У войны — женское лицо, и даже не одно. За дни второй ливанской мы с удивлением узнали, что на передовой с нашей стороны воюют не только мужчины, но и женщины. Есть летчицы, есть бортмеханики, есть фельдшеры.
Марина Камински — одна из четырех женщин за всю историю Государства Израиль, заступивших на должность военврача в боевых частях армии. Две из ее предшественниц, кстати, также говорили по-русски.
Возможности лично поговорить с Мариной я дожидалась почти месяц: ее мобильный телефон был отключен. Сообщения о том, что она лично вытащила с поля боя десять раненых солдат и тем спасла им жизнь, появлялись в различных ивритоязычных СМИ со слов армейского руководства. Многократно воспроизведенные в советских кинофильмах картины времен Великой Отечественной, когда отважные санитарки выносили раненых из-под огня, возникали в моем воображении. Но как действуют медики сейчас, в условиях современной войны? Сама героическая девушка об этом ничего не рассказывала. Я продолжала набирать номер. Вот уже и резервисты стали возвращаться домой, — а ее телефон все молчал. Наконец в трубке послышался голос: Марина ответила. «Целый месяц дома не была, — сказала она первым делом. — Только что вышла оттуда». Было ясно, что «оттуда» — значит с войны. Я попросила ее поговорить о Ливане, вспомнив события, которые только что остались у нее за плечами. Это ее первое интервью.
— Марина, давайте с самого начала: откуда вы прибыли в Израиль, и как вам удалось приобрести такую профессию?
— Я родом из Молдавии, из города Бельцы. Приехала в Израиль шесть лет назад, в 2000-м. Мне к тому моменту было уже 26 лет, и я хоть и ехала к маме, которая раньше меня репатриировалась, но собиралась устраиваться в жизни совершенно самостоятельно.
Там, на родине, я окончила медицинский институт, и по прежней специализации я врач-гинеколог. Я считалась вполне перспективной и очень хотела продолжить работать в этой области и в Израиле. Мне нравилась оперативная гинекология. Но на новом месте выяснилось, что именно по этой специальности получить переквалификацию для репатриантки без протекции практически невозможно. А протекции у меня и не было. Конечно, погоревала, но решила, что найду себе в медицине другую область по душе. И отправилась на стажировку в больницу «Шиба» в Тель-а-Шомере. Стажировка оказалась успешной, и мне сразу предложили несколько вариантов дальнейшего пути. На выбор: «реабилитация в ортопедии», «педиатрия» или «военная медицина». Первым делом я отвергла педиатрию: отчаянно боюсь детей, очень нервничаю, когда слышу, как ребенок плачет. Кроме того, в этой ситуации приходится иметь дело не только с пациентом, но и с целой толпой его родственников. Все вступают с тобой в спор, всех приходится успокаивать. В общем, это не для меня. Потом я отказалась от ортопедии, потому что она меня не привлекала. Так методом исключения я выбрала себе вполне романтическую специальность — военную медицину. Меня устраивала необходимость работы в жестких, сложных условиях, когда право решения — за тобой. Военную кафедру я окончила еще в Молдавии, а в Израиле пошла на офицерские курсы, окончила их с отличием, получила лицензию и право называться «рофа гдудит» — полковой врач. Вот так я оказалась прикомандированной к танковому полку «Симан».
— Но как вам удалось выстоять в этой непростой армейской среде? Наверняка пришлось преодолевать негативные стереотипы, отвергать чьи-то претензии: ведь мало того, что на такой должности не «сабра», так к тому же еще и женщина. Каково вам там живется?
— Совершенно нормально. Думаю, потому что у меня — именно как у «русской» — хорошая хватка. Я умею в нужный момент сосредоточиться и выполнить задачу, что бы ни творилось вокруг. И я всегда помню, что не многие мужчины способны делать то, что я. В профессиональном отношении ко мне — никаких претензий. Мои знания подтверждены множеством ситуаций. И еще одно важное обстоятельство. Там, на передовой, не так много врачей со второй академической степенью. Поэтому в медицинских вопросах со мной просто никто не спорит. «Рофа амра — вэ зеу!» («Доктор сказала — и все тут!»). Так говорят мои подчиненные. Что же касается чисто военных вопросов, то бывали у меня, естественно, споры с командованием на конкретные темы — типа дислокации моего танкомобиля во время предстоящего сражения. Но и здесь с моим мнением считаются.
— То есть во время боя вы находитесь в танке?
