Еврейский Мир

Антон Носик

25 лет назад вождь иракского народа товарищ Саддам принялся обстреливать Израиль баллистическими ракетами Р-17 советского производства (по американской классификации — Scud). Сделал он это для того, чтобы спровоцировать Израиль на ответную бомбёжку, и тем развалить коалицию братьев-арабов, пришедших выкуривать его гвардейцев из Кувейта.

Израиль на провокацию не повёлся, и коалиция довоевала в Кувейте до победного конца, закончив преследование остатков разгромленных саддамовских войск в 240 километрах от Багдада. Но до того, как «Буря в пустыне» закончилась, на Израиль успели упасть 38 баллистических советских ракет, выпущенных с территории Ирака.

В общей сложности бомбардировка продлилась полтора месяца, нанесла некоторый ущерб израильскому жилому фонду (повреждения получили около 12.000 квартир), убила двух человек и ранила в общей сложности около 250. Больше всего народу умерло от ужаса, который трудно отнести к боевым потерям. Некоторые от него умирают, даже не успев распечатать конверт из налоговой.

При последующем разборе полётов выяснилось, что иракские «Скады» отличались низкой точностью наведения: многие из них до Израиля просто не долетели, другие упали на пустырях, или, перелетев Тель-Авив, утонули в Средиземном море. Из тех ракет, что достигли цели, у некоторых отсутствовал боевой заряд. Химического оружия, от которого гражданская оборона пыталась защитить население, заблаговременно раздав всем противогазы, не оказалось ни в одной боеголовке.

В итоге от неумелого использования противогазов пострадало больше людей, чем от иракских ракет: некоторые задохнулись, у других случались сердечные приступы на почве паники и удушья…

С первого же обстрела, о начале которого сирены возвестили около двух часов ночи 18 января, всем в Израиле стало откуда-то заранее известно, что целью ракетных ударов будет район Большого Тель-Авива и, может быть, Хайфа, но ни в коем разе не Иерусалим. Объясняли эту догадку тем, что Саддам, зная о низкой точности своих систем наведения ракет, не рискнёт нечаянно шарахнуть по мусульманским святыням Эль-Кудса. Прогноз казался мне странноватым, но оправдался с точностью до запятой.

После первой же ночной атаки многие тель-авивцы и немногие хайфовчане стройными колоннами ломанулись в направлении ненавидимого прокуратором города. Номера в столичных гостиницах оказались выметены на вторую же ночь иракских обстрелов. Началось расселение по знакомым в частном секторе.

Боже, какие это были весёлые полтора месяца. В нашей с женой скромной иерусалимской двушке у автовокзала размещались каждую ночь от четырёх до шести человек гостей из прибрежной полосы.

Квартира Аркана [Карива (ז’ל) — прим. ред.] на крыше напротив рынка приняла, помимо хозяев, шестерых беженцев из Тель-Авива (не считая собаки).

Каждый вечер, в ожидании сирены (которая в Иерусалиме исправно звучала, хоть город и не подвергся ни одному обстрелу) огромные толпы местных и беженцев отправлялись в близлежащие кабаки на улице Пророков, где ушлые хозяева с заходом солнца объявляли happy hour и гудёж до последнего посетителя. Думаю, ни до, ни после этих событий питейные заведения Святого Города не знали такого угара, пьянства и разврата.

Не меньше иерусалимцев веселились наши двоюродные палестинские братья. Каждую ночь они забирались на плоские крыши своих домов в Иудее и Самарии, где с надеждой ждали очередной сирены воздушной тревоги, и сотрясали тишь арабских городов нехитрой речёвкой:

Я, Саддам, я хабиб!
Удруб, удруб Тель-Абиб!

Это были, наверное, первые и последние арабские стихи, выученные недавно прибывшими из Советского Союза израильтянами. В подстрочном переводе они означали:

О, Саддам, о, любимый!
Разрушь, разрушь Тель-Авив!

