30 января «Метрополитен» поставил оперу Джакомо Пуччини «Турандот». Смотрели ее в прямой трансляции в кинотеатре. Спектакль интересный, но в данном случае у меня возник к нему побочный интерес, ни с музыкой, ни с исполнительским мастерством не связанный. А связан он только с текстом либретто этой оперы, неожиданно вызвавшим злободневные ассоциации.
Эта опера не так популярна в наших кругах, как, скажем, «Кармен», «Травиата» или «Евгений Онегин». Поэтому, да простят меня знатоки, коротко представлю ее сюжет. Действие происходит в Китае. В сказочные времена, но это неважно, ибо в Китае ход времени иной. К примеру, вот что поют в этой опере: «Десять тысяч лет жить тебе, наш император!» Во времена, когда русский с китайцем были братья навек, десять тысяч лет, то есть сто веков, желали и Мао Цзэдуну… К китайской теме по ассоциации вернемся ниже, а пока процитирую либретто. Ради экономии газетного места строки стихов излагаю подряд и с сокращением.
Итак, на сцене Мандарин: «Народ Пекина! Закон гласит нам: Турандот супругой станет того из принцев, кто сможет дать ответы на три загадки, что она задаст. Ну а кто ошибется, тот пусть знает, что он лишится головы на плахе… Несчастный принц персидский не смог дать верных ответов, и вот с луны восходом он будет предан смерти». «Смерти!.. — подхватывает народ. — Мы ждем палача! Быстро!.. Крови! Крови!.. Палач уснул, пойдем его будить! Пу-Тин-Пао! Пу-Тин-Пао! Пу-Тин-Пао! Во дворец! Во дворец! Пусть умрет он!..»
«Страшно, аж жуть!» — как пел Высоцкий. Не так от закона китайского страшно или от тамошнего Мандарина, как от ужасно настроенного народа. Заглянув в Интернет, я обнаружил на сайте «Эха Москвы» годичной давности статью уважаемого Александра Минкина с его впечатлениями о спектакле «Турандот», которым в прошлом году в Казани открылся Международный оперный фестиваль. «Самое потрясающее, — писал он, — это обезумевший от жестокости народ, который, вероятно, заразился бешенством от своей принцессы. Вот что поет огромный великолепный хор, требуя очередного убийства…» — и Минкин процитировал из либретто всю партию народного хора без сокращений. Далее у него: «“Пусть умрет он!” — это не про палача (пожалуйста, не обращайте внимания на его имя), это про очередную жертву. Единственная вина — любовь к принцессе. Но ведь дело тут не в правах и законах, дело в том, что народ пристрастился к этой забаве».
Каким народом озабочен московский журналист? Конечно, не древнекитайским, а тем, который там у зомбоящика. Эмоции Александра Минкина вызвали на сайте 84 комментария, из которых процитирую один: «“Во дворец! Во дворец!” Стало быть, пятая колонна во дворце. Так в этом никто и не сомневался…» Как мне представляется, это уже о российском дворце. И возможно, например, о Рамзане Кадырове. Это ведь он зовет к расправе с «врагами народа» и, думая, что палач заснул, решился его разбудить и собрал для этого в Грозном чуть ли не миллионный народный хор. Турандот, да не тот? Да, этот похлеще той.
Возвращаясь к спектаклю, замечу, что палач Пу-Тин-Пао (оговорку Минкина «пожалуйста, не обращайте внимания на его имя» я готов повторить) появляется на сцене лишь дважды и ненадолго, это второстепенная и совершенно бессловесная роль, но что характерно и бросается в глаза, так это то, что выходит он на сцену с обнаженным торсом, и это на фоне всех других персонажей, тщательно одетых независимо от роли в иерархии. Не думаю, что рубаха или фартук были бы на палаче неуместны. Тонкий намек на человека, чьи фотографии с обнаженным торсом обошли весь мир и привлекли внимание прессы, предположить не решусь. Хотя кто знает? Тем более что имя интересное и на слуху. Так и подмывает спросить: «Who are you, mister Pu?»
Реальны эти домыслы или не реальны — не имеет значения, поскольку то, что их вызвало, уже наверняка замечено в России и наверняка обсуждается. Спектакль «Метрополитен-опера» широко анонсировался в России, и его в прямой трансляции и в записях, безусловно, посмотрели тысячи зрителей — как рядовых любителей оперы, так и высокопоставленных. Реакция последует. До ироничного комментария Пескова или гневной отповеди Мединского дело, наверное, не дойдет, но в кулуарах, я думаю, тема пройдет, запечатлеется и где-то скажется.
«Турандот» — последняя опера Пуччини. Премьера состоялась в 1926 году, уже после смерти композитора. Время, когда опера задумывалась, было политически неспокойное, что, возможно, сказалось и в выборе сюжета. А сюжет такой: на китайский трон претендуют принцы разных держав. Об одном из них — персидском — выше сказано, про других послушаем трио китайских министров (их имена — Пинг, Понг и Панг): «Уж много лет живем в плену у страха… В год Мыши шестерых казнили, а в год Собаки восемь… В этот страшный год Тигра… дошло их число уж до тринадцати… Индус… расстался с головою. А принц из Бирмы? А хан киргизский?.. А помните могучего татарина, что гнул рукой подковы?» В англоязычных титрах на экране к перечисленным принцам был еще добавлен самаркандский. Если по-современному сказать, так полный саммит можно было в Пекине собрать, причем на высшем уровне!
