Еврейский Мир

Судьбу Акивы Файнштейна можно было бы, наверное, назвать удивительной, если бы в Израиле не было тысяч других людей с не менее удивительными судьбами, сделавшими не меньше, чем он, для того, чтобы еврейское государство могло возникнуть и продолжить свое существование в истории.
Но люди этого поколения заслуживают того, чтобы о них хотя бы время от времени вспоминали — и из благодарности, и для того, чтобы будущим поколениям было на кого равняться.
Родился Акива Файнштейн в 1922 году, что называется, по ошибке. Его отец, Моше Файнштейн, считался в те годы первым ловеласом еврейской Галилеи. К началу ХХ века Рош-Пина, одним из основателей которой был его дед, превратилась в большой и уютный поселок, и Файнштейны были в нем одной из самых зажиточных семей, владевших почти пятью гектарами земли. Похожий на жеманных героев немых кинофильмов, одетый по последней парижской моде Мотька Файнштейн был непременным участником всех молодежных вечеринок в еврейских поселениях от Рош-Пины до Зихрон-Яакова, швырял деньгами налево и направо и, само собой, не пропускал мимо ни одной юбки. Но в 1922 году он доигрался: закрутил роман с 17-летней красавицей Малкой, а та взяла и забеременела.
Когда в дом Файнштейнов явились все девять братьев девушки и молча сели за стол, Мотька все сразу понял.
«Мужики! — сказал он. — Я же не просто так. Я женюсь!»
Вот так и вышло, что Акива Файнштейн появился на свет через несколько месяцев после свадьбы родителей, а еще спустя пару месяцев Моше Файнштейн развелся с молодой женой. Некоторое время он еще помогал Малке и маленькому сыну, но через год женился на Эстер Зархия, девушке из известной семьи. Известной тем, что ее представители за последние три тысячи лет никогда не покидали пределов Земли Израиля. Одним из условий, которое новая супруга поставила Моше Файнштейну, было то, что он никогда в жизни не попытается встретиться ни с Малкой, ни с их сыном, а также не станет каким-либо образом им помогать.
Акива, по сути, рос сиротой при живом отце. Малка пыталась как могла заработать на жизнь, но получалось у нее это плохо, и они, возможно, вообще умерли бы с голоду, если бы старшая сестра Моше, Мирьям Файнштейн, не подбрасывала им время от времени деньги и продукты, хотя у нее самой было десять детей.
Пока мать мыкалась по поденным работам, Акива был предоставлен самому себе и большую часть времени проводил в играх с детьми из соседних арабских деревень. К десяти годам он уже говорил по-арабски не хуже, чем на иврите, да и внешне этот загорелый, чернявый пацан мало чем отличался от своих арабских сверстников, и, когда выяснялось, что он еврей, многие жители этих деревень искренне удивлялись. Но сам Акива Файнштейн никогда не забывал, кто он такой, и, как и многие его сверстники, жил мечтой о будущем еврейском государстве. Он был и оставался евреем, и этим все сказано.

На дальних берегах

В 1937 году, в самый разгар начавшегося арабского восстания, 15-летний Акива прибивается к расположенному в Иорданской долине кибуцу Гиносар, и на смышленого и вдобавок владеющего арабским подростка обращает внимание молодой Игаль Алон, командовавший полевыми ротами «Хаганы» в Нижней Галилее. Алон взял паренька под личное покровительство и даже познакомил его с командиром ночных эскадронов «Хаганы» Уордом Вингейтом и командиром полевых рот Ицхаком Саде. Неудивительно, что, когда Саде создал боевую организацию «Палмах», 18-летний Акива Файнштейн был одним из первых зачислен в первую роту, которой командовал Алон. Но уже через несколько месяцев Файнштейна перевели в «сирийский отдел», занимавшийся, с ведома англичан, разведывательной и оперативной деятельностью на территории Ливана и Сирии.

