Окончание. Начало тут
Только 4 марта в СССР был опубликован бюллетень о тяжелой болезни Сталина — с упоминанием о ее симптомах, в том числе о заинтриговавшем нас «дыхании Чейна — Стокса».
Как говорят архивные свидетельства, в Вашингтоне состоялось заседание Совета национальной безопасности, где обсуждались последствия неотвратимой смерти Сталина для политического курса Америки.
Обращает на себя внимание составленный 4 марта и подписанный директором Совета по психологической стратегии Уильямом Морганом документ под названием «Маленков как преемник Сталина». В нем были изложены результаты изучения досье нового руководителя, имевшиеся в Госдепартаменте, Пентагоне и других ведомствах. Был сделан вывод, что «Маленков не обладает способностью захватить и удержать доминирующее положение во власти над СССР. Он, несомненно, будет отчаянно бороться за то, чтобы напялить на себя сталинскую мантию, и не исключено, что окажется в состоянии носить ее несколько месяцев, пусть год или два, но не больше, чем три года».
Далее Уильям Морган писал: «Считаю, что Советами будет руководить политическая клика (cabal)…» Им упоминались в этой связи имена Молотова и Берии. Затем там же читаем: «Предполагаю, что развернется ожесточенная борьба за власть, по крайней мере в следующие три года, в течение которых мы должны до конца использовать военные и психологические преимущества, которые у нас появились».
23 апреля датирована итоговая аналитическая записка, подготовленная рабочей группой «Сталин». В ней отмечалось между прочим следующее: «Нас не должна вводить в заблуждение мягкая передача власти (в Москве). Системой деспотизма в долгой перспективе может управлять только деспот, история изобилует неудачными попытками заменить тирана каким-то комитетом. Это большой вопрос, сумеет ли Маленков (или кто-то еще) овладеть всеми силовыми факторами и сохранить их под своим железным контролем, как то удавалось Сталину».
Эти прогнозы оказались на удивление верными. В самом деле, уже через несколько месяцев, в июне 1953 года, состоялся первый кремлевский переворот. Опираясь на военную верхушку, секретарь ЦК Никита Хрущев ликвидировал, казалось бы, всесильного Лаврентия Берию. Действительно, не прошло и трех лет, как потерял доминирующее влияние Маленков. Но далеко не все важное на советском политическом поле было вовремя замечено американскими аналитиками. На первых порах они не придавали значения тому же Хрущеву: его фамилия даже не упоминалась в курсировавших документах.
Странно, что посольство США недооценило масштабность событий, связанных с состоявшимися 9 марта похоронами Сталина.
Помню, как жителям Гродно выдали в этот день траурные нарукавные повязки и приказали поочередно вставать в «почетный караул» вокруг памятников генералиссимусу, воздвигнутых в разных частях города. На лицах людей не было, естественно, радостных улыбок, но я не замечал и признаков всенародной скорби. Отслуживали ритуал — только и всего. Некоторые, подобно нам с отцом, думали про себя, что хуже уже не будет.
Не то в имперских центрах. Сохранились кинокадры и многочисленные воспоминания о душевных муках мужчин и женщин, о залитых слезами лицах, о неподдельных рыданиях по ушедшему от нас «отцу родному». Как известно, людской поток в Москве в тот день был настолько грандиозный, а организация шествия оказалась до того непродуманной, что произошла массовая давка. Страшась своей ответственности, власти засекретили численность погибших. Кстати, официальные сведения о них до сих пор не опубликованы. По некоторым подсчетам исследователей, в давке погибло от полутора до двух тысяч человек.
Думается, что нами недооценивается связь этой трагедии с последующими решениями политиков, игравших тогда основную роль. После похорон диктатора напряжение в стране, особенно в Москве, не спадало. И причина не только в большом числе погибших.
Нельзя упускать из виду, что первые два месяца 1953 года были временем невиданного ранее подстрекательства сверху к расправе над евреями. Она и начиналась повсюду, переходя от публичного шельмования и увольнений по «пятому пункту» к избиениям, выбрасыванию неугодных толпе людей из трамваев, членовредительству. Голос благоразумия, если он и звучал где-то, просто не был слышен.
В массовом сознании ненависть к «врачам-отравителям», якобы загубившим советских руководителей, горе от внезапной смерти богоравного вождя, ужас от стихийной кровавой тризны на его похоронах — все это сливалось в некую гремучую смесь. В любой момент, даже по случайному поводу, она могла взорваться. Мы были на расстоянии шага от еврейских погромов, от волны беспорядков с бесчисленными жертвами.
Следствие по «делу врачей», хотя оно и утратило прежний импульс, еще велось по всем направлениям. А другого распоряжения не поступало.
Такое положение сохранялось до 13 марта 1953 года, когда Берия, возглавивший два министерства — госбезопасности и внутренних дел, отдал приказание № 1 создать спецгруппы «по пересмотру следственных дел». Каких именно? В стране велись сотни сомнительных делопроизводств, в ГУЛАГе томились миллионы безвинных.
Но первоочередное значение, как выяснилось, имело одно: 1 апреля Берия подал в Президиум ЦК секретную записку «О реабилитации лиц, привлеченных по делу о врачах». На следующий день он подал еще более непредсказуемую записку — «О привлечении к уголовной ответственности лиц, повинных в убийстве С. М. Михоэлса и В. И. Голубова».
Не могло быть и речи о бесконтрольных действиях министра и тем более о сугубо личной мотивации его инициатив. Этот человек был повинен во многом, как и другие члены кремлевского ареопага. Но им предстояло успокоить «взбаламученное море», привлечь к себе истощенный, жаждущий мести народ. Тут одной догматикой не обошлось бы. 3 апреля бериевские записки были подтверждены постановлением Президиума ЦК, то есть получили одобрение ключевых фигур власти. Среди прочего там был сформулирован следующий важный тезис: лично Сталин дал санкцию на применение к арестованным врачам пыток и жестоких избиений.
Вот это, думается мне, и стало первым реальным подходом к разоблачению культа личности. Вместо прежних безудержных восхвалений по адресу небожителя вдруг прозвучало официальное признание вины вождя. Косвенно, намеками, но высказались об этом.
Помню, какое впечатление произвело на нашу семью появившееся в газетах краткое сообщение МВД, что арестованные врачи невиновны. Оказалось, признания у них вымогали физическим воздействием. На нашей памяти в подобных злодействах власть не признавалась.
Особенно поразило, когда названы были поименно убийцы великого артиста Михоэлса. Они дали показания, что действовали по прямому указанию «хозяина» из Кремля.
Последующая широкая амнистия, реабилитации политзаключенных, другие акции как будто развивали курс, взятый через неделю после прощания с кумиром. Это пробуждало в обществе робкую надежду на перемены. Только и всего: никто ведь не гарантировал, что ожидания сбудутся.
Американцы отдавали себе отчет, что из Москвы поступают какие-то сигналы. Но разобраться в них было трудно.
Преемники Сталина ненавидели и боялись друг друга, они не осмеливались выйти на свободу из привычного режима секретности. То, что за границей их не вполне понимали, это еще полбеды. Но настал момент, когда они стали беззвучно расправляться друг с другом, опять полетели головы…
Рассеется ли когда-нибудь тьма над огромной страной? Вспоминая 1953 год и сопоставляя его с нынешней политической и военной истерией, я теперь не уверен даже в том, что «хуже уже не будет».
Борис КЛЕЙН,
доктор исторических наук
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...