Главный герой оперы, которому досталась знаменитая ария Nessun Dorma и победа над вздорной китайской принцессой, тоже татарин. Он сперва скрывал свое имя, лишь под конец назвался: он Калаф, сын свергнутого татарского царя Тимура. Из партии самого Тимура, тайно проникшего поближе к китайскому двору: «Я проиграл сраженье — старый царь без отчизны и трона…»
Я думаю, что выбор Казанским оперным театром для представления в прошлом году на Международном фестивале именно оперы «Турандот», а не какой-либо другой из его богатого репертуара, был определен не в последнюю очередь татарской темой в этой опере, национальной идеей и обстановкой в Татарстане, переживающем как раз в эти годы рост самосознания. К примеру, Татарстан настойчиво именует главу своей республики президентом — вопреки решению Госдумы РФ, согласно которому главы субъектов Российской Федерации с 2015 года лишаются президентского титула, то есть в каком-то смысле трона, если вернуться к горестям свергнутого татарского царя Тимура. Другим примером обострения ситуации в Татарстане явилось недовольство татар ухудшением отношений России с близкой им Турцией.
Приведу еще одну цитату из трио китайских министров, последнюю: «Китай, сейчас ты, встав ото сна, в тревоге изумляешься». Ну это звучит так современно, что возвращает к актуальным новостям внешней политики США.
Как известно, госсекретарь США недавно побывал с двухдневным визитом в Китае. Главной его заботой была, очевидно, несговорчивость Северной Кореи, продолжающей вопреки запретам ООН разработку и испытание ядерного оружия. Он хотел уговорить китайское руководство оказать помощь Соединенным Штатам, взяв на себя посредническую миссию. То, что не под силу дипломатии США (снабжение КНДР мазутом и продуктами питания взамен на отказ от ядерной программы, предпринятое в свое время Биллом Клинтоном, не помогло), вполне доступно Китаю, обладающему несравненно большими возможностями влияния на КНДР.
Судя по итогам визита Джона Керри в Пекин, его ожидания не оправдались. Помогать Америке Китай сегодня не намерен. Есть для этого ряд причин, из которых назову две.
Первая и уже давнишняя — это Тайвань, который как раз теперь по итогам прошедших выборов, похоже, отдаляется от КНР в сторону суверенитета, а США тут же одобрили продажу ему крупной партии самого современного вооружения на 1,8 млрд долларов, что вызвало возмущение в Пекине. Вашингтон заявил, что «продажа оружия направлена на укрепление обороноспособности Тайваня, и это никак не меняет позицию США по вопросу единства Китая». Всем понятно, что две части этой фразы взаимно противоречивы, и администрации США пора определиться в отношении Тайваня более четко: или он в составе Китая, или сам по себе.
Вторая проблема, напрягающая Китай, — это его разногласия с соседними государствами относительно принадлежности островов Южно-Китайского моря, в том числе и искусственно Китаем намытых. США — на стороне соседей, и очевидный просчет Джона Керри перед визитом в Пекин состоял в том, что по пути он залетел в Лаос и Камбоджу, где поддержал их претензии на спорные с Китаем острова. «Китай, сейчас ты, встав ото сна, в тревоге изумляешься», — повторю я процитированное выше откровение Пинга, Понга и Панга. Встревожив и изумив китайцев, госсекретарь обрек свой визит на неудачу. В аэропорту высокого гостя даже не встретили, как положено согласно протоколу. Его встречал только посол США в Пекине.
Как встретили, так и проводили. Простой довод Керри о том, что «против Ирана, который не обладает ядерным оружием, введены санкции, а против Северной Кореи, обладающей ядерным оружием, санкции не введены», не сработал. «Международные действия в отношении Северной Кореи, — ответил ему глава МИД Китая, — не должны провоцировать новое напряжение».
Что оставалось сказать госсекретарю самому себе в утешение? «Две страны, — сказал он, — достигли прогресса по таким вопросам, как изменение климата (Увы, вторгнусь я в эту цитату: Керри имел в виду не климат американо-китайских отношений, безусловно, нуждающийся в улучшении, а все ту же химеру «борьбы» с изменением климата планеты, абсолютно Китаю не интересной. — С. И.), однако перед нами стоит ряд важных проблем, в решении которых необходимо продвигаться вперед. Одна из таких проблем — это ядерная программа КНДР, представляющая серьезный вызов для международной безопасности и одну из главных проблем в области безопасности для Соединенных Штатов Америки».
Способна ли нынешняя администрация решить эту проблему — это вопрос наподобие трудноразрешимых загадок той же принцессы Турандот.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