Одной из первых операций, в которой принял участие юный Акива, был захват контроля над мостом в Литании — с тем чтобы предотвратить возможный прорыв нацистов в Палестину с территории Ливана, которым тогда управляло вишистское правительство Франции.
Проходит еще пара месяцев, и Акиву Файнштейна решают послать в Ливан, где с 1939 года активно действовала группа еврейских разведчиков, поставлявшая англичанам информацию о происходящем в Ливане и Сирии. Попутно члены этой группы, возглавляемой Ицхаком Хакером, создавали еврейские молодежные организации — иногда легальные, а иногда подпольные — и переправляли в подмандатную Палестину нелегальных еврейских иммигрантов. Последнее, понятное дело, не нравилось англичанам, но из-за ценности поступавшей из Сирии и Ливана информации они до поры до времени закрывали глаза на эту сторону деятельности еврейских разведчиков.
Так, в 1941 году Акива Файнштейн под именем Джамиля Дубани оказывается в ливанском городке Райак. Он снимает там крохотную комнатку в доме христианской семьи и начинает работать в местном железнодорожном депо.
Работал он, по его словам, хорошо и уже через несколько месяцев был назначен бригадиром. В результате в его руках оказались расписание движения поездов и другая ценная информация, которую он и пересылал своему командованию в Палестину. Впоследствии Акива Файнштейн говорил, что настолько вжился в свой новый образ, что даже сны снились ему на арабском языке.
В 1942 году, после того как фельдмаршал Роммель потерпел поражение при Эль-Аламейне и угроза немецкой оккупации Ближнего Востока миновала, англичане начали сворачивать свою разведсеть в Сирии и Ливане. Но Акива Файнштейн был слишком ценным агентом, чтобы отказываться от него. Теперь под видом чистильщика сапог он появляется то в Бейруте, то в Дамаске, пристраивается на центральных площадях, у военных казарм или излюбленных ресторанов французских офицеров и драит до блеска их сапоги, одновременно заводя непринужденную беседу с клиентом или прислушиваясь к тому, о чем говорят господа офицеры между собой.
В 1944 году британцы окончательно решили отказаться от услуг еврейских разведчиков и велели им возвращаться домой. Однако, с точки зрения руководителей еврейского ишува в Палестине, игра в Ливане и Сирии только начиналась. Необходимо было переправить в Палестину десятки тысяч живущих в этих странах евреев. Кроме того, по планам Шауля Авигура, возглавлявшего организацию «Алия Бет», переправлять нелегалов из Турции, Ирака и Ирана через границу с Ливаном или с Сирией было куда предпочтительнее, чем по морю на судах, которые в любой момент могли потопить англичане.
Поэтому в Иерусалиме Акиве Файнштейну вручили поддельный сирийский паспорт на имя Ибрагима эль-Джабли и велели возвращаться обратно. По новой легенде, он был торговцем сырами, что позволяло ему свободно передвигаться по Сирии и Ливану, встречаться с лидерами еврейских общин и еврейской молодежью и готовить их к переправке на историческую родину.
Среди прочего Файнштейн создавал в различных городах кружки, где молодые евреи обучались рукопашному бою и владению оружием — эти навыки им потом очень пригодились во время Войны за независимость. Но самое главное — Файнштейн поставил дело переброски нелегальных еврейских эмигрантов через границу с Сирией и Ливаном едва ли не на промышленную основу.

До него нелегалы перебирались через границу небольшими группами в сопровождении арабских проводников, по дороге они часто становились жертвами грабежей, насилия, а подчас и убийства со стороны тех же проводников или их сообщников, заранее извещенных об идущем к границе «еврейском караване». После появления Файнштейна все изменилось. Акива сумел (недаром, разумеется) договориться с таможенниками, пограничниками и несколькими офицерами сирийской армии, и теперь евреев довозили почти до самой границы с Палестиной на армейских грузовиках. Им оставалось пройти лишь пару сотен метров до назначенного места, где их уже ждали люди Авигура. Тысячи евреев из Ливана, Сирии, Турции, Ирака и Ирана добрались до исторической родины целыми и невредимыми и в достаточно комфортных условиях именно благодаря Акиве Файнштейну.
Но резко увеличившийся поток еврейских нелегальных иммигрантов в Палестину заставил англичан и арабов повысить бдительность. Вскоре на основе информации, переданной англичанами, ливанская полиция арестовала группу таможенников и пограничников, пропускавших в обмен на взятки грузовики с евреями. Теперь ливанской полиции оставалось лишь выйти на того, кто эти взятки давал…
26 мая 1946 года Акива Файнштейн сидел в бейрутском кафе и обсуждал с группой еврейских активистов план отправки в Палестину очередной партии нелегалов. Вдруг он чисто интуитивно почувствовал, что кафе постепенно окружают полицейские в штатском. Велев товарищам потихоньку уходить из кафе, Файнштейн внезапно вскочил со стула и бросился бежать, стремясь отвлечь все внимание полицейских на себя. Ему это удалось — никто из членов еврейского подполья в Бейруте не был схвачен. Кроме самого Акивы.