В силу уже упомянутых выше проблем с наведением иракских ракет некоторые из них в итоге упали как раз на палестинские деревни, где их прибытия ждали с таким воодушевлением. Пресс-секретарь Армии обороны Израиля в одну из ночей обратился к двоюродным братьям по разуму с прочувствованным призывом:

 — Я прошу всех идиотов, которые сейчас повылезали на крыши, немедленно спуститься обратно в свои дома. Находиться на открытой местности во время ракетной атаки опасно для жизни.

Призыв его был услышан лишь после того, как иракские скады начали падать палестинцам на головы.

Большим разочарованием той войны стала развёрнутая в Израиле американская система противоракетной защиты Patriot, для которой оборона Тель-Авива от советских «Скадов» стала дебютом в реальных боевых условиях. Выяснилось, что система никуда не годится.

Из 38 иракских ракет она попыталась перехватить 17. Из них попасть удалось только в 7. Причём эффективность попаданий оказывалась всякий раз довольно сомнительна: если Patriot не сбивал «Скад», а взрывался где-то рядом с ним в воздухе, то это лишь изменяло траекторию падения иракской ракеты, и не факт, что изменение было полезным для обороняемых населённых пунктов. Четыре американских ракеты Patriot упали и взорвались в жилых кварталах на территории Израиля.

С уверенностью Пентагон зафиксировал лишь один случай полного разрушения иракского «Скада» в воздухе — но и тут нельзя сказать наверняка, принесло ли пользу сбивание баллистической ракеты над жилыми кварталами в густонаселённом центре страны.

Мой личный ответ на этот вопрос — сугубо отрицательный, потому что я в тот вечер находился как раз на работе в Тель-Авиве, в редакции газеты «Маарив», и взрывной волной от удачного попадания Patriot в тело «Скада» в моём кабинете вынесло окна.

По молодости, общему пофигизму и иерусалимской привычке не принимать сирены воздушной атаки на свой счёт, я в тот момент оказался не в бомбоубежище, вместе с дисциплинированными коллегами по редакции, а ровно там, где эти самые окна и выбило: на четвёртом этаже Бейт-Маарив.

Впрочем, дуракам везёт: покуда в вечернем небе над зданием нашей газеты разворачивалась воздушная дуэль между американской и советской ракетами, я как раз отходил на кухню за чаем с плюшками. Вернувшись со всем этим добром в кабинет, я увидел хрустальную россыпь оконного стекла на своей клавиатуре, беззлобно выматерился, снова сходил на кухню за бумажными полотенцами, смёл со стола в корзину осколки того самого стекла и сел писать заметку о только что завершившейся воздушной атаке.

Когда она была уже почти дописана, из бомбоубежища выкарабкался мой строгий начальник, и стал мне строго выговаривать за нарушение правил гражданской обороны.

— Абрам, — сказал я ему. — Почему ты хочешь, чтобы я сильнее боялся тебя, чем иракских ракет?

— Потому что они могут тебя только убить, а я могу тебя ещё и уволить,

— неубедительно соврал он.

Уволить меня мог только наш общий начальник, который в итоге уволил его, а не меня.

Из вечерних теленовостей в тот день мы узнали, что батарея Pаtriot впервые за всё время действия достала и уничтожила иракский «Скад» в небе над Тель-Авивом. До сих пор не могу избавиться от ощущения, что если б не этот успех Пентагона, неприятельская ракета спокойно пролетела бы над нашими головами и затонула в море, в нескольких сотнях метров от тель-авивского берега, как сделали несколько иракских «Скадов» в предшествующие дни, а окно в моём кабинете осталось бы целым.

Но нет худа без добра: явная неудача американской системы Patriot заставила израильскую оборонку разработать собственную систему ПРО, после развёртывания которой окна в тель-авивских офисах не бьются под обстрелами уже больше четверти века.

Livejournal