полковником Элиягу Либманом (дай Б-г ему здоровья) и обвинителем – военным прокурором Вайсманом настолько самобытен и интересен, что я не могу лишить вас удовольствия лицезреть некоторые моменты.

Вайсман – Либману:

«Если вы знали, что террорист еще жив и может подорвать взрывное устройство, то, как вы могли, будучи подполковником резерва, не приказать каждому солдату уйти на безопасное расстояние?».

Либман – Вайсману:

«На видео вы видели, что я переходил от места к месту и анализировал происходящее. Приказы подчиненным должны отдавать их непосредственные военные начальники. Ситуация, при которой я бы стал командовать неподчиненными мне военными, могла бы иметь катастрофические последствия. Если террорист шевелится, он нуждается в пуле в голову. Когда любой боец, находящийся на месте, считает, что есть угроза, он обязан ее ликвидировать, не ожидая чьего-либо приказа. Коль Вы обвиняете меня в том, что я не отдал приказ, который и не должен был отдавать, позвольте узнать, бывали ли вы когда-нибудь на местах происшествия подобного рода?”.

Судья вопрос отклоняет.

Либман – Вайсману:

“Прокурор, оставьте попкорн и колу и покиньте кинотеатр. Выйдите из фильма, в котором вы живете. Вы тот человек, который никогда не был на месте теракта. И вы никогда не несли ответственность за жизнь других людей”.

Вайсман – Либману (остроумничая):

“Зато вы—человек опытный в таких делах. Так почему же вы бездействовали?”

Либман – Вайсману:

“Эта проблема существует только в вашем уме”.

Вайсман – Либману:

«А вот документик, где комбриг приказал не вызывать эксперта по взрывчатым веществам на место теракта.

Либман парирует:

«Я не признаю этот документ. И я не согласен с комбригом. По-видимому, он чувствовал давление со стороны снимавших видео того инцидента в Хевроне. Когда я говорю, что чувствую опасность, то необязательно это означает, что я должен поднять руки и кричать. Прокурор пытается ввести суд в заблуждение. По вопросам, в которых вы пытаетесь выглядеть компетентным, вы, на самом деле, некомпетентны. Вы никогда не были на месте теракта, и ваш пульс никогда не был выше 200 ударов в минуту. Ну, разве что, в тренажерном зале. Я не должны кричать, когда чувствую опасность. Я должен применить навыки, полученные за 25-летний опыт работы. Я хотел бы напомнить прокурору, что хотя я командир в сфере безопасности, но на месте был командир роты, поэтому я не должен был предупреждать всех о том, что и так всем уже было очевидно.

Вайсман – Либману:

«Может быть, ответ гораздо проще — вы просто вообще не думали о наличии пояса смертника у нейтрализованного террориста. Ни вы не думали, Ни те, кто были вокруг вас?»

Либман – Вайсману:

«Прокурор задал мне непрофессиональный вопрос о том, чего никогда не было. Но мне придется ему ответить. Я был на месте. Я чувствовал опасность. Не должно быть такого, чтобы человек без какого-либо опыта и без какой-либо связи с реальностью рассказывал мне, что я чувствовал».

29 августа. Слушания продолжаются. Гвоздем программы этого дня стали показания командира взвода Азарии.

Комвзвода подтвердил, что вызванный на место происшествия сапер на тот момент еще не прибыл, и он приказал солдатам не подходить к раненому террористу, так как есть опасность «пояса шахида».

Офицер пояснил свои слова, в очередной раз сообщив, что при жаре свыше 30 градусов «нейтрализованный» был одет в слишком теплую и объемную куртку, застегнутую наглухо. Это понимали все присутствующие военные. По словам офицера, он сообщил об опасности наличия бомбы и своему начальству — командиру батальона, не находившемуся на месте.

Обратите внимание – офицер особо отметил, что нейтрализация террористов, совершивших нападение с холодным оружием в руках, не завершается после их ранения, так как остается опасность применения огнестрельного оружия или бомбы. Комвзвода также добавил, что проинструктировал военнослужащего, охраняющего раненого террориста до приезда сапера, стрелять, если террорист сделает резкое движение.

Затем, вызвали сапера пограничной службы, работавшего на месте происшествия. Еще один настоящий свидетель. Его слова, действительно, весьма и весьма важны для установления истины. Будьте внимательны, сапера вызвали уже к мертвому террористу. Это важно!

Сапер служит на своем посту с 2010 года и его работа состоит в том, чтобы обезвреживать (или уничтожать) найденные взрывные устройства, закладываемые террористами.

Отвечая на вопросы, солдат отметил, что, по прибытию, он был послан к неподвижному телу, чтобы проверить – есть ли на том заряд взрывчатки, могущий представлять более чем серьезную опасность для находящихся на этом месте солдат и офицеров ЦАХАЛ, ибо

«если террорист взорвется, в опасности будут все, кто оказался около него».

Уже одно то, что вызвали сапера, говорит — страх перед взрывом был, а иначе, зачем вызывали?

Есть тут одна интересная нестыковка. Все свидетели утверждают, что террорист был одет не по погоде, и только сапер говорит, что с одеждой было все нормально. Ему что не тот труп показали? Или он особый мерзляк, что теплая, застегнутая наглухо куртка в 30-градусную жару не показалась ему странной?

30 августа, продолжился опрос свидетелей защиты на суде над Эльором Азарией. Говорит один из сотрудников службы безопасности еврейского квартала Хеврона Аарон Горовиц:

«На месте находилось множество людей, и опасность взрыва была реальной, не выдуманной. Мы все время о ней помнили. Я слышал, как кто-то из моих коллег крикнул: «Террорист шевелится, возможно, что при нем есть взрывное устройство. В Хевроне имели место многочисленные происшествия, которые завершались совершенно неожиданным образом, и поэтому нельзя рисковать. В аналогичной ситуации очень может быть, что и я выстрелил бы в террориста».

Напомню и показания Элимелаха Карзана – водителя «амбуланса», прибывшего на место происшествия:

«… эксперта по взрывчатым веществам на месте происшествия еще не было… я почувствовал облегчение то того, что опасность нейтрализована. Но он пошевелился. Все заметили, что террорист еще жив, и закричали, чтобы никто не приближался. Была атмосфера опасности”.

Итак, непосредственные участники событий утверждают, что опасность была. Комбриг утверждает, что нет. И он не врет. Для него таки никакой опасности не было.

Где он там сидел в это время? И по телефону ему ничего не сообщили, а коль ему не сообщили, значит, и ничего не было. Глаз не видит, ухо не слышит – сердце не болит. Может, по этой причине он уже бывший?

Что будет дальше? Увидим.

Но один результат уже точно есть, и он, ох, как не радует, даже, если Эльора Азарию не только оправдают, но и какое-нибудь звание присвоят. А чего? Шалиту же присвоили.

Так вот, жуткая непроходимая пропасть обнаружилась между тем, как понимают происходящее в Государстве Израиль солдаты и высшее офицерство, и настроение общества явно не в пользу верхушки армии.

Печально это…

Facebook