— Да, существует специальный танк, точнее танкомобиль, оборудованный всем необходимым для оказания первой помощи раненым. Мы на месте должны сделать самое срочное, а потом вывезти их в безопасное место для доставки к санитарным вертолетам.
— Вам приходилось самой вытаскивать раненых из-под огня. А если раненый — человек крупный, весит много больше вас?
— Я уже сказала: хватка у меня есть, и если надо вытащить из-под огня раненого, значит, вкладываю все силы — и вытаскиваю, потому что другого выхода нет. Надо — значит надо.
— Какой день прошедшей войны оказался для вас самым трудным?
— Конечно, последний, воскресенье, 13 августа. Сначала мы стояли часов семь в ожидании боя. Потом начался бой. От прямого попадания ракеты загорелся бронированный автомобиль. Мы знали, что в нем находились два резервиста. С трудом подобрались к машине. Один боец, как выяснилось, сгорел сразу. Второго нам удалось извлечь из горящей машины живым. Я приступила к первичной обработке его ран. В тот момент, когда мы уже готовились вывезти его в безопасное место, неподалеку от нас ракета поразила другую бронированную машину, и она загорелась. К счастью, в ней никого не было, но нам пришлось двигаться под обстрелом и пройти между горящими машинами. Но мы все-таки доставили пострадавшего к вертолету.
— Он выжил?
— Нет, у него были осколочные ранения и очень тяжелые ожоги. Он прожил полтора часа и умер — по дороге в госпиталь.
Был случай, когда доставали танкиста из машины, которая была подбита и перевернулась. На это ушло два часа, но раненого удалось вытащить и спасти.
— Что чувствует врач, когда на его глазах погибает боец, и ему невозможно помочь?
— Конечно, это очень тяжело. И я никогда к этому не привыкну. Полковой врач не просто знаком со всеми своими, а обязан — по долгу службы — помнить медицинскую карту каждого солдата, его проблемы, даже привычки…
— Вам снятся тяжелые сны?
— Я сплю нормально, и мне ничего не снится. Когда сны тяжелые, это уже депрессия, и, соответственно, работать нельзя; я же стремлюсь сохранять работоспособность. После каждой боевой операции я прокручиваю в голове, как и что было сделано, а затем отключаю от себя эту картину. До сих пор еще никто не сказал, что мы что-то сделали неправильно. И это для нас главное. Врач — он не Б-г, и мы честно делаем все, что возможно, все, что в наших силах, только и всего. Тяжесть ранений зависит от совершенства оружия, и в этой войне мы видели много тяжелых ран. В сравнении с палестинцами боевики «Хизбаллы» — профессионалы, которые умеют воевать, поэтому, к сожалению, жертв в Ливане было много.
— Как вы отвлекаетесь от всего пережитого?
— Когда приходит отпуск, я сначала отсыпаюсь, потом упоенно целыми днями хожу по магазинам, получаю просто наслаждение от покупок. Покупаю в больших количествах разные вкусные вещи.
— Женщины упорно добиваются равенства, но физиологию все-таки нельзя не учитывать. Каково приходится женщине, если бой грянул, ракеты разрываются, каждое движение может стоить жизни, а у нее, простите за подробность, — больные дни?
— Никаких проблем: существуют таблеточки, которые позволяют все это дело отодвинуть. Если такими средствами пользуются спортсменки, чтобы не было совпадения с чемпионатами, то почему тем же самым не могут воспользоваться женщины-военнослужащие боевых соединений, если знают, что предстоят бои. Мне, вот, на этот раз повезло: не совпало…
— Вы, наверное, занимаетесь спортом, чтобы быть физически сильной?
— Я никогда прежде спортом не занималась — и к тому же курю. Правда, в армии начала совершать ежедневные пробежки, как все. Но главное в нашей работе — это все-таки способность концентрироваться.
— По долгу службы, большую часть времени вы в военной форме, но когда можно выйти в гражданской одежде, какую предпочитаете?
— Я обожаю бутики разных дизайнеров и приобретаю одежду только у них. Мне очень нравится выглядеть стильно. Мои любимые марки — это «Дорин Франкфурт», «Яэль Лев».
— Марина, военная карьера у вас, можно сказать, состоялась, а как в отношении личной жизни? Есть кто-то на примете?
— Недавно появился. Мой парень — человек сугубо гражданский. Ждал меня домой с войны. Вот, дождался! Это, пожалуй, все, что я сейчас могу о нем рассказать…
— Любопытно было бы взглянуть на вас вместе на фотографии…
— Общих снимков у нас пока нет — я побаиваюсь, примета такая, боюсь не сглазить…
«Новости недели»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