«Сижу на нарах, как король на именинах…»

Позже Акива говорил, что бросился бежать в надежде, что отличное знание всех запутанных переулков Бейрута поможет ему уйти от преследователей. Не помогло.
Чтобы заставить арестованного назвать свое настоящее имя, его подвергли пыткам — лишали сна, положив на живот, били по пяткам вымоченным в воде кнутом, сделанным из бычьего хвоста, да так, что потом он еще долго не мог ходить. Когда он терял сознание от боли, ему давали пару часов на то, чтобы прийти в себя, и все повторялось. Но Акива Файнштейн упорно стоял на своем: он гражданин Сирии, работал в Ливане и помогал евреям за деньги.
В итоге его приговорили к полугоду тюрьмы за подделку сирийского паспорта. Лидеры еврейской общины Бейрута попытались подкупить тюремное начальство и организовать Файнштейну побег, но, увы, из этой затеи ничего не вышло. Спустя полгода, отбыв положенное ему наказание, Акива Файнштейн был передан сирийским властям, и против него тут же было возбуждено новое дело о подделке паспорта.
9 октября 1947 года в табельном журнале разведслужбы «Шай», которой еще только предстояло стать МОССАДом, появилась короткая запись «Сегодня Шамай выехал к Рути».
Словом «Рути» в «Шае» было принято обозначать Ливан, а «Шамай» было кодовым позывным агента Салима Гилеля. Таким образом, эта запись означала, что 9 октября Гилель выехал в Ливан с заданием любой ценой добиться освобождения Файнштейна.
Однако Гилель, прибыв в Бейрут, узнал, что Акива уже несколько месяцев находится под судом в Дамаске, и тут же направился туда. Для еврейской общины Дамаска Акива Файнштейн, понятное дело, был не чужим человеком — там помнили, как много он сделал для сирийских и ливанских евреев. Глава общины Натан Зархия, имевший огромные связи в правительственных кругах Сирии и считавшийся личным другом министра полиции, позаботился о том, чтобы тюремщики хорошо относились к Фанштейну, и каждый день передавал ему в тюрьму кошерную пищу.
Впрочем, как рассказал Гилелю резидент еврейской разведки в Дамаске Эли Зага, в особом покровительстве Акива не нуждался. Очень скоро он стал одним из лидеров заключенных дамасской тюрьмы и пользовался там огромным авторитетом и привилегиями. У него даже был свой денщик. Вместе с тем, по словам Заги, обстоятельства складывались очень плохо: в качестве адвоката Файнштейну придали Мунира Каскаса, одного из лидеров тогда оппозиционной партии БААС. Каскас задался целью превратить процесс Акивы Файнштейна в политический, втерся к нему в доверие и убедил, что добьется полного его оправдания. В результате Файнштейн отказался от предложения еврейской общины сменить адвоката, и, чем теперь мог кончиться его процесс, один Б-г знал.
Получив разрешение на свидание с Файнштейном, Салим Гилель был поражен не столько тем достоинством, с каким держался Акива, сколько благоговейным отношением к нему тюремщиков и других заключенных. «Было такое впечатление, что передо мной сидит не подсудимый, а один из самых крупных филантропов и благодетелей Сирии или король этой тюрьмы, хотя сирийские власти уже знали, что он еврей», — вспоминал потом Гилель.
Суд над Акивой Файнштейном состоялся осенью 1947 года. Он был приговорен к трем годам тюремного заключения. Вскоре после этого, 29 ноября, ООН приняла план раздела Палестины, и отношение к евреям во всем арабском мире, включая Сирию, резко ухудшилось. Салим Гилель еще несколько раз встречался с Файнштейном, уговаривая его подать апелляцию, но тот ответил, что с учетом произошедших перемен это не имеет смысла.
«За меня не волнуйся, у меня здесь все в порядке. Будем считать, что я стал жертвой создания государства. Знаешь, одна только эта мысль наполняет мое сердце гордостью. Лишь бы не было других жертв, лишь бы у нас была наша еврейская страна. Главное — чтоб мы добились своего!» — сказал он Гилелю во время их последней встречи в тюрьме.
«У меня на глаза в этот момент невольно навернулись слезы. Я понимал, что передо мной стоит самый что ни на есть настоящий и самый обыкновенный национальный герой. Я сунул ему в руку пачку денег со словами, что основную сумму оставил Эли Заге и тот позаботится, чтобы он ни в чем не нуждался. На том мы и расстались», — рассказывал спустя много лет журналистам Салим Гилель.

Окончание тут
Петр ЛЮКИМСОН
«Новости недели»
Фото Зеева Александровича

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться